— Мне хочется, чтобы вы знали — я невиновен,— торопливо произнес Уолтер. — Для меня это должно представлять огромный интерес, не так ли? — спросил Киммелъ. Уолтер считал себя подготовленным к враждебности со стороны Киммеля, но, столкнувшись с ней, вдруг пришел в смятение. — А почему бы нет? В конечном счете будет доказано, что я не­виновен. Я понимаю, что навел на вас полицию. — Ах, понимаете? — Я понимаю и другое: что бы я вам ни говорил, все будет не­лепо, а то и смехотворно,— решительно продолжал Уолтер.— Я и сам в очень незавидном положении. — Вы-то — да! — сказал Киммель погромче, хотя он, как и Уолтер, говорил достаточно тихо, чтобы не привлекать внимания покупателей.— Да, именно вы,— произнес Киммель другим тоном, в котором сквозило удовлетворение.— Ваше положение куда хуже моего. — Но я невиновен,— сказал Уолтер. — Мне это безразлично. Мне нет дела до того, натворили вы там что-то или нет. Киммель подался вперед, упершись руками в столешницу. Уолтеру показалось, что он в жизни не видел ничего вульгар­нее его жирного рта с глубокой канавкой вдоль верхней губы сердечком. — Я понимаю, что вам нет дела. Я понимаю, что единственное ваше желание — никогда меня больше не видеть. Я пришел сюда только... Уолтер замолчал, поскольку молодой человек подошел и спро­сил: — У вас есть что-нибудь по подвесным лодочным моторам? Киммель вышел из-за стола. Все получалось не так. Уолтер представлял себе обстоятель­ную беседу с Киммелем, в которой за последним даже было остав­лено право возмущаться, но ему, Уолтеру, полагалось высказать все, что он имел сказать. Теперь, однако, он не мог ничего выска­зать. Когда Киммель вернулся, он решил попробовать сначала. — Мне тоже безразлично, виновны вы или нет,— тихо про­молвил он. Киммель, склонившийся над столом — он только что сделал запись в блокноте,— повернулся к Уолтеру. — А вы как считаете? — спросил он. Уолтер считал, что Киммель виновен. Так считал Корби. Но держался ли он, как лицо виновное? Уолтер этого не считал. ^— Ну! — спросил в упор Киммель, выпрямляясь и завинчивая колпачок авторучки.— Ваше мнение — это ведь очень важно, не так ли? — Я считаю, что вы виновны,— ответил Уолтер,— но для меня это не имеет значения. Если Киммель и растерялся, то лишь на миг. — То есть как это — не имеет значения? — В этом все дело. Я вторгся в вашу жизнь. Меня тоже счита­ют виновным. По крайней мере, полиция ведет дознание так, будто считает. Мы с вами в одинаковом положении. Уолтер замолчал, но ему требовалось сказать кое-что еще. Он ждал, что ответит Киммель. — Почему вы думаете, что ваша невиновность не должна мне быть безразличной? — спросил тот. Уолтер не стал отвечать — ему было жизненно важно сказать о другом. — Мне хочется поблагодарить вас за то, что вы не обязаны были делать. Вы ведь не сообщили Корби, что я был у вас раньше. — Не стоит благодарности,— отмахнулся Киммель. — Вам не могло навредить, если б вы рассказали, а вот мне навредило бы, и, может, безнадежно. — Я еще могу рассказать,— холодно заметил Киммель. Уолтер сморгнул. Киммель словно плюнул ему в лицо. — Вы намерены рассказать? — А какой у меня интерес вас защищать? — спросил Ким­мель, и его низкий голос дрогнул.— Вы понимаете, что вы на меня навлекли? — Да. — Вы понимаете, что все это будет тянуться бог знает сколь­ко — и для меня и, вероятно, для вас? — Да,— ответил Уолтер, хотя на самом деле так не думал. Он отвечал Киммелю, будто маленький мальчик, которого рас­пекают и поучают. Сжав зубы, он решил больше не отвечать Киммелю, но тот прекратил вопросы. — Вы убили жену? — спросил Уолтер. Он отчетливо видел безобразный рот Киммеля, видел, как в недоверчивой улыбке вздернулся дрожащий уголок толстых губ. — Думаете, так я вам и выложил, вы, кретин, сующий нос в чужие дела? — Мне нужно знать,— ответил Уолтер, наклоняясь к нему.— Я хочу сказать, мне безразлично, докажет ли вашу вину полиция. Это меня не интересует. Мне только нужно знать. И Уолтер посмотрел на Киммеля. Он чувствовал, что Киммель все-таки даст ответ, и что все — его, Уолтера, жизнь и судьба — зависло над пропастью, как огромный камень, и что от ответа Киммеля будет зависеть, обрушится камень или нет. — Вам безразлично, докажут ли мою вину,— со злостью про­шептал Киммель,— а в то же время каждым своим шагом, в том числе и тем, что вы сейчас здесь, вы ставите меня под удар. — Вы меня покрыли, и я не собираюсь вас выдавать. — Ни за что не скажу. Неужели вы думаете, что вам можно хоть что-то доверить? Даже невиновность других? — Можно. Невиновность — можно,— Уолтер посмотрел Ким­мелю прямо в глаза. — Я невиновен,— сказал Киммель. Уолтер не поверил, но понял, что сам Киммель успел убедить себя в собственной невиновности. Об этом говорили и высокомер­ный вид, с каким Киммель выпрямился, и уязвленный вызываю­щий взгляд, брошенный им на собеседника. Это поразило Уол­тера. До него вдруг дошло: ему хочется верить в виновность Киммеля, тогда как логика подсказывает, что тот вполне может быть и невиновным. Последнее приводило Уолтера в ужас. — И вам это совсем не приходило в голову? — спросил Уолтер. — Убить жену? — удивленно фыркнул Киммель.— Нет, но вот вам, судя по всему, приходило! — Не тогда, когда я вырвал заметку,— я сделал это с другой целью. Мне действительно пришло в голову, что вы убили вашу жену. Признаю. Признаюсь и в том, что думал убить свою таким же способом. Но не убил. Вы должны мне поверить. Уолтер оперся об угол бюро. — Почему это я должен верить каждому вашему слову? Уолтер оставил вопрос без ответа. — Вы вините меня в своих неприятностях? — нетерпеливо спросил Киммель. — Конечно, нет. Если я виновен, то разве что помыслом. — Минуточку! — остановил его Киммель и крикнул поверх бюро: — Вы от Уэйнрайта? Он пошел к двери, где стоял человек со связкой книг на плече. Уолтер опустил глаза и переступил с ноги на ногу, чувствуя без­надежность своих попыток сказать то, что хотел сказать, ощущая бесполезность этой поездки, которая закончится ничем. Он упрямо тянул свое до конца, как дурной актер, которого публика освиста­ла, а режиссер попросил удалиться со сцены, но который продол­жает там топтаться, хотя ему и обидно и стыдно. Уолтер собрался с силами для новой попытки, увидев возвращающегося Ким- меля. У Киммеля в руках были накладные. На одной он расписался, на другой поставил штамп, а подписанную вернул посыльному. — Вам лучше уйти. Лейтенант Корби может заявиться в любую минуту. Ведь вы этого не хотите? — Мне нужно сказать еще об одном. — О чем? — Я чувствую... я чувствую, что в каком-то смысле мы оба виноваты. — Еще раз повторяю: я невиновен. Мучительный разговор вполголоса продолжался своим че­редом. — А вот мне кажется, что виновны,— возразил Уолтер и выпа­лил: — Я говорил вам, что думал об этом; я мог бы это совершить, если б увидел жену. Но я с ней не встретился, я ее так и не ви­дел.— Он наклонился к Киммелю: — Я обязан вам это сказать, и мне наплевать, что вы об этом подумаете и что подумает полиция, если вы ей сообщите. Понятно? Мы оба виноваты, и в каком-то !смысле я разделяю вашу вину. Но Уолтер отдавал себе отчет, что только он понимает смысл сказанного, что чаши весов уравновешивает лишь его убежден­ность в виновности Киммеля, а не сама виновность, которая еще не доказана. Теперь Киммель его внимательно слушал, но, как только это дошло до Уолтера, он застеснялся и оборвал излияния. — Вы моя вина! — произнес он. — Заткнитесь! — замахал на него Киммель. Уолтер понял, что говорит слишком громко. Кроме них в лав­ке находился еще одни человек.