— С тех пор я видела его с десяток раз в других мирах. Видела то, что он делал. Это всегда одно и то же. Он убийца. — Знаю. — В последний раз Дилан заметил, что я за ним слежу. Он меня узнал. Поняв, что я его видела, он бросился ко мне. Мне пришлось произнести спасительное слово, чтобы бежать прочь. — Ева поежилась. — С тех пор я боюсь, что, куда бы я ни пошла, он меня там найдет. Но мне нужно путешествовать. Я не могу оставаться здесь. Я должна выбираться из этой жизни, понимаешь? Для меня это слишком. Я не могу мириться с тем, кто я. Я сойду с ума. — Ева, без тебя у меня ничего не получится. — Что, если ты последуешь за ним и снова потерпишь неудачу? — Этого не будет. — Может быть, ты не выдержишь. Я далеко не всегда использую чистые препараты. Когда они грязные, со мной во время прогулок случаются странные вещи. Жуткие, пугающие. — Я рискну. У нее смягчилось лицо. Обхватив мое лицо руками, она подалась вперед и, к моему удивлению, поцеловала меня. Ее губы оказались мягкими и податливыми, жаждущими любого человеческого общения. Я не стал ее останавливать. Насладившись поцелуем, Ева бессильно привалилась спиной к кирпичной стене. Она задрала толстовку, открывая плоский живот и отвислую грудь. К коже пластырем был приклеен шприц в футляре. — Бери. Протянув руку, я оторвал пластырь и взял шприц. Сняв с иглы крышку, я изучил прозрачную жидкость в шприце. С большой долей вероятности мне сейчас предстояло убить себя. Передозировка. — Куда ты попадаешь? — спросила Ева. — Что ты имеешь в виду? — Когда отправляешься на прогулку. Куда ты попадаешь? Где распутье? Наконец я понял: — В Институт искусств. К картине «Полуночники». — Я попробую провести тебя туда, — сказала Ева, — но я не знаю, что получится. Я постараюсь, но если препарат плохой… — Все в порядке. Посмотрев на шприц, я закатал рукав. Когда настал момент сделать себе укол, я заколебался. Я покрутил шприц в руке, не в силах заставить себя вонзить острую сталь в вену. — Хочешь, я сделаю укол? — предложила Ева. Я увидел у нее в глазах решимость. — Да. Она взяла мою руку с удивительной нежностью и уверенностью. Но тут до меня дошло, что когда-то давно Ева готовилась стать врачом. Она приставила иглу к моему локтевому сгибу. — Ты уверен? Потом обратной дороги не будет. — Я уверен. Я проводил взглядом, как прозрачная жидкость исчезает через иглу. Смесь холодной рекой разлилась по моему телу, и последним, что я услышал, был шепот Евы мне на ухо: — Убей его! ∞ Что-то пошло не так. Я сразу же это почувствовал. Я видел приходящих и уходящих других Диланов, сотни, ходящих взад и вперед передо мной, однако они находились в каком-то другом месте, отделенном от меня окном. Я попытался проникнуть к ним, но обнаружил, что полностью парализован. Я даже не чувствовал собственного дыхания. Опустив взгляд, я увидел рукава темно-синего костюма и поля фетровой шляпы, низко надвинутой мне на лоб по самые глаза. Мои руки опирались на какую-то стойку. Но я не мог пошевелиться. Все мои члены застыли. — Еще кофе? Я увидел другого Дилана. Он был в белой форме, с белой шапочкой на голове. Дилан перегнулся через стойку, перед которой неподвижно сидел я. — Что? — Я спросил, приятель, еще кофе? Передо мной стояла белая кружка. — Да. Конечно. Отлично. Взяв мою кружку, Дилан подошел к большой кофеварке у стены и наполнил ее. — Как насчет дамы? — поставив кружку передо мной, спросил он. Я не мог повернуть голову, но краем глаза я разглядел красивую женщину в красном платье, сидящую рядом со мной. Как и я, она сидела неподвижно, не разговаривая, не шевелясь, словно манекен. Ее лицо показалось мне до боли знакомым. Хорошенькая. Огненно-рыжие волосы в тон платью. Я очень хорошо знал эту женщину, но понятия не имел, как ее зовут. И тут до меня дошло. Я находился внутри «Полуночников». Я оказался внутри картины. Человек, быть похожим на которого я мечтал на протяжении многих лет, тот, который сидел рядом с женщиной в красном платье, — это был я. А все остальные Диланы находились снаружи, в зале музея, проходили мимо картины, направляясь куда-то по своим делам. Мне же идти было некуда. И тут я услышал смех. Я перевел взгляд. Справа от меня я увидел другого мужчину с картины, того, который сидел спиной к зрителю. Таинственного незнакомца. Это был еще один Дилан. Это был он. Вместо костюма и шляпы, которые должны были быть на нем, он был в кожаной куртке моего отца, перепачканной кровью. Его голубые глаза, вполне естественно, были глазами ночного ястреба[21], ищущего добычу. Отпив глоток кофе, он усмехнулся: — Вижу, ты не опустил руки, да? Я словно со стороны услышал собственный голос: — Я тебя убью! — Вот как? Ну, это мы еще посмотрим. Мой двойник допил свой кофе. В отличие от меня, он двигался без каких-либо проблем. У него был большой опыт нахождения на распутье между Множественными мирами, я же по-прежнему оставался новичком. Встав со стула, другой Дилан бросил на стойку долларовую бумажку и направился к двери кафе. На картине двери не было, лишь длинная стеклянная витрина и пустынная улица, поэтому, когда мой двойник дошел до края картины, он просто рассеялся, словно облачко тумана. Через мгновение я увидел его в зале музея. Я должен был последовать за ним, но я застрял в картине. Я смотрел на свои нарисованные руки, бывшие не более чем мазками краски на холсте. Вместо двух измерений я должен был снова стать трехмерным, но как я мог пошевелиться? Как мог изменить то, чем я был? Но тут до меня дошло, что все изменения у меня в голове. Раз я могу видеть, мыслить и говорить, я могу и все остальное, но мне нужно в это поверить. Мне нужно было принять то, что это реальность. Если это реальность, я смогу его управлять. Единственная тюрьма, из которой человек не сможет бежать никогда, — это его собственный мозг, однако именно наш мозг — то, что делает нас свободными. Все произошло медленно. Постепенно. Я напряг силу воли, заставляя себя двигаться, и почувствовал, как мой мозг подчиняется моим командам. Сначала согнулся один мой палец. Затем другой. Моя нога постучала по подножке стойки. Голова повернулась. Я был уже почти у цели. Я напряг все мышцы и оттолкнулся, и, словно разбив невидимое стекло, мое тело вырвалось из оков картины. Я оказался в зале, в окружении сотен других Диланов Моранов. Картина висела на стене, там, где и должна была висеть. Все ее персонажи были незнакомыми людьми, а не моими зеркальными отражениями. Я ощутил прилив уверенности в себе. В этом следующем мире все будет другим. Я не побежал. Я пошел спокойным шагом, уверенный в том, куда мне нужно идти и что я должен сделать. На этот раз другие Диланы расступались передо мной, позволяя мне преследовать своего двойника. Наконец я был готов. Настало время моего второго шанса. Часть третья Глава 28 Меня оглушил резкий вой клаксона. Завизжали тормоза. Подняв взгляд, я увидел грузовик, затормозивший в каких-то дюймах от моего лица. Он был так близко, что я разглядел на решетке радиатора раздавленных насекомых, и сам я только что не превратился в одного из них. Мимо в обе стороны проносились машины. Я стоял посредине Мичиган-авеню, вдалеке от ближайшего перехода. — Блин, чувак, откуда ты здесь взялся? — рявкнул на меня водитель грузовика. — Ты что, ослеп? Убирайся с проезжей части! Он добавил несколько ругательств, убеждаясь в том, что я его правильно понял. Я виновато поднял руки, признавая свою неправоту, дождался промежутка в потоке машин и поспешил на противоположную сторону. Прислонившись к фонарному столбу, я постарался отдышаться. Какая это была бы ирония судьбы — погибнуть под колесами грузовика. Я мысленно услышал хриплый голос Эдгара, рассказывающего про Даниэля Каттона Рича, директора Института искусств, который умер бы такой смертью в 1941 году, если бы мой дед случайно не толкнул его.