Часть 2 из 3 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После этих слов лицо Дана напряглось, а непривычно румяная для Избранного кожа Алана побледнела. Он схватил друга за руку и затормошил:
― Дани, а что если дядя Джед жив? Вдруг его спрятали где-то в крепости, и он бродит по подземелью, ища выход? Мы должны всё обыскать ещё раз!
― Перестань, Алан… умоляю, не начинай сначала. Ты готов хвататься за соломинку ― веришь любой небылице, ― карие глаза Дана странно блестели, ― у отца, насколько мне известно, не было врагов, чтобы так ужасно с ним поступать. Все знали, что Лорд Джед ― исключительно порядочный человек, принимавший всё очень близко к сердцу, а волнений в последнее время ему хватало с избытком, вот он и не выдержал. Пора смириться с потерей, братишка…
Я смотрел на обоих ребят с жалостью, ругая себя, что вспомнил эту историю ― только расстроил их ещё больше. Давал же себе слово ― ни во что не лезть, но какой-то демон словно тянул меня за язык:
― И в самом деле, с чего ты вдруг решил, что это убийство, а не несчастный случай?
Алан перевёл на меня взгляд горящих глаз:
― Потому что дядя сам об этом сказал! ― он с отчаянием смотрел на наши растерянные лица и, застонав, обхватил голову руками:
― Понимаю, звучит дико, но это правда. В тот же день, когда всё случилось, мы с отрядом обыскивали крепость. На нижнем ярусе, там, где раньше держали преступников, я почувствовал ледяной холод на щеке и услышал его голос:
― Алан, найди меня, ты в долгу перед нашей семьёй… Накажи убийцу, ― с шёпота он вдруг перешёл на крик, ― вы оба считаете, что я сошёл с ума, да? Пусть так, и всё же ― уверен, это был голос дяди Джеда, он шёл откуда-то снизу…
Дан вскочил и, обняв рыдающего друга, прижал его голову к своему плечу. Он что-то шептал безутешному мальчишке, и эта безумная сцена вдруг напомнила, как пять лет назад я вот так же плакал и кричал на груди старого Учителя, узнав, что мама меня бросила…
Ноги сами бежали в сторону Крепости, и вскоре я уже лежал на холодной пыльной кровати в своём новом «доме», едва сдерживаясь, и чтобы не расплакаться как этот бестолковый Избранный, вцепился зубами в собственную руку… До вечера было ещё далеко, а заняться ― совершенно нечем, поэтому я решил рассмотреть содержимое походного мешка, единственное, что отец позволил взять с собой. Должен сказать ― это не улучшило моего настроения:
― Только тёплый плащ и сапоги, да пара белья ― серьёзно? Даже слуги в нашем доме одевались лучше… Вот мерзавец, сам купается в золоте… Хорошо, что я догадался прихватить с собой деньги, но надолго ли их хватит?
На улице светило пока ещё тёплое солнце, а здесь, в каморке, было холодно как в подвале. Недолго думая, я решил затопить камин, хотя раньше никогда этого не делал. В результате всё вокруг быстро наполнилась едким дымом, от которого слезились глаза и першило в горле. Чьи-то руки за шкирку вытащили меня в коридор, впихнув в соседнюю комнату.
― Какого демона ты тут надымил, и где слуга? ― прокашлял Алан, усаживая брыкающегося «соседа» на свою кровать, ― хочешь, чтобы вся Крепость над тобой потешалась?
Я «завёлся», оттолкнув его так, что с размаху он приземлился' на пол:
― Отец не позволил, видимо, считая, что без пяти минут покойнику слуга ни к чему. И плевать мне на всех, и на тебя в том числе!
Улыбавшийся Алан смотрел с любопытством, но его голос звучал примиряюще:
― Теперь понимаю, почему тебя прозвали «Бешеный» ― не удивляйся, одна птичка напела… Да ладно, не злись, Кэм, эту проблему легко решить. Наш с Даном слуга так любит деньги, что с радостью возьмётся за дополнительную работу ― просто приплачивай ему, согласен?
Странно, но я почему-то сразу успокоился и, кивнув, подал ему руку, помогая встать. Долго копившаяся в душе обида на жизнь искала выход, и сам не понимаю как, слово за слово, рассказал Алану о своей непростой судьбе. Он молча слушал, и по лицу было видно, что ему тоже хочется поделиться собственной историей, но новый знакомый только нервно теребил косу, так и не проронив ни слова в ответ, заставляя злиться и чувствовать себя доверчивым идиотом…
Я кусал губу, исподлобья посматривая на задумавшегося парня, и чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу, спросил:
― Ты в самом деле слышал голос опекуна ― не врёшь?
Он вздрогнул, и в его взгляде было столько ужаса, что мне стало не по себе.
Алан тут же вцепился горячими пальцами в мою руку:
― Клянусь, это правда… Кэм, ты веришь в призраков? Понятно, я тоже раньше не верил. Всё равно сегодня же после ужина спущусь в подземелье и буду искать дядю Джеда, пока не найду…
Я схватил его за плечи и хорошенько тряхнул:
― Ты ненормальный, что ли, или самоубийца? Слышал, что Дан сказал ― не обманывай себя, мёртвого не вернуть ― потеряешься в этих катакомбах или шею свернёшь в темноте. Кому от этого станет легче?
Он вырвался, и, взбесившись, я заорал:
― Да, пожалуйста, сдохни, раз так хочется ― чихать и на тебя, и твои заскоки, своих выше крыши!
Но глядя, как он стоит, прижавшись лбом к стене, пытаясь подавить сильную дрожь в руках, зачем-то толкнул нытика в плечо, как ни в чём не бывало, спокойно добавив:
― Эй, когда выходим? Ну что уставился ― не могу же я тебя одного пустить, совесть потом замучает…
Честно, не ожидал от себя такого ― наверное, безумие заразно…
Мы встретились после ужина: в одной руке Алан держал большой фонарь, в другой ― страшного вида ржавую кирку, так что, не удержавшись, я хмыкнул:
― А это зачем, по пути будем искать клад?
Он сердито посмотрел на меня:
― Мало ли что… А где твой фонарь? Договорились же…
Пришлось продемонстрировать ему, что сделать простейшие световые шары способен сделать даже такой неуч, как я. Но не успели мы пройти и десяти шагов, как сильные руки нас остановили, схватив обоих за капюшоны плащей:
― Как чувствовал, что ты не послушаешься, упрямец… и этого «чудака» с собой прихватил ― наверное, вдвоём падать в яму, ломая всё что только можно, веселее. Ну что за малолетние придурки! ― голос Дана звучал хоть и насмешливо, но вполне беззлобно. Мне стало обидно, но на этот раз удалось себя сдержать.
Как ни странно, дальше он пошёл с нами. Благодаря опыту разведчика «искатели» довольно успешно преодолели несколько подземных коридоров, оставляя на стенах метки, чтобы не заблудиться. Алан во всём полагался на Дана, рассматривая поросшие мхом каменные блоки и удивляясь:
― Я точно не был здесь в прошлый раз, иначе запомнил бы и большую нишу, и этот нарост, похожий на горб дракона…
Его старший друг хмурился:
― Это же безумие, соваться сюда без плана катакомб. Здесь столько ходов и ловушек, ― при этих словах он схватил нас за руки, показывая на извилистую щель в полу, ― смотрите под ноги, если не хотите застрять тут надолго…
Неожиданно Дан присел около края расщелины:
―Посвети мне, Алан, тут что-то есть ― да, да, сюда, поднеси фонарь поближе… Ох, что это?
В его руке оказался бархатный, сильно запылившийся кисет. Алан вскрикнул, вырвав его из рук друга:
― Это же моего отца… Он оставил его на память перед тем, как уехать Послом к Призрачной преграде. Я никогда с ним не расставался, а неделю назад папин подарок пропал… Наверно, выпал из кармана во время поисков дяди Джеда.
Дан изумлённо вздёрнул тёмные брови:
― Возможно… Только погоди, ты же сказал, что не был в этих коридорах. Как тогда кисет оказался здесь?
Алан побледнел:
― Понятия не имею, наверное, кто-то его украл…
Дан помрачнел и, отодвинув Алана в сторону, прошёл немного вперёд, словно не слыша обиженного голоса:
― Дани, неужели ты думаешь, что я стал бы тебя обманывать?
Но тот даже не оглянулся, обратившись ко мне:
― Кэм, осторожно иди сюда и посвети вниз. Тут в полу провал, не оступись. Проклятье… эти тёмные пятна слишком похожи на засохшую кровь, а тут ещё что такое? ― он поднял с земли грязную тряпку и начал осторожно её отряхивать. Я подошёл ближе и ужаснулся ― обычно светло-карие глаза Дана потемнели, словно в них заглянула сама полночь…
Его голос запинался и хрипел:
― Здесь… яма, по краю, похоже, кровь и обрывок от нового плаща отца, я сам выбирал для него ткань в подарок. Этот оттенок с переливами синего очень редкий, не перепутаешь, ― он выхватил у меня из руки фонарь Алана, осветив им расщелину, ― пропасть, конца и края не видно. Боже, папа, вот я тебя и нашёл…
А дальше… У меня чуть сердце не разорвалось, когда Дан, подскочив к Алану и схватив за воротник плаща, начал его то ли трясти, то ли душить. Он так кричал, что, казалось, стены тоннеля вот-вот обрушатся, похоронив нас заживо:
― Мерзавец! Тебе мало было погубить моего брата, решил и от отца избавиться? За что, Алан, за что?
Я повис на нём, со стоном отрывая сильные пальцы парня от шеи побелевшего как снег мальчишки, и, о чудо, мне это удалось:
― Опомнись, Дан! Так нельзя ― ты обвиняешь друга в ужасных вещах только из-за клочка тряпки? А ещё говорят, что это я ― бешеный…
Тот тяжело дышал, его лицо побагровело, а вены на шее вздулись:
― Нет, не только… Посмотри на это, Кэм ― он судорожно рылся в полах плаща и, наконец, достал небольшой тёмный флакончик с серебряной крышкой, ― это один из ядов, что собирал отец. Он изучал эту дрянь, чтобы потом сделать противоядие, а… эта тварь… выкрала зелье, убив человека, заменившего ему отца!
Я глубоко вздохнул, как учил старенький Наставник, и сказал слово, которое любил повторять Главный Судья:
― Доказательства! Где доказательства, Дан? Пока это только твоё предположение, не больше…
Дан уже взял себя в руки, но его голос продолжал вибрировать подобно натянутой струне:
― Доказательства? Я нашёл этот флакон в его комнате, когда искал вас двоих…
Я и не заметил, что скрестил руки на груди, как любил делать Главный Судья на слушаниях дел. Когда-то мы с мамой часто ходили в Большой Зал Суда, где маленький сын жадно ловил каждое слово, произнесённое обожаемым отцом:
― Где именно?
― На столе у окна… Приготовил, наверное, чтобы ещё кое-кого отравить…
― Вы, конечно, не в курсе, Лорд Дан, но у бешеного Кэма особенная память― один раз что-нибудь увидев, я помню это всю жизнь. Перед тем, как встретиться с Аланом, заглянул к нему в комнату ― на столе стояли три книги, одна чернильница и прибор для письма, а также пирамидка из четырёх разноцветных камушков. Это всё, никаких флаконов… Да и вообще, зачем Алану устраивать весь этот балаган с поисками? Будь он виноват, сидел бы тихо как мышка в норке…
Недобро прищуренные глаза Дана снова потемнели, в них было презрение, предназначенное, видимо, непрошенному защитнику: