— То есть как это? Ты мне не веришь, когда я утверждаю, что не убивал? — Я хочу, чтобы ты поклялся,— повторила Элли. — Мне что, требуется принести присягу? Я рассказал тебе о каждой минуте того вечера, ты знаешь каждый мой шаг не хуже полиции. — Хорошо. Я всего лишь просила тебя поклясться. — Дело не в клятве, а в принципе, в том, что ты вообще меня просишь об этом! — резко возразил он. — Но ведь это так просто, верно? — Ты мне тоже не веришь! — произнес он. — Я верю. Я хочу верить. Но... — Нет, не веришь, а то бы не стала просить! — Ладно, хватит об этом.— Она покосилась в сторону.— Давай говорить тише. — Ab чем дело? Я за собой никакой вины не знаю. Но ты мне не веришь, это ясно как день. Предпочитаешь сомневаться, как все другие! — Уолтер, перестань,— прошептала Элли. Ты ведь подозреваешь меня, скажешь нет? Она ответила ему таким же яростным взглядом. Уолтер, я еще извиню твое поведение тем, что у тебя издер­ганы нервы, но только если ты немедленно прекратишь! — Ах, извинишь! — передразнил он. Элли вскочила и выскользнула из-за столика, Уолтер только успел заметить, как в дверях мелькнули разлетающиеся полы ее пальто. Он поднялся, вытащил бумажник, бросил на стол пяти­долларовую бумажку и выбежал на улицу. — Элли! — позвал он. Он всмотрелся в мешанину огней и машин на 42-й улице, окинул взглядом перекрестки на другой стороне. Она, вероятно, пошла к вокзалу Пенн, чтобы сесть на поезд до Леннерта, раз свою машину оставила дома. А если не к вокзалу? Где живет Пит Злотников? Где-то в Вест-Сайде. Да ну его к черту, подумал Уолтер. И ее тоже. Он вернулся на стоянку на Третьей авеню. Домой он поехал привычным маршрутом по Ист-Ривер-драйв. Большие склонен­ные ивы по сторонам Марлборо-Роуд недалеко от дома наводили на него тоску, оживляли в памяти сумрачные крылатые фигуры, парящие над могилами и надгробиями на гравюрах Блейка. Он поставил машину в гараж. Когда под ногой у него треснула ве­точка, он подскочил на месте. Расколотую болтающуюся нижнюю перекладину калитки он не отбросил пинком, как обычно, а при­поднял и закрепил на поперечине. Проснулся он в шесть утра — пошаливали нервы и мучитель­но хотелось есть. Он натянул старые парусиновые штаны и ру­башку и короткую фланелевую куртку, в которой ездил на ры­балку. Проходя через кухню, он прихватил кусок хлеба с сыром и направился к сарайчику у гаража. Он решил починить калитку. Ему пришлось отпилить от полена кусок на скрепу, но, по­скольку перекладина была примерно из такого же дерева, конеч­ный результат его удовлетворил. Он соединил перекладину — не лучшим образом, однако теперь она хоть не будет скрести концом по земле. До семи (он обычно вставал в этот час) оставалось еще двадцать минут, поэтому он принес из гаража кисть и белую крас­ку и подмазал кухонное крыльцо в тех местах, где краска начала слезать. Он заканчивал, когда со стороны дороги послышались шаги. От автобусной остановки в конце Марлборо-Роуд прибли­жалась Клавдия. Она издали ему улыбнулась и крикнула: — C добрым утром, мистер Стакхаус! — Доброе утро, Клавдия! — отозвался он. Виновница всех его бед, подумал Уолтер. По крайней мере, самой крупной. Она несла в сумке купленную для него зелень. — Рановато вы нынче,— заметила Клавдия. Она, казалось, обрадовалась, увидев его в старой одежде, хлопочущим по хо­зяйству. — Я решил, что давно пора наладить калитку. Осторожней — нижняя ступенька еще не высохла. — Вот и славно! — весело ответила Клавдия. Она осторож­но переступила и вошла на кухню. Уолтер отнес краску в гараж, промыл кисть скипидаром и вернулся в дом. Поднявшись на второй этаж, он позвонил Элли из верхнего телефона. У него не было уверенности, что она ока­жется дома. Она подняла трубку только после пятого или шесто­го вызова и объяснила, что принимала ванну. — Прости за вчерашнее, Элли,— произнес Уолтер.— Я вел себя очень грубо. Я хочу сказать, что клянусь в том, о чем ты меня просила. Клянусь тебе, Элли. На том конце последовало долгое молчание. — Хорошо,— наконец ответила она очень тихо и очень серьез­но.— Когда ты такой, с тобой невозможно разговаривать. Ты вы­ставляешь себя в плохом свете, много хуже, чем на самом деле. Можно подумать, ты воюешь против чего-то, что наводит на тебя слепой ужас. В самом ее тоне чувствовалось, что она ждет от него новых оправданий и утверждений о невиновности, ждет, чтобы он опять стал разубеждать ее с самого начала. Он по-прежнему улавли­вал в ее голосе нотки сомнения. — Элли, я очень сожалею о вчерашнем,— сказал он спокой­но.— Больше такого не повторится. Господи Боже ты мой! Снова молчание. — Мы сегодня увидимся, Элли? Ты можешь приехать ко мне пообедать? — До восьми я занята на репетиции. Уолтер вспомнил, что в школе начались репетиции спектак­ля к Дню Благодарения. — Тогда после. К восьми я заеду за тобой в школу. — Ладно,— не очень охотно согласилась она. — Элли, в чем дело? — Мне кажется, ты ведешь себя как-то странно, в этом, оче­видно, все дело. — А мне кажется, что ты ищешь в этой истории то, чего в ней нет! — возразил Уолтер. — Hy вот, опять. Уолтер, меня нельзя упрекать за то, что я задаю свои простые вопросы, после того как вчера я встрети­лась с таким типом, как Корби... — Корби спятил,— перебил ее Уолтер. — Если Корби тебя и вправду расспрашивает, я не понимаю, зачем тебе нужно врать мне об этом. Эдак ты любого заставишь подозревать, что действительно пытаешься что-то скрыть. Ты не можешь упрекать меня за то, что я задаю простые вопросы, когда такой человек, как Корби, обрушивает на меня версию, в которую сам, судя по всему, верит и которая, возможно — не вероятно, а только возможно, допустима, поскольку не противоречит извест­ным фактам,— закончила она тоном спорщика. Уолтер подавил рвавшийся с языка ответ и уже в следующую секунду лихорадочно искал слова, способные развеять ее подоз­рения, удержать ее, потому что чувствовал — она ускользает. — Версия Корби невозможна,— начал он ровным голосом,— потому что я не мог совершить то, что мне инкриминирует Корби, а затем околачиваться четверть часа на стоянке, расспрашивая всех и каждого, где найти убитую мной женщину! Она молчала. Он понимал, о чем она думает: ну вот, он опять завелся, а что толку? — Значит, до встречи,— сказала она.— В восемь. Он хотел потянуть разговор, но не знал, как это сделать. — Хорошо,— произнес он, и они повесили трубки. Глава 27 Задержавшись на углу, Уолтер поискал глазами Корби. Какой-то старик пересек улицу, ведя за руку ребенка. Булыж­ная мостовая, казалось, впитала в себя всю грязь песчинок, вре­мени и греха, как и окружающие покрытые пятнами здания. Уол­тер свернул в нужном направлении и остановился, уставившись на лошадь с продавленным хребтом, которая тащила повозку с пустой тарой. Еще не поздно позвонить, подумал он. Сперва он собирался так и сделать, но испугался, как бы Киммель не отка­зался от встречи или не повесил трубку, услыхав его голос. Уолтер пошел дальше. Книжная лавка находилась на этой стороне ули­цы. Уолтер миновал магазинчик с выставленными в окне обивоч­ными материалами, занюханную мастерскую по ремонту ювелир­ных изделий и увидел выступающую на тротуар витрину лавки Киммеля. Сейчас она была освещена ярче, чем раньше. Два или три человека просматривали книги на столах; через стекло витрины Уолтер заметил, что Киммель подошел и заговорил с женщиной, а та протянула ему деньги. Еще не поздно уйти, подумал Уолтер. Опрометчивое и глупое предприятие. Он оставил на службе неза­конченную работу. Дик на него рассердился. Можно было пус­титься в обратную дорогу и поспеть в фирму к четверти пятого. Но он знал — стоит ему вернуться к работе, как те же доводы и по­буждения снова начнут его мучить. Уолтер толкнул дверь и вошел. Он увидел, как Киммель, скользнув по нему взглядом, посмот­рел на что-то другое, однако сразу же опять взглянул на него и, поправив очки толстыми пальцами, уставился во все глаза. Уолтер двинулся прямо к нему. — Можно вас на пару минут? — попросил он. — Вы одни? — Да. Женщина, у которой Киммель взял купленную книгу, равно­душно посмотрела на Уолтера и снова повернулась к столу. Ким­мель пошел в глубь магазина с книгой и деньгами в руках. Уолтер ждал. Ждал терпеливо, стоя у другого стола. Он взял какую-то книгу и принялся разглядывать обложку. Наконец Киммель к нему подошел. — Не хотите пройти ко мне? — спросил он, глядя на Уолтера сверху вниз холодными, почти лишенными выражения глазами. Уолтер пошел за ним. Он снял шляпу. — Не надо,— сказал Киммель. Уолтер вернул шляпу на место. Киммель всей своей громадой застыл за столом-конторкой в неприязненном молчании.