— К этому все идет. Мне осталось еще получить кое-какую информацию от соседей,— объяснил Корби, извлекая из кармана свой коричневый блокнотик в мягкой обложке.— О мотивах. — Разве можно признать человека виновным на основании мотивов? Или косвенных улик? Не нужно быть юристом, чтобы понять: вам, Корби, не хватает доказательств предъявить нам обвинение. Располагай вы всем, что требуется, мы бы давно были за решеткой! Корби что-то писал в блокноте. Он огляделся и включил свет в салоне, чтобы лучше видеть. — Киммель в конце концов расколется. У него специфи­ческая психика,— Корби выговаривал слова, как старательный школьник,— в ней много трещинок. Мне бы только найти самое слабое место. — У меня вы его не найдете. Корби пропустил возражение мимо ушей. — Будьте добры, припомните, в какой именно день вы приез­жали к Киммелю. Вы были у него несколько раз? — Нет, один. Если не ошибаюсь, это случилось ближе к седь­мому октября. Уолтер прекрасно помнил число: в тот день он впервые побывал на квартире у Элли в Леннерте. — Сколько времени вы там провели? — Около десяти минут. — Вы можете пересказать все, что тогда говорили? Все, что говорили вы оба? Уолтер пересказал, а Корби записал. Это заняло мало вре­мени: в тот раз они с Киммелем обменялись всего несколькими фразами. — Киммель, видимо, будет рассказывать вам, что я поде­лился с ним планами убийства жены,-— заметил Уолтер,— или забросал его вопросами, по которым ему не составило труда дога­даться, что я хочу выяснить. — И что же вы хотели выяснить? — Я не это имел в виду, а то, что Киммель станет утверждать, будто я хотел что-то выяснить. Если по правде, то мне просто хо­телось увидеть Киммеля — посмотреть на него, и все. Мне прихо­дила мысль, что Киммель, возможно, убил жену. Эта мысль не да­вала мне покоя. Я хотел посмотреть на Киммеля, чтобы увидеть своими глазами, похож ли он на человека, способного совершить такое. — Значит, не давала покоя.— Корби с интересом посмотрел на него с уже знакомым выражением первого ученика, как будто сравнивал Уолтера с типом преступника из досконально про­штудированного учебника криминалистики. Уолтер пожалел о своей неудачной фразе. — Меня это заинтересовало, я же признался! — Почему только теперь? — Потому что... потому что попал в неприятное положение,— ответил Уолтер с отчаянием в голосе.— Я же сейчас признаю, что у Киммеля имеется бланк заказа с моим именем и числом в дока­зательство того, что я заходил к нему в лавку. Я заранее преду­преждаю, что Киммель наверняка порасскажет вам черт знает что о моем тогдашнем приходе! Корби глядел на него все с тем же ироническим выражением. — Мистер Стакхаус, я совершенно не верю тому, что вы мне сейчас рассказали. — Прекрасно, добудьте правду от Киммеля! — И добуду. Стакхаус, я не думаю, что вы говорили с Кимме- лем об убийстве, но считаю, что жену вы убили. Я считаю, что вы так же виновны, как и Киммель. — В таком случае вы непоследовательны! Вы так озабочены тем, чтобы доказать мою вину, что потеряли способность считать­ся с фактами и здраво судить о чем бы то ни было! — Как раз я считаюсь с фактами, и факты эти вас порядком изобличают, под каким углом на них ни смотри. Чем больше, Стакхаус, вы выкладываете...— Корби не закончил фразы и ухмыльнулся.— Может, на следующей неделе вы сделаете послед­ний взнос. У вас все на сегодня? Уолтер сжал зубы. Он чувствовал, что исчерпал все возможно­сти защиты, все факты и у него уже не осталось слов. Он чувство­вал, что проваливается в клоаку. — Киммель не глуп, в отличие от вас, Стакхаус. Корби вылез из машины и захлопнул дверцу. Уолтер услышал, как он легко взбежал по одному из пролетов, ведущих к двери полицейского участка. Hy и дурак же он, если думал, будто ему поверят! Только последний кретин мог надеять­ся уговорить Корби не обнародовать то, что тот сию секунду услышал. Уолтер догадывался: Корби нужно нечто из ряда вон выходящее, чтобы перевести дело Киммеля — Стакхауса в новую фазу, а эта история куда сенсационней, чем находка какой-то вы­резки. Странное ощущение накатило на Уолтера, пока он так вот си­дел в машине. Сперва он не мог в нем разобраться, но затем понял: он сдается. Ему уже все равно. Он расскажет Элли. Расскажет Джону, всем остальным. И все от него отвернутся. Он пойдет на дно в одиночестве. Уолтер завел мотор. Элли будет первой, решил он. Было уже начало десятого. Он подумал, не позвонить ли ей прямо отсюда и попросить, чтобы она ждала его дома, но тут он вспомнил, что сегодня у нее спектакль «Ганс и Гретель». Канун Дня Благода­рения. Сейчас Элли играет в актовом зале «Харриджа», и сам он должен был сидеть там же. Приглашение лежало у него в кармане. Выругавшись, Уолтер остановил машину. У него опускались руки. Материал появится вечером в пятницу, если Киммель успеет снаб­дить им газеты. До понедельника Уолтер ничего не сможет пред­принять на работе. К понедельнику Дик Дженсен созреет, чтобы сказать: «Не получится, Уолтер. На меня не рассчитывай». Они собирались перебраться в новое бюро первого декабря. Кросс заявит, что фирма в нем не нуждается, так что ему лучше уйти и не возвращаться. Уолтер сомневался, что у него достанет му­жества в понедельник пойти на работу. Он сжимал руль в потных руках. Машина подъезжала к тун­нелю. Как, интересно, он объяснит Элли свое отсутствие в зале? Да, разумеется, так и объяснит. Хоть раз скажет правду! Глава 32 К одиннадцати Элли еще не вернулась домой, хотя Уолтер знал, что спектакль кончился в десять. Уолтер приехал в Леннерт и ждал в машине на улице напротив дома. На него напал сон, он изо всех сил старался не заснуть в машине. Автомобиль Элли свернул на ее улицу примерно без четверти двенадцать; Уолтер вылез из машины и направился к стоянке, где она всегда оставляла Боадицею. — Что у тебя случилось? — спросила Элли. — Объясню наверху. Мне можно подняться? — Опять Корби? Он утвердительно кивнул. Она ничего не сказала, только с горечью на него посмотрела, отомкнула дверь, и они поднялись по лестнице. Уолтер нес в фир­менной коробке сумку из крокодиловой кожи; там же, в магазине, он заказал украсить ее инициалами Элли и утром забрал по пути на работу. Коробку он вручил в квартире. — C Днем Благодарения, Элли,— произнес он.— Жаль, не был на представлении. Как прошло? — Удачно. Я задержалась с Вирджинией и миссис Пирсон. Им спектакль понравился больше, чем в прошлом году. Она глянула на Уолтера, чуть улыбнулась и принялась откры­вать коробку. Коробка была большая, квадратная, выстланная тонкой оберточной бумагой. Элли тихо вскрикнула, увидев сумку из блестящей коричневой крокодиловой кожи, с позолоченной пряжкой и на ремне. — Большая? — спросил он. — Как чемодан,— рассмеялась Элли. — Я заказал самую большую, а то бы ты получила ее еще пару недель тому назад. — Расскажи о Корби,— попросила она. — Пришлось ехать в Ньюарк,— начал Уолтер и запнулся, по­чувствовав, что едва ли сможет ей все рассказать.— Вообще-то не произошло ничего серьезного. Я... я встретился с Киммелем. — C Киммелем! Как он выглядит? На лице у Элли одно только любопытство, решил Уолтер, самое обычное любопытство. — Большой жирный мужчина лет под сорок, умный, на вид спокойный... — Как ты думаешь, он виновен? — Не знаю. — Так, а что произошло? Ты был в полиции? — Да. Киммель не арестован. Возможно, он и не виновен. Ви­дишь ли, Корби на нем прямо помешан. Корби рвется на повыше­ние, и плевать ему на других. — Но что же все-таки произошло? Уолтер посмотрел на нее. — Ему хотелось узнать, нет ли между мной и Киммелем ка­кой-нибудь связи, не считая той моей вырезки. Разумеется, нет. Уолтер говорил с отчаянной убежденностью, которая обманула даже его самого. Может быть, ты разговариваешь с ней в послед­ний раз, думал он, в последний раз стоишь в этой комнате, она ведь узнает, что ты врал. Если в пятницу об этом не будет в газетах, Корби расскажет всем твоим знакомым, никого не пропустит. Уолтера несло: — Он на нас не давил, ничего такого, просто задавал во­просы. — У тебя измученный вид. Он сел на тахту. — Я и вправду измучен. — Что еще было? — спросила она, складывая оберточную бумагу из коробки.