— Что вам еще надо? — негодующе вскричал Флауэрс. — Десять миллионов единиц пенициллина! Да вы только послушайте… — Он легонько стукнул по пряжке ремня, включая магнитофон. Чей-то голос произнес: — Противопоказания: чувствительность к илоцитину, а… Флауэрс поспешно нажал кнопку, перемотал пленку, снова нажал. «Пенициллин нужен? — послышался сиплый голос торговца. — Отличного качества. Прямо из лаборатории, и цена подходящая». Наконец пленка закончилась. Флауэрс стер концовку лекции доктора Карри о медикаментах и записал свои показания, добавив в конце: — Я, Бенджамин Флауэрс, медик седьмого года, клянусь Эскулапом и Гиппократом, что… Юридическую силу свидетельству придало подтверждение полицейского, надиктованное им, впрочем, с большой неохотой. Пленка исчезла в мясистой ладони сержанта. — Я думаю, этого будет достаточно, — сказал Флауэрс, — а вот и наш подопечный очнулся. Сонно мотая головой, торговец встал на четвереньки. Флауэрс слегка подтолкнул его ногой. — Учтите, я непременно прослежу за этим делом, — предупредил он сержанта. — Этот тип должен получить заслуженное наказание, так что не позволяйте ему бежать и не теряйте улики. Номер вашего значка я записал. — Зачем вы так? — голос сержанта звучал почти злобно. — К чему такая жестокость? Сейчас такое трудное время, а ему ведь тоже надо на что-то жить. Может, он пытается погасить долг по медицинскому контракту. Не он же придумал такую кабалу. А я тоже выполняю свой долг как могу, но, посудите сами, если бы мы арестовывали всех торговцев лекарствами подряд, то наша городская тюрьма треснула бы по швам. А кормить их чем? А если они захотят сбежать, как мы им помешаем?. — Это ваши проблемы, сержант. Именно такие крысы и хватают за горло честных врачей, а если антибиотики продавать бесконтрольно, то продолжительность жизни в итоге может упасть до семидесяти лет и даже ниже. И без того уже нечувствительных к ним штаммов развелось более чем достаточно. Флауэрс покосился на торговца. Тот продолжал сидеть на тротуаре, очумело мотая головой. — Кажется, я живой, — удивился он. — Я спасаю жизни, а не отнимаю их, — хрипло произнес Флауэрс. Не вставая, жулик резко повернулся к нему. — Козел! Ты еще попомнишь меня. Сам Джон Боун займется тобой! Мясник! Коновал! — Эй ты, захлопнись, — вмешался сержант, поднимая жулика на ноги. — Кончай хамить! Несмотря на внешнюю грубость, он обращался с задержанным удивительно бережно. Флауэрс презрительно усмехнулся. Сквозь шум двигателей вертолета доносились вопли торговца: — Это вы, мясники, во всем виноваты! Все из-за таких козлов, как ты! Нужный дом стоял возле пустыря, заваленного ржавыми трубами и кучами всяческого мусора. Двор его, когда-то мощеный, был весь в колдобинах и порос травой, местами она вымахала в человеческий рост. Здание казалось давно заброшенным. Выключив фары, Флауэрс немного посидел в темноте, осторожно изучая окрестности. Двухэтажный с мезонином дом с темными провалами окон доверия не внушал. Вдоль его фасада шла ветхая перекошенная веранда. Флауэрс подумал было, что ошибся, но тут заметил слабый отблеск в окне второго этажа. По гнилым деревянным ступенькам он осторожно добрался до старой обшарпанной двери. Путь ему освещал фонарь медицинской сумки. Постучал. Никакого ответа. Флауэрс повернул старинную бронзовую ручку. Дверь приоткрылась. Приготовив пистолет, он шагнул внутрь. Там ждала еще одна лестница, старая и скрипучая. Флауэрс неспешно пошел по ней. Свет фонаря отражался от перил, отполированных ладонями многих поколений. Древний коридор навевал жуть, но Флауэрс размечтался о том, как однажды он купит в пригороде домик и там будет такая же лестница с полированными перилами, старинная, вызывающая приятные воспоминания о прошлом. Лестница кончилась, и он оказался в темном коридоре. Фонарь высветил несколько дверей. Флауэрс попытался открыть ближайшую. Она была заперта. Он постоял, прислушиваясь. Дом скрипел, шуршал, даже стонал, будто старый и больной человек. Казалось, он превратился за многие столетия в живое существо. Внезапно одна из дверей открылась. В свете фонаря явилась девушка. Она спокойно, не мигая, смотрела на Флауэрса. Он тоже внимательно осмотрел ее. Рост около пяти футов и пяти дюймов. Заплетенные в косу темные волосы уложены венцом. Нежное лицо с молочно-белой кожей, желтое в цветочек платье, подпоясанное на тонкой талии, совсем не подчеркивало фигуру и совершенно не походило на модные облегающие модели. Но в хрупкой фигурке под тканью простенького платьица скрывалось нечто настолько привлекательное и даже соблазнительное, что сердце Флауэрса забилось учащенно. И тут он понял, что девушка совершенно слепа. — Вы медик? — спросила девушка мягким контральто. — Да. — Проходите, но осторожнее, пожалуйста, не разбудите жильцов. От них могут быть неприятности. Девушка с лязгом задвинула тяжелый засов. Флауэрс остановился на пороге, с любопытством разглядывая большую комнату. Похоже, раньше она была спальней большой квартиры, но ее перегородили, превратив в однокомнатную квартиру. На ящике стояла чадящая керосиновая лампа. Рядом стояли два стула и газовый камин. На деревянной кровати лежал мужчина лет шестидесяти. Он тяжело дышал, глаза его были закрыты. — Филлип Шумейкер? — спросил Флауэрс. — Да, — кивнула девушка. — Вы его дочь? — Соседка. — Как вы здесь оказались? — Он же болен, — просто ответила она. Флауэрс пристально глянул в ее спокойное, даже, пожалуй, безмятежное лицо. С трудом отведя взгляд, он сел на стул возле кровати, открыл сумку, вынул приборы и проводки. Один контакт он прикрепил на грудь старика, другой — к запястью, третий — на ладонь. Вокруг бицепса он обернул манжету тонометра и, пока она надувалась, вложил в рот больного загубник. К голове он приладил что-то похожее на ермолку. Через несколько минут Шумейкер стал похож на муху в паутине, передающую слабые импульсы пауку в сумке. Но «паук» этот был связан невидимыми нитями с аппаратурой «скорой», стоящей на улице, и не высасывал из «мухи» жизнь, а вливал ее. Подготовка заняла одну минуту и двадцать три секунды, но в следующий момент Флауэрс заметил на сгибе руки пациента кусочек пластыря. Он нахмурился и сорвал его. Под ним оказались маленькая припухлость вокруг разреза на вене и черное пятнышко засохшей крови. — Кто это сделал? — Я, — спокойно ответила девушка. Под кроватью стоял большой кувшин. Пинту жидкости в нем Флауэрс определил как кровь, сворачивающуюся, но еще теплую. — Кто вам позволил сделать кровопускание? — Без этого он бы умер, — сдержанно ответила девушка. — Вы что, хотели убить его?! — Флауэрс повысил голос. — Сейчас не средневековье, да и тогда самозваных лекарей сжигали на костре! — Вы же медик, — мягко сказала девушка, — вас же учили этому. Вы должны знать, что при кровоизлиянии в мозг иногда может спасти только немедленное кровопускание. Это снижает давление, кровь в артерии может свернуться и остановить кровотечение. Флауэрс заглянул в сумку. На табло высветились строчки диагноза. И вправду кровоизлияние, но кровотечение уже остановилось, опасность миновала. Из кармашка сумки он вынул пакет с компрессом, выдернул шнурок из упаковки, отчего она развалилась надвое, и проследил, как она растворяется в воздухе. Потом аккуратно развернул компресс и плотно прижал его к ранке. Тот намертво прилип к коже. — Мне придется доложить о вас, — сухо сказал Флауэрс. — Закон запрещает медицинскую практику без лицензии. — Но он же умирал! — А врачи, по-вашему, для чего? — Он вызвал врача, но вы добирались часа полтора. И если бы я сидела сложа руки, он бы давно умер! — Это не шутка — найти вас ночью в таком месте! — Я понимаю и не упрекаю вас, — она пошарила рукой, нащупала стул и грациозно опустилась на него. — Вы спросили меня, и я ответила. И мне кажется, вы поняли. Логика девушки представлялась безупречной, но ничто не может оправдывать нарушение закона. Медицина была монополией специалистов, подчиненных освященному веками этическом кодексу. Медицина давно превратилась в своего рода религию для избранных, и профанам касаться ее не дозволено. — А если бы вы ошиблись? — спросил он. — Неужели вы не понимаете, что вам просто повезло? — Может быть, но ведь он жив. — Да, но скорее всего ненадолго. С удивительной для слепой уверенностью и точностью движений она поднялась, подошла к больному и положила ему руку на лоб. — Нет, — твердо сказала она, — он выживет. Он очень хороший человек, и умереть просто так мы ему не позволим. Она стояла, почти прикасаясь к нему. Близость ее странно взволновала Флауэрса, он ощутил аромат молодого тела. Дыхание его участилось, сердце встрепенулось и учащенно запрыгало на мгновение у него помутилось в голове, в висках застучала кровь. «А почему бы и нет?.. Нет… Нельзя. Честь медика, да и не маньяк же я в самом деле! А она кажется такой беззащитной…» Флауэрс овладел собой практически сразу. Он даже не шевельнулся, но она отпрянула, словно почувствовала полыхнувшую в нем страсть.