Мужчина не остановился. — Здравствуйте,— произнес он, улыбаясь.— Вы — Мельхиор Киммель? — Да. Чем могу быть полезен? — спросил Киммель, у кото­рого перехватило дыхание: до него только тогда дошло, что это полицейский сыщик, когда тот осведомился о его имени. Обычно Киммель соображал быстрее. — Я лейтенант Корби из филадельфийской полиции. Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Разумеется. В чем дело? Он сунул руку с листком в карман брюк, левую руку тоже сунул в карман. — В совпадении обстоятельств.— Молодой лейтенант оперся локтем на бюро и сдвинул шляпу на затылок.— Вам случайно не попадалось на глаза сообщение о женщине, которая недавно погибла недалеко от стоянки автобуса? — Да, попалось как раз нынче утром,— ответил Киммель, под­ражая искренней, прямой и, как ему казалось, истинно американ­ской манере общения.— Я его, понятно, прочел. — Мне бы хотелось знать, не приходила ли вам мысль, что это один и тот же убийца, а также не стало ли вам известно после гибели жены нечто, бросающее подозрение на определенное лицо? Киммель усмехнулся. — Если бы стало, то сразу заявил. Я поддерживаю связь с ньюаркской полицией. — Совершенно верно, а я из Филадельфии,— сказал Корби с улыбкой.— Но эта, последняя, смерть приключилась в моем штате. — По-моему, в газете говорилось о самоубийстве,— заметил Киммель.— А что, муж виновен? Лейтенант Корби снова улыбнулся. — Скажем, не полностью вне подозрений. Пока мы ничего не знаем. Он ведет себя так, будто виновен. Он вытащил сигарету, закурил, отошел от стола на пару шагов и обернулся. Киммель с тревогой следил за ним. Вид у лейтенанта был глуповатый и озорной. Киммель все еще не мог определить, насколько тот умен. — В конце концов, такой удобный способ убийства,— произ* иес Корби.— Езжай себе следом за автобусом до первой останов­ки.— Корби задержал на Киммеле взгляд голубых глаз.— Дело­то почти верное, жена наверняка пошла бы с ним в какое-нибудь укромное место... Столь примитивная уловка вызвала у Киммеля презритель­ную ухмылку; чтобы скрыть ее, он заморгал своими маленькими глазками, поправил очки, затем вообще их снял, подышал на стекла и принялся не спеша протирать чистым носовым платком. Он пытался придумать какое-нибудь ехидное или убийственное возражение. — Только у Стэкхауса даже нет алиби,— добавил Корби. — Возможно, он невиновен. — Вам не приходило в голову, что Стакхаус мог убить жену таким способом? Ничего себе вопрос, подумал Киммель. В газете утвержда­лось открытым текстом, что Стакхаус мог бы убить ее именно так. Киммель смерил Корби надменным взглядом. — Мне не доставляет удовольствия читать про убийства, что, по-моему, вполне понятно. Утром я всего лишь просмотрел эту заметку. Я ее перечту, газета у меня дома. Мистер Стакхаус на кухонном столе. Корби был еще непри­ятнее Киммелю, чем Стакхаус. У Стэкхауса могли иметься свои основания. Киммель скрестил на груди руки. — О чем конкретно вы хотели меня расспросить? — Ну, вообще-то я уже расспросил,— несколько сдержаннее ответил Корби. Он нервно прохаживался по свободному пятачку между бюро и одним из длинных столов, заваленных книгами.— Нынче утром я как раз просматривал в полиции дело об убийстве вашей жены. В тот вечер вы были в кино, так? — Да,— ответил Киммель, теребя пальцами закрытый нож в левом кармане и листок заказа — в правом. — Алиби подтвердил Энтони Рикко. — Совершенно верно. — И у вашей жены не было врагов, которые могли бы ее убить? — Враги-то у нее, думаю, были,— сказал Киммель. Он чуть ли не игриво поморщился и устремил взгляд на залитую ярким светом доску письменного стола.— Характер у нее, у покойницы, был не ангельский. Ее многие не любили. Однако же, чтобы взять и убить — таких не знаю. Я не назвал ни одного человека, которого мог бы подозревать. Корби кивнул. — А вас самого не подозревали? Брови Киммеля еще выше полезли на лоб. Если Корби хочет его спровоцировать, то не выйдет. — Мне это неизвестно. Мне об этом не говорили. Он полностью владел собой и стоял, высокий, прямой, под пристальным взглядом Корби. — Мне бы хотелось, чтобы вы внимательно прочитали мате­риалы о деле Стакхаус. Если пожелаете, я пришлю вам полицей­ские отчеты — те, что допущены к обнародованию. — Но меня это совсем не интересует, честное слово,— воз­разил Киммель.— Мне, видимо, нужно поблагодарить вас за то, что вы об этом подумали. Если б я как-то мог вам помочь — но я просто не вижу как. Он снова превратился в честного американского гражда­нина — подался вперед, весь внимание. — Вероятно, никак.— Губы Корби под каштановыми усиками сложились в улыбку.— Но не забывайте — да я уверен, что вы и так помните: убийцу вашей жены пока не нашли. Тут могут обнаружиться самые неожиданные связи. Киммель чуть-чуть приоткрыл рот и, словно вдруг догадав­шись, спросил: — Так вы ищите маньяка, который убивает женщин на авто­бусных стоянках? — Да. Одного — это уж точно.— Корби отступил и откла­нялся: — Вот, пожалуй, и все. Большое спасибо, мистер Киммель. — Рад был помочь. Киммель провожал его взглядом, провожал взглядом эту непроницаемую угловатую спину под пальто цвета ржавчины, пока она не расплылась в его близоруких глазах и он не услышал, как захлопнулась дверь. Он вытащил бланк с заказом из кармана и положил на место, туда, где лежали другие бланки. Если заказ Стакхауса прибудет, то пусть себе лежит, решил Киммель, а Стэкхаусу он сообщать не станет. Если бланк обнаружат в бюро, он объяснит, что не мог вспомнить фамилию клиента. Так будет безопасней, чем просто уничтожить листок: вдруг им вздумается переворошить все его бумаги и они обнаружат отсутствие бланка? Что-то он слишком разволновался, слишком осерчал, одернул он самого себя. Так не годится. Тем не менее до сих пор никто не догадывался, как это ему удалось. И вдруг, пожалуйте, Стак­хаус, судя по всему, догадался, а теперь и Корби. Киммель сел и заставил себя еще раз внимательно прочитать письмо Рексолла, прежде чем приступать к ответу. Рексолл запрашивал книгу «Зна­менитые псы в борделях XIX века». Примерно через час Киммелю позвонил Тони. Он сказал, что к ним в кулинарию явился какой-то мужчина и выспрашивал про тот вечер и про все, что Тони тогда показал в полиции. Ким­мель посоветовал не придавать этому значения. Он не стал говорить Тони, что мужчина сперва побывал у него. Киммелю пока­залось, что Тони отнюдь не в восторге. Когда в свое время с Тони беседовали в полиции, он каждый раз сам прибегал и все расска­зывал Киммелю. Глава 23 На другой день после похорон — это был понедельник — Уолтер остался дома, хотя делать там было решительно нечего. Он как бы добровольно принес себя в жертву вежливым визите­рам, большую часть которых видел впервые в жизни. Он просто диву давался, сколько народу — бывших клиентов Клары по де­лам с недвижимостью — явилось засвидетельствовать, как их огорчило известие о ее смерти. Никто, решил Уолтер, буквально никто ни в чем его не подо­зревал. Газетные сообщения, хотя самые падкие на сенсацию листки раздули дело, как только могли, вызвали на удивление мало толков; у него, по крайней мере, никто ничего не выспрашивал. Напротив, двое или трое посетителей, которых он совер­шенно не знал, посочувствовали ему: это надо же, какая ирония судьбы — поспей он чуть-чуть пораньше и успел бы ее удержать. Некоторые даже считали, что с этой целью он и поехал за авто­бусом. Но никто, видимо, не ставил под сомнение его невинов­ность, даже тени сомнения не возникло у них, как возникло оно у Джона (Уолтер это почувствовал), когда тот ездил с ним в Фи­ладельфию. Уолтеру казалось, что у Джона были свои сообра­жения о том, почему он последовал за Кларой, но, с другой сто­роны, Джон имел на то основания, и это Уолтер тоже понимал. Джон больше, чем кто-нибудь другой, знал о его отношениях с Кларой, куда больше, чем, скажем, Айртоны. О своих планах отправиться в Рино за разводом Уолтер сообщил Джону только после похорон, и Джону показалось странным, почему он не ска­зал раньше. Последние недели Уолтер вообще вел себя как-то непонятно — не звонил Джону, ни с кем не встречался. Свои подозрения Джон никак не выказывал, но Уолтер их чувствовал. У него возникло желание поговорить с Джоном начистоту, во всем ему исповедаться, включая поездку к Киммелю и смутные чувства, обуревавшие его в тот вечер, когда он пустился вдогонку за Кларой. Но Уолтер подавил это желание. Джон, знавший больше всех, по-прежнему оставался его луч­шим другом. Рядом — когда в нем есть нужда, вдали когда Уолтеру хочется побыть одному. В среду вечером он был у Уолте­ра, когда позвонила Элли. Она звонила узнать, не сообщила ли полиция чего нового. Уолтер ответил, что сотрудники нью-йоркской полиции побывали этим утром у него на службе и допросили его. — Они держались совсем не враждебно,— уточнил Уолтер,— только расспрашивали о том, что я говорил раньше. Полицейские в штатском побеседовали с ним всего несколь­ко минут, и Уолтер решил, что это не столь уж серьезно, а то бы полиция обратилась к нему на пару дней раньше. Элли не спросила, когда они увидятся. Уолтер знал, что она понимает: после того, что в воскресенье распубликовали газеты, им лучше пока не встречаться, не то появится новая сенсация. Но Уолтеру так хотелось с ней свидеться, что он махнул на все рукой и выпалил: — Элли, ты можешь встретиться со мной завтра вечером? Можешь приехать ко мне пообедать? — Если ты считаешь, что это не страшно, конечно, могу. Когда Уолтер вернулся в гостиную, Джон, склонившись в углу над тумбочкой, перебирал пластинки. — Элли очень тебе дорога, Уолт? — спросил он. — Думаю, очень. — Сколько времени это у вас продолжается? — Ничего у нас не продолжается,— ответил Уолтер с легким раздражением. — Ты ее любишь? Уолтер подумал. — Не знаю.