— Она тебя явно любит. Уолтер уперся взглядом в пол, смутившись, как мальчишка. — Она мне нравится. Может, я ее и люблю. Ей-богу, не знаю. — Клара знала о ней? — Да, еще когда и знать-то не о чем было. — Несколько раз вы, видимо, все же встречались? — спросил Джон, посмотрев на него. — Только дважды. Уолтер медленно прошелся по комнате. Он думал о том, как тщательно выбирала Клара этот ковер, обегала в Манхаттане все магазины, пока не нашла именно то, что нужно, — Значит, ты сумел произвести на нее сильное впечатление,— заметил Джон, добродушно посмеиваясь. — Надолго ли его хватит? Я не очень хорошо ее знаю. — Брось скромничать,— голос Джона походил на ворчание дружелюбного медведя. — Но я и вправду не знаю, чем у нас кончится с Элли,воз­разил Уолтер, вконец растерявшись. Они с Джоном мало гово­рили о женщинах — только о том, что значит быть на них жена- тыми. Если у Джона и были связи после развода со Стеллой, он о них помалкивал. Уолтер впервые изменил жене с Элли. Джон выпрямился с кипой пластинок в руках. — Кстати, хочу повторить — мне нравится Элли. Если вы двое друг другу по сердцу, по-моему, это здорово. Джон улыбнулся, Уолтер ответил тем же. — Дай-ка я тебе налью. — Спасибо, не надо. Приходится следить за талией. — Тридцать четыре дюйма тебе все равно не грозят! Давай выпьем за Элли. Уолтер щедрой рукой соорудил два хайбола с шотландским виски и поставил на кофейный столик. Они уселись, подняли стаканы, и тут Уолтер сломался. Улыбка его превратилась в горь­кую гримасу, на глазах выступили слезы. — Ну, Уолтер, не переживай,— произнес Джон, обнимая его за плечи. А Уолтер думал о Кларе, которая растворилась, оставив после себя несколько унций пепла в отвратительной серой капсуле. О Кларе, чье тело он ласкал, которая была такой красивой. Он почувствовал, как Джон пытается взять у него стакан, и вцепился в него мертвой хваткой. — Ты, верно, считаешь меня последней скотиной? — спросил Уолтер..— Считаешь, что я скотина, раз сижу тут. и пью за дру­гую женщину, когда жену только что сожгли в печи, скажешь нет? — Скажу нет! Уолтер, немедленно прекрати! —, И раз я сижу тут сейчас и все тебе выкладываю, скажешь нет? — продолжал Уолтер, не поднимая головы.— Но будет тебе известно, я обожал Клару. Я любил ее больше всех женщин на свете! — Я знаю, Уолт. — Нет... ты не все знаешь. Никто не знает. Уолтер услышал, как хрустнул стакан. Он посмотрел на свои сочащиеся кровью пальцы, что сжимали неровный осколок, раз­жал руку, и битое донышко упало на пол. — Ты не знаешь,— повторил он.— Не знаешь, каково мне сейчас. Он думал о пустой лестнице, о пустой спальне на втором эта­же, о ярких Клариных шарфиках, что лежали в стенном шкафу на верхней полке. Он думал о Джеффе, как тот не находит себе места ни днем, ни ночью, поджидая хозяйку. Он думал даже о звуке ее голоса... Уолтер почувствовал, как его ревком.поставили на ноги, понял, что это Джон хочет отправить его умыться, и принялся извиняться: — Прости, Джон, как глупо все получилось, прости. Ты не думай, виски тут... — Какое виски, ты и выпить не успел! — возразил Джон, по­могая ему подняться по лестнице.— Вымой лицо и руки и хватит думать об этом! Глава 24 В эту неделю у Уолтера было очень мало работы: готовясь уйти в полуторамесячный отпуск, он все дела передал Дику Дженсену. Уолтер этим воспользовался и не сидел до конца рабочего дня. Служба угнетала его еще сильнее, чем дом в Бенедикте. В четверг около трех часов дня он вошел в кабинет к Дику. — Слушай, Дик, давай уволимся в следующем месяце,— пред­ложил он.— Давай позвоним Шерману и скажем, что снимем по­мещение под бюро с первого декабря или даже с середины ноября, если он успеет его подыскать. Шерман ведал наймом помещений в здании на 44-й улице, где они планировали обосноваться. Дик Дженсен с минуту участливо смотрел на него, не говоря ни слова, и Уолтер понял, что в его голосе прозвучали истерические нотки и Дик, вероятно, решил — из-за Клары. — Может, подождем, пока все немного уляжется,— ответил Дик.— Я-то, понятно, и в мыслях... я знаю, что ты, Уолт, в этом никак не замешан, но не годится открывать юридическое бюро в таких обстоятельствах. — Будущим нашим клиентам плевать на это с высокого де­рева,— возразил Уолтер. Дик отрицательно помотал головой. Он все стоял у своего пись­менного стола с тревожным выражением на лице. — Я тоже не думаю, Уолт, что это может нас погубить. Но, по-моему, ты не отдаешь себе отчета, насколько все это выбило тебя из колеи. Я же всего-навсего стараюсь удержать нас от поспешного шага. Это может означать только то, подумал Уолтер, что он не же­лает открывать на паях консультацию, которая может запросто прогореть из-за дурной репутации партнера. Как, однако, этот же самый Дик распинался во вторник о своей вере в него, в его чест­ность и неподкупность! — Ты же сам говорил, что не сомневаешься — все утрясется. К первому декабря, конечно, утрясется. Но я о другом: лучше заранее предупредить Кросса о нашем уходе, за месяц, если ты не против, и дать объявление о бюро. Если тянуть с этим до первого декабря, пока все придет в норму, так мы до середины января про­сидим без клиентов. — И все-таки, Уолт, я думаю — лучше повременим. Уолтер смерил взглядом полноватые телеса Дика, облаченные в костюм строгого покроя, и слегка выступающее под жилетом брюшко — результат бесчисленных яичниц с ветчиной, съеденных на завтрак, и такого же количества неспешных ленчей из трех блюд. Дома у него покладистая жена, жива и здорова. Он-то мог себе позволить спокойно выжидать. Уолтер бросил портфель на пол и стал натягивать пальто. — Сматываешься? — спросил Дик. — Сматываюсь. Мне здесь тошно. Эту дребедень можно про­честь и дома. Уолтер пошел к двери. — Уолтер... Он обернулся. — Я не хотел сказать, что рано предупреждать Кросса. Сов­сем напротив, думаю, его нужно предупредить за месяц. Так что в понедельник на той неделе — это будет первое ноября,— думаю, самое время. — Прекрасно,— ответил Уолтер.— У меня заявление уже написано, осталось только проставить число. Но, направляясь к, лифту, Уолтер сообразил, что Дик согла­сился по одной простой причине: если он передумает, его всегда возьмут обратно. А вот подписывать договор о найме помеще­ния — это Дик не спешил. По дороге к !автостоянке Уолтер заметил витрину магазина стеклотоваров, зашел и купил для Элли массивную вазу швед­ского стекла. Он не был уверен, одобрит ли она его выбор, но решил, что в ее квартире ваза будет смотреться нормально. Элли не гналась за стилем и обставляла комнату чем угодно, лишь бы ей нравилось. Заглянув в Бенедикте еще в несколько лавок, он купил биф­штекс, трюфели, овощи для салата и бутылку красного вина. Клав­дии он сказал, что вечером приходить не надо, последние три ве­чера она вообще не являлась, потому что они с Джоном пред­почитали сами себе готовить. Днем он читал материалы, которые принес со службы, а около половины седьмого приступил на кухне к приготовлению обеда. Затем разжег в камине гостиной огонь. Элли позвонила в дверь в две минусы восьмого. Он был на­столько уверен, что она явится вовремя, что ровно в семь начал смешивать мартини. — Это тебе,-— сказала Элли* протягивая букетик в вощеной бумаге. Уолтер улыбнулся: — Ты смешная девчонка. — Почему это? — Любишь дарить мужчинам цветы. — Никакие это не цветы, а сорняки с газона у меня перед домом. На кухне Уолтер развернул стеклянную вазу и поставил, в нее цветы. Клевер и маргаритки с их коротенькими стебельками едва не утонули, но он успел принести вазу Элли. — Это тебе. — Ох, Уолтер! Ваза? Какая красивая!