Где он свернул с того жизненного пути, по которому шел я. Но у меня не было времени думать об этом. Дверь открылась, и внутрь ворвалась волна свежего воздуха, принесшая шум города. Где-то там был Чикаго. Дилан без перстня Роско исчез в белом сиянии, и в это самое мгновение Дилан в кожаной куртке подмигнул мне и переступил порог следом за ним. «Что бы ты ни делал, не позволяй ему следовать за собой». Дверь за двумя Диланами начала закрываться. Каким-то образом я осознал, что, когда дверь закроется, мир за ней окажется навсегда отрезан от меня — лишь одна вселенная из многих мириад, и я больше никогда не смогу ее найти. Рванув, я пересек разделявшее нас пространство и оттолкнулся ногами, поднимаясь в отчаянном прыжке. Мое тело влетело в дверь в то самое мгновение, когда она закрылась, и свет вокруг меня стал ярче и жарче, словно я несся навстречу солнцу. Затем не осталось ничего. Никакого города. Никакого Чикаго. Вообще ничего. Часть вторая Глава 14 — Эй, приятель! Я услышал эти слова сквозь туман в голове, но мне не хотелось просыпаться. Я застрял в сновидениях. — Эй, приятель, просыпайся, вставай. Здесь спать нельзя! Я медленно моргнул, продирая глаза, и попытался сфокусировать взгляд. Постепенно мои органы чувств подключились к сознанию. Я лежал на спине, на улице, высоко в небе сияло летнее солнце. Где-то поблизости слышались крики чаек и голоса детей. Воздух вокруг обладал странным приторным запахом человеческого тела и сахарной ваты. Повернув голову и уткнувшись лицом в свою одежду, я сообразил, что источником запаха тела, вероятно, являюсь я сам. Надо мной склонился какой-то мужчина, заслоняя собой часть неба. — Вставай, вставай. Ну же, поднимайся! Я напряг затекшие конечности и принял сидячее положение, борясь с волной головокружения. Все мышцы моего тела ныли, словно я пролежал без движения несколько часов. Поморщившись, я потер шею и оглянулся по сторонам, испытывая жуткое разочарование. Ничего вокруг меня не изменилось. Я по-прежнему был на той же самой скамейке на Военно-морской пристани. Хуже того, склонившийся надо мной мужчина был в форме сотрудника чикагской полиции. Он был коренастый, среднего роста, с жесткими рыжими волосами и красными щеками. — Приятель, у тебя есть какие-нибудь документы? Мой рот был словно забит песком. — Мм… да, — с трудом выговорил я. — Да, конечно. Порывшись в карманах, я нашел свой бумажник и, вместо того чтобы вытаскивать из него водительское удостоверение, протянул его полицейскому целиком. Он открыл бумажник и прочитал мою фамилию. Я напрягся, не зная, дошла ли информация о розысках Дилана Морана до рядовых патрульных. Полицейский не предпринял попытки достать пистолет или наручники. Нахмурившись, он пытался понять, как быть со мной. Вероятно, вид и запах у меня были как у бездомного бродяги, однако в моем бумажнике лежали документы, удостоверяющие мою личность, и кредитные карточки крупных банков. — Дилан Моран? Это вы? — Да, это я. — С вами все в порядке, мистер Моран? У вас такой вид, будто день для вас выдался тяжелым. — Вы правы. Это действительно так. — Дело в том, что родителям не нравится, когда бездомные спят на скамейках рядом с детскими площадками. От вашего вида им не по себе. Кое-кто посчитал вас мертвым. — Ну, я жив, — попытался улыбнуться я. — Вам нужна помощь? Может быть, вызвать врача? — Нет, спасибо. Это просто последствия бурной вечеринки. Я почти ничего не помню. — Ну, когда в следующий раз решите оторваться по полной, предупредите своих знакомых. Если напьешься, пусть все знают, где тебя искать. Когда вот так отрубаешься на скамейке, тебя могут обчистить. Вы понимаете, что я имею в виду? — Понимаю. Спасибо. Я сейчас отправлюсь домой. — Замечательная мысль. И душ вам также не помешает. — Точно. Пошатываясь, я поднялся на ноги и слабо улыбнулся полицейскому. Я еще не был готов двигаться и не знал, куда идти, но у меня не было никакого желания задерживаться здесь, так как полицейскому могла прийти мысль запросить в системе мое имя и получить красную метку. Немногочисленные туристы, гуляющие по набережной, с любопытством смотрели на меня. Подозрительные мамаши крепче прижимали к себе своих малышей. Поправив галстук, хотя это нисколько не улучшило мой внешний вид, я смахнул грязь с рукавов и штанин и направился в город. Взглянув на часы, я увидел, что уже за полдень. С момента утренней встречи с Евой Брайер прошло несколько часов. Насколько я мог судить, галлюциногенные препараты, которые мне ввела Ева, ничего не дали помимо привидевшихся мне причудливых грез и невыносимой головной боли. Я не мог сказать, почему ожидал чего-то иного. При ярком свете дня мысль о скачках между мирами выглядела именно такой, какой и была. Невозможной. И тем не менее, если я ошибался насчет своего двойника, я также не мог объяснить убийства Скотти Райана и четырех невинных женщин. Тем временем самой Евы нигде не было видно. Она сделала мне укол и оставила меня одного, отчего у меня мелькнула мысль, не надеялась ли она на то, что я никогда не проснусь. Выудив из кармана телефон, я набрал ее номер. Мне хотелось сказать ей, что я по-прежнему здесь, по-прежнему в беде. Однако вызов не прошел. Меня не переключили на голосовую почту; вместо этого механический голос сообщил мне, что номер отключен. Ева отключила свой телефон. Ее послание не могло быть более красноречивым: она не хотела иметь со мной никаких дел. Дойдя до конца Военно-морской пристани, я остался у воды и направился в сторону центра. Вся беда была в том, что я понятия не имел, как быть, когда туда доберусь. Куда бы я ни пошел, меня там будет ждать полиция. У меня мелькнула было мысль сдаться самому, но я не знал, что говорить следователям. Я никак не мог доказать то, что я не тот, кем они меня считают. Убийца. Я глядел на воду, размышляя о своих дальнейших действиях, и тут у меня в руке зазвонил телефон. Взглянув на экран, я увидел определившийся номер Эдгара. Я поколебался, прежде чем ответить — дед практически никогда мне не звонил, — но в трубке раздался скрежещущий голос Эдгара, который невозможно было ни с чем спутать. — Эй, ты где? — спросил он. — В чем дело, Эдгар, зачем я тебе понадобился? — Я здесь, в Институте искусств. А ты где? — Эдгар, мы же встречались вчера. Мы встречаемся по четвергам, не забыл? — Но сегодня четверг. Я вздохнул. Мой дед уже начинал путать даты. С другой стороны, у меня также возникло подозрение, что это полиция устроила ловушку, заставив Эдгара позвонить мне. — Жди там, я буду через двадцать минут, — сказал я, после чего добавил: — Когда ты уходил из дома, там все было в порядке? — Что ты имеешь в виду? — Полиция к тебе не приходила? — Вообще-то да, полицейский сказал, что тебя ищут. — И что ты ответил? — Сказал, что не знаю, где ты. — Ты сказал, что собираешься встретиться со мной? — Нет, разумеется. То, чем ты занимаешься, — это твое личное дело. За много лет ты ясно дал мне это понять. Тут Эдгар был прав. — Хорошо, Эдгар. Я постараюсь прийти как можно скорее. Я окончил разговор. Встреча с Эдгаром казалась обыкновенным днем в обыкновенной жизни, вот только в моем мире теперь больше не было ничего обыкновенного. Я быстро направился к музею по улицам, по которым ходил всю свою жизнь. Быстрее было бы доехать на такси, но я решил беречь наличные до тех пор, пока они мне действительно не понадобятся. Вернувшись в центр города, я пересек наискосок Миллениум-Парк и прошел мимо павильона Притцкера, зеленая лужайка перед которым была заполнена людьми, обедающими на природе. Все скамейки были заняты. Я прошел мимо старика, читающего «Чикаго трибьюн»: первую половину он оставил на скамейке рядом с собой. Я машинально пробежался взглядом по заголовкам и увидел вверху на первой странице сообщение о том, что «Кабс» в третьем домашнем матче разгромили Филадельфию. Я изумленно застыл на месте. И не только потому, что «Кабс» разгромил кого бы то ни было. Нет, если я за чем-либо и следил, так это за бейсболом, и я знал, что «Кабс» должны принимать Филадельфию только на следующей неделе. Затем я взглянул на дату на газете и увидел, что это номер за следующую неделю. Сегодня был четверг, как только что сказал Эдгар. Я не понимал, как такое возможно. Каким-то образом я после встречи с Евой потерял целую неделю жизни и ничего об этом не помнил. Я вспомнил ее вопрос: «Дилан, у тебя бывали провалы в памяти?» До этого момента я бы твердо ответил, что не бывали, но я сидел на Военно-морской пристани рядом с Евой Брайер рано утром в пятницу. С тех пор прошло уже шесть дней, и я понятия не имел, что случилось за это время.