Внезапно Киммель запустил Корби стаканом в голову, вце­пился ему в рубашку и потащил на себя через столик. Он отвел назад правую руку, чтобы нанести зубодробительный удар, и тут словно пуля вошла ему в диафрагму. Он ударил правой и про­махнулся. Руку завернули вниз, ее пронзила острая боль; ноги у него оторвались от пола, в животе сделалось тошнотворно пусто, он закрыл глаза и почувствовал, что летит по воздуху. Призем­лился он на бедро, да так, что в окнах зазвенели стекла, и обна­ружил, что сидит на полу. Он поднял глаза на расплывающуюся удлиненную фигуру Корби, которая возвышалась над ним. Пух­лая левая рука Киммеля поднялась сама по себе, как взлетевший воздушный шарик. Он до нее дотронулся и ничего не почувство­вал. — Руку сломали! — пожаловался он. Корби фыркнул и поправил манжеты. Киммель повернул голову вправо, потом влево, осматривая пол. Он встал на колени. — Вы не видите моих очков? — Держите. Киммель почувствовал, как очки суют в его левую, все еще воздетую руку, сомкнул пальцы на тонкой позолоченной дужке, почувствовал, как она выскользнула, услышал, как очки упали на пол, и по звуку понял, что стекла разлетелись. — Сукин сын! — крикнул он, поднимаясь. Покачиваясь, он шагнул к Корби. Тот небрежно отступил в сторону. — Не советую повторять. Будет то же самое, только хуже. — Пошел вон! — заревел Киммель.— Убирайся отсюда, ты, вонючий... ты, таракан! Педераст! Киммеля понесло в область анатомии и сексопатологии. Корби быстро шагнул к нему и поднял руку. Киммель замолк и отпря­нул. — Трус,— сказал Корби. Киммель повторил все, что он думает о Корби. Корби надел пальто. — Предупреждаю, Киммель, я вас в покое не оставлю, и это станет известно всем в городе, всем вашим дружкам и приятелям. А в ближайшее время я приведу к вам Стакхауса. У вас с ним много общего. C этими словами Корби вышел, хлопнув дверью. Несколько минут Киммель постоял на месте, подобравшись, насколько мог, всем своим дряблым телом и уставясь прямо перед собой глазами, в которых все расплывалось. Он представил, как Корби идет к библиотекарше мисс Браун, к Тому Бейли, бывшему муниципальному советнику, умнейшему человеку из всех, кого Киммель знал в округе, чью дружбу завоевал с самым большим трудом и ценил превыше всего. Том Бейли и понятия не имел о связи Хелен с Эдом Киннардом, но Корби, в чем Киммель не сом­невался, не преминет всем рассказать о ней, как только узнает сам, расскажет со всеми пакостными и мерзкими подробностями, включая и то, что Хелен подцепила Киннарда прямо на улице, как обычная проститутка, потому что все это было известно Лине, лучшей подруге Хелен. Хелен перед ней похвалялась! Корби в каж­дого из них заронит сомнения. Киммель стронулся с места. Чтобы удержать равновесие, ему приходилось семенить. Ощупью, придерживаясь за стену, он доб­рался до кухни, где под краном умылся холодной водой. Затем так же ощупью добрался до телефона в гостиной. Он долго наби­рал номер, ошибся, набрал снова. — Привет, Тони,— сказал Киммель бодрым голосом,— что делаешь, старина?.. Вот и хорошо, а то у меня беда, и немалая. Я сломал очки — споткнулся о коврик; вероятно, не одни очки сломаны, но стекла вдребезги. Загляни на часок посидеть со мной, а то читать я не могу, вообще ничем не могу заниматься. Киммель слушал в трубке голос Тони, объяснявшего, что обя­зательно придет, вот только кое-что закончит, терпеливо слушал этот скучный, застенчивый голос, с удовольствием вспоминая об услуге, которую оказал Тони три года назад, когда Тони обрю­хатил одну девчонку и метался в поисках подпольного акушера. Киммель за несколько минут им такого нашел, надежного и не очень дорогого. Тони от признательности ползал перед ним на коленях, потому что одна мысль о том, что его весьма религиоз­ное семейство, не говоря уже о родных девушки, может узнать об этом, повергала его в ужас. Положив трубку, Киммель поднял перевернутый столик, по­ставил на него лампу и вывинтил разбитую лампочку. Падение в комнате могло, конечно, причинить урон, однако в разумных гра­ницах. Потом он подошел к книжному шкафу и начал играть с резными фигурками, переставляя их части под разными углами и наблюдая, как меняется от этого общая композиция. Напря­гая глаза, он различал их нечеткие очертания на фоне светлого дерева, картина получалась забавная. Сигарообразные формы были соединены в цепочку невидимой проволокой. Одни напоми­нали животных о четырех ногах; другие, составленные из десятка, если не более, частей, вообще были ни на что не похожи. Даже у Киммеля не было для них определенного имени. Про себя он иногда называл их своими щенятками. Тут не было и двух похо­жих фигурок, он сам придумывал формы, в которых отдаленно угадывались персидские мотивы. Поверхность фигурок в корич­невых пятнышках была так отшлифована мелкозернистой шкур­кой, что на ощупь казалась бархатной. Киммель любил оглажи­вать их подушечками пальцев. Этим он и занимался, когда в дверь позвонили. Тони вошел, держа шляпу в руке, и неуклюже плюхнулся на стул, прежде чем Киммель успел предложить ему снять пальто. Тони неизменно льстили вечерние приглашения домой к Киммелю, До этого такое случалось раза три-четыре. Тони вскочил помочь Киммелю найти в стенном шкафу вешалку для пальто. — Выпьешь пива? — спросил Киммель. — Как же, не откажусь. Киммель, хотя и наполовину слепой, величественно прошест­вовал через холл и ощупью включил свет на кухне. Тони, как он полагал, чувствовал себя слишком скованно, чтобы вызваться принести пиво. Бестолковость Тони вызывала у Киммеля отвра­щение, но, с другой стороны, благоговейный страх мальчишки перед его начитанностью и хорошими манерами в непривычном, как догадывался Киммель, для Тони сочетании с компанейским духом льстил Киммелю. — Тони, не мог бы ты оказать мне любезность — выкроить завтра утром время отвезти меня на моей машине к оптику? — спросил Киммель, ставя на столик бутылку и пивные стаканы. — Конечно, мистер Киммель. Во сколько? — Около девяти. — Конечно,— повторил Тони, нервно перекладывая ногу на ногу. Просто не верится, подумал Киммель, что этот ничтожный соп­ляк с оспинами на безвольном лице и вправду сумел обрюхатить девчонку. Киммель был уверен, что Тони просто-напросто не поду­мал о последствиях, не имея ни малейшего представления о том, откуда берутся дети. Поэтому-то ему и было раз плюнуть. По прикидке Киммеля, Тони занимался любовью примерно раз в не­делю. У Тони имелась постоянная подруга, но не из тех девчонок, с которыми спали окрестные парни. Киммель частенько подслуши­вал их разговоры из выходившего в переулок окошка лавки. Осо­бым спросом у них пользовалась девица, которую звали Конни, но никто ни разу даже не упомянул Франку, девушку Тони, хотя Киммель не пропустил бы ее имени мимо ушей. — Что поделываешь в последнее время, Тони? — Да все то же, стою за прилавком, хожу играть в кегли. У него всегда был один и тот же ответ. Но Киммель неизменно задавал ему этот вопрос из долга вежливости, которую, как он понимал, тот не оценит. — Да, кстати, Тони, полиция, вероятно, снова будет тебя рас­спрашивать в ближайшие дни — или недели. Не давай им себя запугать. Расскажи им... — Нет, не дам,— ответил Тони, хотя слегка испуганно. — Расскажи им в точности то, что было, то, что ты видел соб­ственными глазами,— продолжал Киммель тихо и четко.— Ты видел, как я в восемь вечера сел на свое место в кинотеатре. — Ну, конечно, мистер Киммель! Глава 26 — Мистер Стакхаус, к вам лейтенант Корби,— сообщила Джоун по интеркому.— Попросить подождать или сразу примете? Уолтер посмотрел на Дика Дженсена. Они вместе составляли резюме по делу о налоге и должны были закончить к пяти часам. — Скажите, пусть минутку подождет,— ответил Уолтер. — Мне уйти? — спросил Дик. Дик, вероятно, знает, кто такой Корби, подумал Уолтер. Корби наверняка приходил к Дику с Полли — у Айртонов он побывал уже дважды,— но Дик ничего не сказал об этом. — Да, мне, пожалуй, лучше поговорить с ним один на один,— ответил Уолтер. Не говоря ни слова и не взглянув на него, Дик взял со стола свою незажженную трубку и вышел. Уолтер попросил Джоун пригласить Корби, и тот тут же явился, улыбающийся и энергичный. — Знаю, что вы заняты,— заявил он,— и сразу перехожу к делу. Я бы хотел, чтобы сегодня вы съездили со мной в Ньюарк встретиться с Киммелем. Уолтер медленно встал. — Зачем мне встречаться с Киммелем? У меня работа, кото­рую... — Но мне нужно, чтобы Киммель встретился с вами,— воз­разил Корби, включив улыбку.— Киммель виновен, и следствие по его делу близится к завершению. Мне нужно, чтобы Киммель вас увидел. Он считает, что вы тоже виновны, и это его пугает. Уолтер нахмурился. — Вы тоже считаете меня виновным? — спросил он тихо. — Нет, не считаю. Мне нужен Киммель.— От улыбки голубые глаза Корби зажглись насквозь притворной веселостью.— Разу­меется, вы можете отказаться... — Пожалуй, так я и сделаю. — ...но я могу сделать ваше собственное положение в не­сколько раз неприятней, чем сейчас. Уолтер вцепился пальцами в край стола. А он-то поздрав­лял себя с тем, что Корби еще не сообщил газетчикам о вырезке с заметкой об убийстве Киммель, и даже начал питать слабую надежду, что Корби понял: вся история может оказаться цепоч­кой простых совпадений и на нем нет вины. Теперь Уолтеру стало ясно — Корби нарочно попридержал информацию о вырезке, чтобы ему пригрозить. — Зачем вам все это, к чему вы стремитесь? — спросил он. — Вытащить правду на свет,— самодовольно ухмыляясь, от­ветил Корби и закурил сигарету. И тут Уолтера озарило: его цель — продвинуться по службе, вместо одного человека замести, если получится, сразу двоих и тем самым заработать себе повышение. Беспардонное честолюбие Корби предстало перед Уолтером с такой очевидностью, что он поразился — как он раньше не распознал этот единственный сти­мул всех действий лейтенанта! — Если вы имеете в виду публикацию эпизода с вырванной заметкой,— сказал Уолтер,— валяйте, печатайте, но с Киммелем я встречаться не стану. Корби внимательно на него посмотрел: — Это не просто эпизод, не просто сообщение в печати — оно может вам исковеркать всю жизнь. — Мне все представляется не таким ясным, как вам. Вы еще не доказали, что Киммель виновен, тем более именно в том деянии, которое вы, судя по всему, вменяете не только ему, но и...