Картина потихоньку вырисовывалась перед ней. Кира почувствовала себя редкостной идиоткой. Она ведь сама пришла к нему в дом тогда, даже после всего, что он ей наговорил! А он! Он знал, что она так просто не оставит, козел этакий! Своими отталкивающими действиями он в итоге и приблизил её к себе! И еще использовал происшествие с отцом, мерзавец! А она? Дура, вот дура! Как она могла повестись на такое? Девушка не выдержала и громко всхлипнула. В мозгу так и всплывали сцены их жаркого секса, отчего она чувствовала себя использованной. Глупой маленькой девочкой, которой воспользовался взрослый дядя для услаждения своего либидо. Как в «Лолите», которую она прочла прошлым летом, где главный герой лишь удовлетворял свои потребности извращенца. Но в отличии от бедной Лолиты, оставшейся круглой сиротой на попечении отчима-педофила, Кира сама прыгала к нему в постель, снова и снова. И, что самое ужасное, получала от этого небывалый кайф, такой, что глаза закатывались. Горячий стыд накатывал на плачущую девушку удушливыми волнами, отчего она стала заикаться. Так паршиво она еще никогда в жизни себя не чувствовала. Краем уха она услышала звук приближающегося автомобиля, сбавляющего скорость. Это заставило разбитую девушку отвлечься от истерики. Она напряглась и затравленно посмотрела на автомобиль, что теперь ехал не быстрее, чем она шла. — У вас все в порядке? — послышался знакомый голос. Кира удивленно посмотрела на Мигеля Тауэрса, обеспокоенное лицо которого вдруг стало изумленным. Он, так же как и она, не ожидал увидеть её здесь. — Кира? — ошеломленно произнес он, все еще не уверенный, что это она. — Что ты здесь делаешь? — Привет, Мигель. — Она быстро смахнула слезы с щек, пряча взгляд. — Что случилось? — Парень выскочил из машины и подбежал к ней. — Тебя кто-то обидел? — Нет, все в порядке. — Кира попыталась выдавить из себя улыбку. — Пойдем. — Он взял её за руку; не ожидавшая этого девушка дернулась — Извини! — Он поднял руки кверху. — Пойдем в машину, я отвезу тебя домой. Первые десять минут они ехали молча. В теплой машине Мигеля Кира потихоньку расслабилась, чувствуя себя совершенно разбитой и страдая от головной боли и жажды. — С тобой точно ничего не случилось? — осторожно спросил он, глядя на дорогу. — Нет. — Кира слегка улыбнулась; вышло вымученно, но это была искренняя улыбка. — Со мной все в порядке, — частично соврала она. — Правда. Спасибо тебе. — Да не вопрос. — Он бросил быстрый взгляд на её форму из-под расстегнутой куртки. — Так что ты тут делала, еще и в такое позднее время? — Работала, — честно ответила девушка. — Официанткой на вечере, который устраивала мама Кортни. — Понятно. Тебе что, не заплатили или кто-то из гостей приставал? — предположил Мигель, видимо, поставив себе цель узнать причину её слез. — Нет… просто… — Она тяжело выдохнула. Повисла напряжённая пауза. — Если не хочешь говорить, — вдруг вымолвил парень, — то не надо. Я не пытаю. Просто… — Он сочувствующе посмотрел на неё. — Просто у тебя был такой безутешный вид, что я решил, что произошло что-то страшное. «Мое сердце разбил мой учитель математики, — подумала Кира, — который трахал меня так, как только в порно бывает». Она почувствовала приступ тошноты, представив Дэвида с той женщиной. — Останови машину, — попросила девушка, чувствуя, что её сейчас вырвет. *** — Выглядишь паршиво, — констатировал Мигель, подавая ей бутылку воды, купленную в супермаркете, у которого они остановились. Её приступ рвоты ничем не кончился, только противными спазмами, сопровождающимися ужасными звуками, что она издавала. Кире было жутко стыдно перед другом. — Спасибо, — хмыкнула она, принимая бутылку. — Ты очень мил. По обезоруживающе улыбнулся. — Таков я. — Мне нельзя домой, — вымолвила она после нескольких глотков. — Мать думает, что я еще на работе, а я свалила оттуда. Парень нахмурился. Кира видела, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не спросить её еще раз, в порядке ли она. — Просто надоело прислуживать этим надменным рожам, — попыталась объяснить Кира. — Понятно, — только и сказал тот. — Поедем где-нибудь посидим? — Вообще-то, я бы хотела выпить, — призналась девушка, замечая, как округлились глаза друга. — У тебя дома есть что? — Эм… — Мигель не знал, что сказать и как реагировать. — Есть пиво. Но ты же… — Пожалуйста, Мигель. — Кира посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на который была способна. — Мне так хуево. Я тебе все расскажу после пары баночек. — Ладно, — произнес окончательно сбитый с толку парень. — Поехали. *** — Ты, блять, серьезно? — неверяще спросил он, спустя час. — Всё из-за какого-то парня? В голосе Мигеля так и сквозило презрение, но слегка захмелевшей Кире было плевать. Они сидели друг напротив друга в тесной комнате юноши. — Да, знаешь. Просто навалились всё это, — попыталась оправдаться она. — И история с родителями, потом отец… — Она прервалась, делая глоток пива. — Потом Фрэнк и Ким, да еще Кортни, теперь вот это… — Черная полоса, — кивнул парень, смягчаясь. — Бывает. — Извини, — вдруг произнесла Кира, — что заставила тебя нервничать. — Да ладно, брось, — отмахнулся тот. — Мы же друзья. И поэтому я как друг скажу тебе, никакой парень не стоит того, чтобы так по нему убиваться. — Я знаю, просто… — Никаких «просто», — отрезал Мигель. — В жизни есть вещи поважнее всяких мудаков. А он настоящий мудак, раз променял тебя на другую. Таких как ты еще поискать надо. Слова друга были произнесены небрежно, но Кире все равно стало приятно. — Несмотря на все сплетни, что ходят обо мне? — Какие? Будто ты изменяла Фрэнку? — Прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос. — Я не верю этому, да и не мое это дело. — Это правда, — вдруг произнесла она. Кира почувствовала острую необходимость открыться ему. Она почему-то чувствовала, что тот её не осудит. — Я просто встретила его, — продолжала она, — когда мы с Фрэнком еще были вместе, но я хотела с ним расстаться. Он не заслужил того, чтобы я его обманывала, но не хотела делать это перед праздниками. — Она посмотрела на Мигеля Тауэрса, который молча слушал, мрачнея с каждой секундой. — В итоге получилось так, как получилось. А теперь сама узнала, что тот мне изменяет… — Карма, — вдруг сказал парень ледяным тоном, отчего Кира поёжилась. — Ты злишься на меня? — тихо спросила она после недолгой паузы, ругая себя за свою откровенность. — Я? — переспросил тот. — Почему? — Просто у тебя такое лицо. — Не знаю, Кира. Фрэнк мой друг. Ваши любовные дела это только ваше, просто… блять… — он вздохнул. — Я думал, что Фрэнк пиздит. Он часто жаловался на тебя, когда вы еще не были официально вместе, считая, что тебя тянет только на гавно. — Ты расскажешь ему? — спросила она, глядя лишь перед собой. Вновь захотелось плакать, только теперь от несправедливости и жалости к себе. Она изменила своему парню, который был добр к ней, с мистером Коулманом, а потом грязно врала, чтобы выгородить себя, в итоге тот её использовал как хотел и отплатил той же монетой, как она Фрэнку. Да, Мигель прав, карма. Самое паршивое в этом было, что её друзья думали о ней только хорошее, а она подвела их, решила, что Дэвид любит её, повелась на красивые слова, как последняя портовая блядь. Мигель, наверно, так о ней сейчас и думает. Так ей и надо. — Нет, — ответил парень. — Всё кончилось. Вы оба двинулись дальше, что ты, что он. — Спасибо, — пискнула Кира, отворачиваясь. По щекам уже скатывались непрошенные слезы. Увидев её состояние, Мигель тихо вышел, оставив её одну, наедине с её болью и унижением. XIV Дейв в который раз нажимал кнопку вызова рядом с её контактом. И опять долгие гудки. Прошло два дня с их встречи на том злополучном вечере, и все эти два дня он не мог до неё дозвониться. В школе она тоже не появлялась, как и не отвечала на его сообщения. Хуевый знак — полное молчание. Он предпочел бы уже, чтобы она орала на него и покрывала матом, как в прошлый раз. Значит, всё совсем плохо. Он оставил ей миллион голосовых, но, судя по тому, что ответа от неё так и не было, он понял, что она их не слушала, а может, они её не убедили. Он даже пытался звонить ей домой, но всегда клал трубку после первого гудка, ведь её мама могла подойти к телефону, а тогда точно вопросов было бы не избежать. Он несколько раз подъезжал к её дому, чтобы проверить всё ли в порядке, паркуясь на расстоянии. И только вчера вечером увидел её, шагающую в сторону дома с противоположной стороны улицы. Во всяком случае он знал, что с ней все хорошо. Сегодня она опять не появилась на занятиях, а это значит, что другие учителя, скорее всего, предупредят Грин о её пропусках, и тогда у неё будут проблемы дома, если, конечно, её мать еще интересуется её успеваемостью, учитывая их нынешнее положение. Но он все равно не хотел, чтобы у девочки были проблемы из-за него и решил поговорить с Грин лично и убедить её не звонить матери. Прозвенел звонок, оповещающий о конце перемены, и он убрал телефон в карман штанов. Сегодня вечером он наведается к ней на работу. Если Магомед не идет к Горе, то Гора идет к Магомеду. *** Кира зачерпывала попкорн картонным цилиндром, крепко сжимая челюсти. Прошло уже два дня с того момента на том сраном вечере, а её все никак не отпускает. Она поставила попкорн на стойку и протянула руку, чтобы принять деньги. — Приятного просмотра, — выдавила она из себя, возвращая сдачу. В груди больно саднило. Между желудком и легкими словно образовался тяжелый ком, а сердце билось так, будто она шла до этого несколько сотен метров быстрым шагом. Кира шумно выдохнула через нос, закрывая глаза от переизбытка чувств стыда и ненависти к самой себе, что периодически накатывали на неё. А точнее, в таком состоянии она находилась уже третьи сутки. Это минуты покоя — или в её случае апатии — накатывали на неё периодически, давая передышку нервной системе. Как она могла быть такой идиоткой? Как она могла повестись на такое? Как она могла дать ему использовать себя? Манипулировать собой? Как? Видимо, она совсем дура набитая, раз не заметила очевидных признаков манипуляции. Права была её мать тогда, десять лет назад, когда Кира училась чистописанию — она еще та бестолочь. Потому что ну как можно было этого не заметить-то? Здесь ведь все было. Она буквально недавно читала статью в интернете «признаки мужчины — манипулятора». И эта его показная холодность в самом начале. Разыгрывал, блять, из себя недотрогу. Затем унижение, но какое! Он унизил её, при этом не сказав ни одного обидного слова. И эта техника «ближе-дальше». Ситуация в его доме — наглядный пример. Его замыслу трахнуть её там, прямо на обеденном столе, помешала его больная мать. А уж эта игра на чувстве жалости. Слезливая история о болезни его матери. Кира чувствовала всепоглощающую ненависть, что сжигала всё на своем пути, мешая спать по ночам. Ненависть не только к нему, но больше к себе — за то, что повелась на его уловки, за то, что дала использовать себя, за то, что ревела из-за него. Последнее убивало больше всего. Она не хотела быть размазнёй, даже перед самой собой. И когда слезы всё равно подступали к горлу, она буквально давала себе пощечину, чтобы прийти в себя. В школу она не ходила. Это был уже третий день, когда она прогуливала занятия, а это значит, что завтра или на днях объявится Грин со своими нравоучениями и сованием носа в чужие дела, черт бы её побрал. Меньше всего Кире были сейчас нужны неприятности дома, но она все равно ничего не могла поделать с собой. Она не могла и не желала его видеть, а его бесконечные звонки, которые сразу же переключались на беззвучный режим, являлись триггером к очередному приступу ненависти к себе и ко всему живому. Кира каждый раз боролась с собой, чтобы не ответить ему, проигрывая в голове песню Dua Lipa. Уже второе утро подряд она вставала так же, как обычно вставала в школу, собиралась на занятия и выходила из дому, делая вид, что идет в сторону точки, откуда автобус забирает школьников, но по пути сворачивала в другую сторону и ехала в торговый центр, чтобы провести время там, так как по утрам Джин была дома. К полудню она возвращалась домой, а затем шла на работу в кинотеатр. Подошла еще одна парочка и попросила два больших попкорна и две колы. Кира еле сдержалась, чтобы не скривить лицо: в руке у девушки была деревянная палочка, на конце которой было красное сердечко с ленточкой с надписью: «Я люблю тебя». День Святого Валентина лишь завтра, но, похоже, некоторые пары уже начали праздновать, заставляя одиноких или брошенных страдать уже сейчас. Разве мало того, что все прилавки пестрят разного рода сердечками и мягкими игрушками по тематике? Куда Кира не обращала свой взор, везде были надписи: «Я люблю тебя!», «Любимой», «Будь моей». Лучший момент для расставания, а точнее, для открытия того, что тебе изменяют, ничего не скажешь. Пока она набирала попкорн, Кира позволила себе закатить глаза, вспоминая, что мистера Коулмана тоже ждала открытка ко Дню Всех Влюбленных, которую он бы получил на свой домашний адрес. Она планировала отправить её вечером двенадцатого числа, то есть, вчера. Но то было в прошлой жизни, до того, как она узнала правду. Эта открытка ей приглянулась в книжном магазине, куда они зашли с матерью, чтобы купить отцу какого-нибудь дешевого чтива в реабилитационный центр, помимо журналов, что он читал. «128√e980» На белом фоне красным цветом на обложке открытки, а внутри, когда открываешь, видишь то же самое, только без верхней половины текста, так что получается I love you. И маленькое сердце внизу. Просто. Открытка так и лежит в одном из ящиков стола, за которым она делает уроки. «Приду домой и сожгу её к чертям!» — подумала Кира и повернулась с двумя большими попкорнами. От увиденного у неё взлетели брови. За парочкой, что мило переговаривалась между собой, стоял Мигель Тауэрс. Кира рассчитала голубков и вопросительно посмотрела на друга. После того случая они не разговаривали и не виделись. И, признаться, видеть человека, которому она открыла свою одну из самых противных тайн, ей хотелось сейчас меньше всего. — Привет, — приветливо поздоровался он. — Как дела? — Норм. — Она попыталась сделать вид, что занята, и принялась протирать стойку. Всё что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом. — Как работа? — поинтересовался парень, положив обе руки на прилавок. — Тоже ничего. Как обычно. — Я это… — Мигель замялся, заставляя Киру отвлечься от своего занятия и посмотреть на него. — Пришел извиниться перед тобой.