— Простите,— сокрушенно сказал он.— Пожалуйста, про­стите. Киммель по-прежнему раздраженно хмурился. Он оперся о край столешницы массивными ляжками, взял несколько блокно­тов и принялся раздраженно бросать их один за другим на стол. У Уолтера возникло ощущение, будто все это он уже видел когда- то. Приподняв брови, Киммель с опаской покосился на дверь и обратился к Уолтеру: — Я вас понимаю, хотя от этого вы не становитесь мне сим­патичней. Вы мне очень не нравитесь.— Киммель помолчал с та­ким видом, словно ждал, пока его гнев наберет силу.— Я жалею, что вы вообще переступили порог этого магазина! Вам это по­нятно? — Конечно, понятно,— ответил Уолтер. Странным образом на душе у него вдруг полегчало. — А теперь я прошу вас уйти! — Ухожу. Уолтер попытался улыбнуться. На прощанье он окинул Ким- меля взглядом — гора горой, стекла очков, как и в тот раз,— не­проницаемые кружочки света, подобранный рот выглядит похот­ливым, но отнюдь не глупым. Уолтер повернулся и быстро пошел к выходу. Он не замедлял шага, пока не очутился на том самом перекрест­ке, где колебался — идти или не идти. Там он опять остановился и огляделся с радостным облегчением; на улице чуть-чуть стемнело. Уолтер сунул в рот сигарету и поднес зажигалку. Затяжка показа­лась ему удивительно душистой и восхитительной на вкус, будто он не курил много дней. Прикусив фильтр, он направился к ма­шине. Теперь он верил в виновность Киммеля крепче,, чем когда-либо раньше, хотя, перебирая в памяти события этого дня, не мог ука­зать, что именно укрепило его уверенность. Я уже сказал вам, что невиновен, звучал у него в ушах голос Киммеля, в котором звенела правда. Я вас понимаю, хотя от этого вы не становитесь мне симпатичней, вы мне очень не нравитесь... Уолтер шел бодрым шагом. Он чувствовал, что сбросил с плеч тяжкую ношу, хотя какую имен­но — этого он не смог бы точно сказать. Киммелю не было дела, виновен он или нет! Уолтеру так полегчало, что он не мог поверить, будто это только из-за того, что он сказал Киммелю давившие на него слова, которые тот выслушал без всякого интереса. А с чего, собственно, ему взбрело в голову, что они должны заинтересо­вать Киммеля? Что это за признание такое — признание в невинов­ности? Тебя обличает уже одна мысль об убийстве Клары, поду­мал Уолтер далеко не в первый раз. Одно лишь намерение убить ее для тебя так же губительно, как если б ты исполнил его соб­ственными руками. Уолтер почувствовал, что мысли его выходят из-под контроля, устремляются в никуда, устремляются в опасное русло. А ведь он уже было решил поведать Элли о разговоре с Киммелем! Беседа с Киммелем прошла хорошо, прошла удач­но, вот почему он собирался с ней поделиться, а еще потому, что любит ее. Но любит ли? Он припомнил, как на прошлой неделе Элли хотела, чтобы он провел ночь у нее, а он настоял на своем и поехал к себе. Не то чтобы его согласие или отказ что-то там до­казывали, но его тогдашнее поведение теперь показалось ему эго­истичным и нечутким. Ему было стыдно за тот вечер и за ту пер­вую ночь, что он провел с Элли, когда еще была жива Клара. Чтобы оправдаться в собственных глазах, Уолтер попытался на минуту воссоздать безобразную обстановку тех дней — доводя­щие до бешенства обвинения Клары, которые и погнали его к Элли. Но ему не удалось убедить себя, что это было так же бе­зобразно, как день нынешний, или так же несправедливо, или так же сводило с ума. Тогда хоть была жива Клара. Уолтер стоял, держась рукой за дверцу автомобиля, и пытался привести себя в норму. Он снова чувствовал себя неуверенным, сбившимся с курса, которого следовало неуклонно держаться. Не совершил ли он очередной ошибки, поговорив с Киммелем? До него вдруг дошел весь риск такой вылазки, и он огляделся, вы­сматривая Корби или соглядатая в штатском. Впрочем, решил Уолтер, о соглядатаях думать уже поздновато. Он нырнул в маши­ну и тронулся с места. Было всего десять минут пятого, но ему не хотелось возвращаться на службу. До встречи с Элли оставалось почти четыре часа. Что, если Элли звонила ему на работу, когда его уже не было? Она редко так делала, но ведь могла позвонить. А он даже не позаботился придумать поездке оправдание. Только сообщил Дику, что уезжает на час с небольшим и, возможно, в этот день уже не вернется на службу. Если Элли звонила, то запо­дозрит, что он снова был с Корби, и скорее всего вечером не пове­рит ему, когда он скажет, что не был. Глава 28 Уолтер ждал в машине у. поворота дороги, которая вела от школьных ворот к учебному корпусу. На обочине стояло еще с пя­ток машин, все пустые. Одной из них была Боадицея, неуклюжая, с парусиновым верхом, уродливая, как деревянный башмак. Сидя в своем автомобиле, Уолтер ощущал легкий стыд и тревогу, что кто-нибудь из знакомых, Айртоны или Роджерсы, увидит его и поймет, что он ждет Элли. Но репетиция, как он знал, закончи­лась в шесть, просто учителя задержались поговорить о костюмах. К тому же он вот уже несколько недель, как все для себя решил, вспомнил Уолтер. Если он вообще намерен встречаться с Элли, то будет делать это в открытую. Когда она появилась в дверях, он вылез и пошел ей навстречу. Уолтер предложил ей оставить Боадицею в Леннерте и поехать в его машине, но Элли решила ехать в своей. Ей не хотелось в этот вечер гонять его до Леннерта и обратно. Они отправились к Уолтеру и сразу принялись за обед, по­тому что оба проголодались. Уолтер выпил на кухне, Элли от вы­пивки отказалась, сказав, что слишком устала. Зато она развле­кала его разговорами про скупость школьной казначейши миссис Пирсон, которая надумала сэкономить на костюмах для «Ганса и Гретель». На репетиции ведьмы играли в одних юбках: верхней части костюмов не было. — Пришлось показать ей на сцене полуголых детишек, чтобы она поверила! — рассмеялась Элли.— В конце концов я выбила из нее еше пятьдесят пять долларов. Уолтер любил ее смех: громкий и раскованный, он заполнял комнату своим трепетом, как мощный аккорд, каким она завер­шала свои скрипичные пассажи. Они расставили в гостиной столик для бриджа и уселись обе­дать, когда в дверь позвонили. Уолтер пошел посмотреть. Это были Айртоны. Они рассыпались в извинениях, что нагрянули так не­кстати, помешали людям обедать, но через минуту уже усажи­вались, решив подождать, пока Уолтер и Элли закончат. Уолтер не мог понять, то ли они пришли выпивши, то ли прячут под своей нарочитой оживленностью, что явились шпионить и рады, что удачно подгадали. — Я слышала, на празднике в День Благодарения в «Харридже» вы будете играть на рояле,— обратилась к Элли Бетти Айртон.— Я пойду с миссис Агню, матерью Флоренс, вы ее знаете. — Еще бы,— улыбнулась Элли.— Фло поет в хоре кукушат. — Моей-то еще рано в школу... Любезность Бетти переходила все границы. Уолтер тщательно вытер губы. Элли почти не пользовалась помадой. — Как дела, Уолт? — спросил Билл, подавшись вперед и обра­тив к Уолтеру свое приятное румяное лицо. — Все та же рутина,— ответил Уолтер. — Давно не видел Джоэла с Эрнестиной? — Порядочно. На прошлой неделе я не смог к ним вырваться, они что-то там затевали. — Бостонское чаепитие,— заметил Билл. На местном жаргоне так назывался прием с коктейлями, который начинается в пятницу в четыре. Хоть пригласили, подумал Уолтер. И тут до него дошло, что о вечерах и приемах на День Благодарения и на Рождество с ним что-то никто не заговаривал. Обычно в это время года уже обсуж­даются вечеринки с пуншем, маскарады и даже санные вылазки, если есть снег. Уолтер был уверен, что они и обсуждаются — толь­ко не с ним. Уолтер ел медленно; ему было не по себе. Он поло­жил вилку и нож. Бетти и Элли вежливо обменивались баналь­ностями о том, как важно встречаться со знакомыми и что Уол­теру, может быть, стоит сменить окружение. Уолтер чувствовал, что их с Биллом молчание полно невысказанных слов: всего месяц, как не стало Клары, а Элли уже обедает с ним у него дома. А не­дели две назад Айртоны видели, как он и Элли покупали зелень в супермаркете в Бенедикте. Уолтер до сих пор не забыл, что Билл всего лишь помахал ему рукой, но не подошел поговорить. — Полиция тебе больше не досаждала? — спросил Билл. — Нет,— ответил Уолтер.— А тебе? — Нет, но, может, тебе будет интересно узнать, что Корби опрашивал ребят в клубе,— сказал Билл с легкой улыбкой, пони­жая голос, чтобы не мешать разговору Элли и Бетти.— Я узнал от Сонни Коула. Как я понял, Корби говорил с Сонни и Марви­ном Хейзом. И еще с Ральфом. Уолтер с трудом припомнил, что Ральф — это их клубный бар­мен. — Неприятно,— спокойно произнес Уолтер.— Что эти-то обо мне могут знать? Я уже и забыл, когда заглядывал в клуб. — Я не думаю, чтобы интересовались тобой. Они расспраши­вали, вернее, не они, а этот тип, Корби... Ну, Уолтер, в конце-то концов, по-моему, они ведь хотят доискаться, покончила она с со­бой или ее убили, правда? По-моему, они выясняют, не было ли у нее врагов. - Билл опустил взгляд на свои сомкнутые руки. Прижимая ла­дони одна к другой, он производил ими чмокающие звуки. Уолтер знал, что Корби расспрашивал именно про него, а не про каких-то мифических врагов. Он заметил, что Бетти и Элли прислушиваются к их разговору. Ведь это он, а не кто-то другой был там, на автобусной остановке, о чем все они знали. Все они, чувствовал Уолтер, ждут от него очередного, уже неизвестно какого по счету заверения, что это не его рук дело. Ждут, ка£ оно прозвучит на сей раз, чтобы унести с собой домой, обкатать со всех сторон, проверить на вкус и на запах, а потом уж ре­шить, верить ему или нет. И то не окончательно. Даже Элли, по­думал Уолтер. Он упрямо молчал. — Корби и у нас побывал еще раз,— продолжал Билл все тем же бесцветным голосом, разительно не похожим на тот возбужден­но-приятельский, которым он сообщил о Корби в тот вечер.— Рас­сказал какую-то историю про то, как нашел у тебя вырезку об убийстве Киммель. Билл выложил это с таким видом, будто был посвящен во все обстоятельства убийства Киммель. Уолтер покосился на Элли и за какую-то долю секунды успел поймать у нее на лице нетерпе­ливое желание услышать, что он на это ответит, желание почти столь же дурное, как откровенное любопытство Айртонов. — Корби, похоже, находит в обоих случаях нечто общее,— заметил Билл, удивленно покачав головой.— Чего бы я ни за что не хотел, так это... то есть я хочу сказать... — Что ты хочешь сказать? — спросил Уолтер. — Я хочу сказать, что это плохо выглядит, Уолтер, разве нет? На лице у Билла читался скрытый страх, словно он боялся, что Уолтер сейчас вскочит и ему врежет. Уж лучше бы Корби раструбил об этом в газетах, подумал Уолтер. А то теперь рассказывает всем и каждому, делая вид, будто это невесть какая важная улика в системе доказательств, которую он возводит, слишком секретная и взрывоопасная, чтобы позволить ее обнародовать. — Я объяснил Корби про вырезку, и он принял мое объясне­ние,— произнес Уолтер и полез за сигаретами.— Конечно, в этой истории я буду выглядеть в дурном свете — Корби этого и доби­вается. Он пытается внушить, что Киммель и я — мы оба могли быть убийцами. Но вина Киммеля не доказана. Ему даже не предъявлено обвинения, а мне тем более. Бетти Айртон вытянулась, вся обратившись в слух. — Он, видимо, считает, что Киммель тоже последовал за же­ной,— осторожно начал Билл,— и убил ее в тот вечер на... — Это совсем не доказано! — возразил Уолтер. Он не нашел своих сигарет и закурил из пачки Элли. — Я не вижу ничего общего в моем деле с делом Киммеля, разве что у нас обоих жены погибли во время поездки междуго­родным автобусом. _ - Ну. тебя-то, Уолтер, они не подозревают,— успокоила его Бетти.— Боже сохрани! Уолтер наградил ее взглядом. — Вот как? Чем же они тогда занимаются? Ты только пред­ставь себе, каково это — снова и снова рассказывать об одном и том же, о каждом своем шаге, а тебе все равно не верят. Вообще-то полиция — она как раз верит, только один Корби нет или делает вид. Мне только и остается, что искать в полиции управы на Корби. Он уже искал и убедился, что не существует решительно ника­кой возможности заставить полицейского следователя прекратить расследование по делу, которое, с его точки зрения, необходимо расследовать. — Уол-тер,— одернула его Элли, пытаясь утихомирить. Уолтер перевел взгляд на салфетку и смутился, увидев, как у него дрожат руки. Все выжидающе замолкли, и это его тоже сму­тило. Ему хотелось выпалить, что, если повторять одно и то же до бесконечности, в конце концов сам перестаешь себе верить, потому что слова лишаются всякого смысла. Это было очень существен­но, но так сказать он не мог — они все, включая Элли, получили бы перед ним преимущество. Уолтер поднялся из-за столика, ото­шел, затем резко обернулся. — Билл, я не знаю, говорил ли тебе Корби, что в сентябре Клара пыталась с собой покончить? — Нет,— мрачно ответил Билл. — Она наглоталась снотворного, поэтому и попала в больницу. Она все время думала о самоубийстве. Я хотел сохранить это в тай­не, но сейчас, в свете... в свете всего остального, вам, по-моему, сле­дует об этом знать. — Ну, о чем-то подобном мы слышали,— заметил Билл. — До нас дошли слухи,— уточнила Бетти Айртон.— Кажется, нам рассказала Эрнестина. Она так и думала. Не то чтобы были какие-то доказательства, но у нее на такое нюх. Она знала, что Клара в плохом состоянии. Бетти говорила мягко и сдержанно, как подобает говорить об умерших. В глазах у Айртонов он прочитал невысказанный вопрос. Это ошеломило Уолтера: он-то считал, что случай со снотворным докажет, что Клара с собой покончила. Однако тот же вопрос был написан у них и на лицах. — Что мне прикажете делать? — взорвался Уолтер.— Разве в таком деле кто-нибудь что-нибудь докажет? — Уолтер, я не думаю, что ты — цель расследования,— повто­рила Бетти,— и тебе лично не стоит так из-за этого переживать. Силы небесные! — Тебе легко говорить,— возразил Билл.— А вот мне бы не хотелось иметь противником Корби. Я хочу сказать... то есть я понимаю, к чему он клонит. — Он, конечно, объяснил это,— заметил Уолтер.— Он объяс­няет всем и каждому. — Я хочу сказать тебе, Уолтер, хотя, надеюсь, в этом нет не­обходимости, что я так прямо и выложил Корби: я абсолютно уве­рен, что ты на такое не способен. Я знаю, что говорят о тех, кто способен: по виду ни за что не догадаешься. У меня об этом другое мнение.— Билл подчеркивал сказанное движениями раскрытых ладоней, что, однако, не придавало его словам убедительности.— Хоть у вас и не сложилось, ты бы никогда ее не убил.