Глава 37 На службе все прошло гладко, удивительно гладко. Уолтер всего лишь вошел в кабинет Джорджа Мартинсона (это был один из тех дней, когда Уилли Кросс не появлялся на работе, о чем Уолтер пожалел) и заявил, что уходит, а Мартинсон в двух словах дал согласие. При этом он взглянул на Уолтера так, будто не верит собственным глазам, что тот еще разгуливает на свободе. Такими же взглядами встретили его и все остальные сослужив­цы, даже Питер Злотников. В лучшем случае бормотнули под нос «привет» и тем ограничились. У всех был такой вид, будто они только и ждут, чтобы кто-то другой проявил инициативу, на­бросился на него, задержал или тут же упек за решетку. Джоун и та казалась испуганной, не решилась сказать ему ни единого теплого слова. Но Уолтеру было все равно. Нечто — то ли охватив­шее его безразличие, настоящее и всеобъемлющее, то ли физиче­ская усталость, притупившая чувства на манер алкоголя — словно одело его в доспехи, которые защищали от всех и вся. Когда он освобождал ящики стола и собирал книги, в кабинет вошел Дик Дженсен. Уолтер разогнулся. Подбородок Дика задум­чиво покоился на воротничке, утреннее солнце весело играло на золотой монетке-брелке, которая украшала его цепочку для часов и свешивалась из жилетного кармашка. — Не нужно ничего объяснять,— начал Уолтер.— Все в порядке. — Куда ты уходишь? — спросил Дик. — На Сорок четвертую улицу. — Открываешь бюро в одиночку? — Да. Уолтер снова принялся разбирать ящик. — Уолт, ты, надеюсь, понимаешь, почему я не могу быть твоим партнером? Мне нужно жену содержать. — Понимаю,— ответил Уолтер ровным голосом. Он выпря­мился и вытащил бумажник: — Да, чтобы не забыть — хочу вернуть тебе твой пай за аренду. Вот чек па двести двадцать пять дол­ларов.— Он положил чек на край стола. — Я возьму его с тем условием, что ты заберешь «Coprus Juris»[11],— сказал Дик. — Но он же твой. — Мы собирались им вместе пользоваться. «Corpus Juris» находился у Дика дома и составлял часть его личной библиотеки. — Придет день — он тебе самому понадобится,— возразил Уолтер. — Это еще не скоро. И вообще я хочу, чтобы он перешел к тебе, а также сборники решений суда штата. К тому времени, как я от­крою свое бюро, они давно устареют. — Спасибо, Дик,— сказал Уолтер. — Я прочитал твое объявление о бюро в утренней газете. Уолтер еще не видел объявления. То было коротенькое опове­щение, которое он дерзко дал в субботу утром, прежде чем по­ехал в Ньюарк. — Я специально не упомянул наших имен,— заметил Уол­тер.— Твоего имени. В повторном объявлении на этой неделе будет фигурировать одно мое имя. Дик заморгал своими большими нежно-карими глазами. Он явно был поражен. — Я хотел сказать, Уолт, что восхищаюсь твоим мужеством. Уолтер мучительно ждал, чтобы Дик сказал что-нибудь еще, но тот, судя по всему, не собирался. Под взглядом Уолтера он взял чек и сложил его. — Я с удовольствием как-нибудь заеду и сам заберу книги. Вечерком, когда тебе будет удобно. C сегодняшнего дня я буду жить в Манхаттане. А книги, скажем так, ты даешь мне в поль­зование, пока они тебе самому не понадобятся. — Не беспокойся, я их сам заброшу как-нибудь в рабочее время,— возразил Дик.— Доставлю прямо в бюро. C этими словами он двинулся к двери. Уолтер совершенно непроизвольно дернулся следом. Хотя Дик отказался от догово­ренности и не захотел сказать, что он думает, Уолтер не мог допу­стить, чтобы четыре года приятельства так просто закончились. — Дик,— произнес он. Дик обернулся: - Да? — Мне хотелось тебя спросить... Ты считаешь меня виновным? И поэтому?.. Дик нахмурился, облизал губы. — Hy я... Ей-богу, Уолтер, я просто не знаю, что и думать. Откровенно говоря... Дик посмотрел ему в глаза, смущенно, но твердо, словно за­кончил фразу именно теми словами, которых Уолтер только и мог ожидать — от него и от любого другого. И Уолтер понял: так оно и есть, он не имеет права упрекать Дика, потому что Дик не мог ответить иначе. Но, глядя Дику в глаза, он почувствовал: то, что оставалось от их веры друг в дру­га, от их верности и обоюдных надежд, вдруг провалилось неиз­вестно куда, а на месте всего этого обнаружилась отвратитель­ная щемящая пустота. — Ты ведь не сдашься, будешь бороться? — спросил Дик.— Чем это кончится? — Я не виновен! — сказал Уолтер. — Но тогда... тогда ты, может, хотя бы выступишь с заявле­нием?. — Неужели мне нужно доказывать свою невиновность? — взорвался Уолтер.— Разве наше право перешло на новые прин­ципы?[12] — Согласен,— ответил Дик.— Ты исходишь из верного посту­лата, но все же... — Неужели ты думаешь, что будь я виновен, то стоял бы сей­час перед тобой? У них даже нет достаточных оснований, чтобы предъявить мне обвинение. — Но многие вроде меня... — К черту их всех! Я по горло сыт такими, как ты, сыт трепом, за которым нет никаких фактов! И пусть говорят, что угодно,— мне теперь на это плевать! — Надеюсь, ты выкарабкаешься,— произнес Дик ледяным тоном, повернулся и вышел. Уолтер вернулся к столу к бумагам. Когда он закончил и собирался уходить, вошла Джоун. Она закрыла за собой дверь. — Вы уходите? — спросила она.— Открываете новое бюро? — Да. Заметив, что она растерялась, он пришел ей на помощь: — Я все понимаю, Джоун. Считайте, что вы меня ни о чем не просили. Я хочу сказать, в том смысле, чтобы работать со мной и дальше. Она замялась. На мгновенье ему показалось — вот-вот она скажет своим тихим ровным голосом, что продолжает верить в него и по-прежнему хочет уйти из фирмы, чтобы с ним работать, потому что считает: он одолеет и все это. Целое мгновенье он позволил себе надеяться. Но она произнесла: — Я должна вам сказать, что передумала уходить с работы — с этой работы. Пожалуй, я лучше останусь. — Хорошо,— кивнул он и, не сводя с нее глаз, все ждал, что она скажет нечто более решительное, более определенное, ведь как-никак, а два года она честно ему помогала, и вдруг осознал, что так же растерялся, как она,— Все в порядке, Джоун, не стоит переживать. Он прошел мимо нее к двери, остановился и добавил: — Вы были прекрасной секретаршей. Джоун ничего не ответила. Уолтер повернулся и быстро вышел. Вот так оно пойдет и дальше, подумал он, одно к одному. Как с его друзьями при жизни Клары. Изоляция. Скоро он узнает, что это такое. Скоро изоляция станет полной. Честно говоря, он не верил, что найдется молодой человек, пожелавший бы у него работать после того, как узнает его фамилию. Он всего лишь тупо занимается тем, чем приказал себе заниматься,— так же тупо, как занимался продажей мебели, так же тупо, как будет сегодня искать меблированные комнаты и даже внесет аванс за месяц-другой, хотя отнюдь не предполагает пожить в них больше недели — дней десяти. Конец обязательно придет, вот только какой? Рука опустится ему на плечо? Или его поразит пуля, вы­пущенная из тьмы метким стрелком? Или пальцы Киммеля сомк­нутся у него на горле? Но прежде, чем это произойдет, от него отвернутся все. C ним никто не захочет говорить. Земля превра­тится в Луну, и он станет таким же одиноким, как единственный человек на Луне. Глава 38 В четвертый раз Киммелю пришлось идти в оптический мага­зин «Баух и Скаггс» на Филстон-авешо заказывать новую пару очков. Теперь молодой служащий не только ухмыльнулся, а просто расхохотался ему в лицо. — Опять уронили, мистер Киммель? Вам бы лучше привязать к ним веревочку. По его откровенному веселью Киммель понял, что тот знает, почему бьются очки. Киммель не сомневался, что мальчишка рас­писал всем знакомым о его злополучных очках. Он заказал бы их в другом магазине, но у «Баух и Скаггс» работали быстро, тонко и точно. — Попрошу вас внести задаток, мистер Киммель. Киммель вытащил бумажник и извлек купюру из правого отделения, где держал десятки. — Завтра утром будут готовы. Прикажете доставить на дом? — спросил служащий с притворной почтительностью.