— Пять… пять… пять… четыре… четыре. Хорошо — с направлением угадали. Продолжаем двигаться вперед. Я всё так же придерживаю девчонку, а она, не отрывая взгляда от дисплея, бубнит себе под нос: — Твою ж мать, ещё несколько дней назад я и представить такого не могла… четыре… Если сказали бы — послала бы нафиг. Решила, что шутка или… четыре… или как в «Клюнет — не клюнет», ну там, где… четыре… там, где подставные создают глупые ситуации, а зрители… четыре… зрители ставки делают, поверит или нет… три… — Лилит останавливается, забывая о чем только что рассказывала, — три… три… Идем дальше. До тех пор пока девчонка вновь не озвучивает «четыре», после чего поворачиваем приблизительно на девяносто градусов, и снова удачно. «Четыре» превращается в «три», а «три» — в «два». Затем снова в «три». И мы поворачиваем ещё раз. На нас никто не оглядывается, не косится, не тычет пальцем, хотя наш тандем явно выделяется из общего потока спешащих, идущих, прогуливающихся во все стороны людей. Мы делаем петлю, словно акула, почуявшая запах крови в воде. Только вместо моря — незнакомый сити, вместо запаха крови — пиканье в наушниках Лилит. * * * Пиканье в наушниках учащается, но сложно становится после того, как мы выходим на стройплощадку позади универсал-маркета — звук, частивший в башке с регулярностью раз в секунду, становится ещё чаще. Я останавливаюсь, уже в который раз пытаясь приглушить наушники, но кожа за ухом не реагирует ни на касания, ни на поглаживания. Бакс тоже останавливается, окидывая взглядом стройплощадку. — Твою мать, — говорю я ему сквозь стиснутые зубы. — Слишком часто чирикает. Два или три раза в секунду. У меня мозги и без того плавились, а в таком режиме я долго не вывезу. Где хоть кто-то? Я чего-то вообще людей не вижу. — Сделай тише, — советует Бакс. — Хрен там, — хлопаю ладонью себя за ухом, где под кожей притаился модуль управления, — не работает. — Не зря я не люблю эти кибернавороты, — говорит Бакс, делая указательным пальцем круговое движение возле своего уха и продолжая разглядывать прямоугольники экзопластика, бухты проводов, оконные блоки и прочую муйню, которая, наверное, является нормой для стройплощадок. Я приглядываюсь, пытаясь игнорировать пиканье в голове. Даже если все эти строительные прибамбасы и являются тем, что должно находиться в таких вот местах, то бардак и ощущение запустения, вкупе с иероглифами и пошлыми рисунками, неуклюже нанесенными на каркас двух первых этажей, это нихера не норма для интенсивно идущей стройки. И если перевода иероглифов я не знаю, то рисункам перевод не нужен. — Вон там, — кивает Бакс в сторону этого самого каркаса. — Видишь, мельтешат? Приглядываюсь и вижу, что действительно, внутри этой недоделанной коробки маячат какие-то силуэты. — И как узнать, кто? — На месте разберемся, — решает Бакс и идет к стройплощадке. Я, естественно, шагаю за ним. Пробравшись через перекошенные, скрепленные цепью ворота, попадаем на заваленную мусором площадку. С неё — внутрь недостроенного здания. Люди, сидящие под стеной, у костра в дальнем конце, если его можно так назвать, холла. Люди, спящие вповалку возле стены, рядом с какой-то ёмкостью, из которой поднимаются языки пламени. Всех их объединяет некая неопрятность. А писк в голове, между тем, становится почти непрерывным. Я уже едва способна различить промежутки между сигналами — четыре или пять звуков в секунду. — Это здесь, Бакс. Это кто-то из них, — говорю я, стараясь сосредоточиться на мыслях, а не на пронзительном писке в голове. — Жужжит почти непрерывно. Не понимаю… И только после того, как я подаю голос, к нам поворачивается несколько голов, лениво провожая взглядом. Это похоже на лагерь обдолбанных хиппи, о которых когда-то рассказывал Лис. Он вообще часто рассказывал такое, о чем не додумаешься просто так отправить запрос в поисковик. Помню, меня очень удивило, что у людей была возможность жить без привязки к биометрии, ячейке, индивидуальному номеру, и они выбирали такую жизнь сами. Эти, на заброшенной стройке, показались мне такими же. Ну, по крайней мере, по рассказам Лиса я себе представляла хиппи как-то похоже на то, что вижу. — Понять бы, кто из них. Бакс делает несколько шагов вперёд, я вслед за ним. Звук сверлит мозг, становясь непрерывным. Оглядывая сидящих, стоящих, лежащих, разговаривающих, молчащих людей, я вдруг понимаю, кого из них мы ищем. Это парень в жёлтой куртке — уж очень неестественны грязные разводы на его одежде. Уж очень они контрастируют с кислотно-жёлтым цветом ткани. Куртка выглядит грязной, но не видавшей виды, как одежда остальных и поэтому он единственный, выбивающийся из потасканной, побитой жизнью кучки народа. Парень стоит у оконного проема, вглядываясь куда-то за пределы недостроенного убежища, которому, возможно, суждено стать функционирующим зданием. И он явно нервничает. — Смотри на жёлтого, — говорю я Баксу, продолжая идти не к парню, но в его сторону. Однако, видимо, слишком уж мы отличаемся от тех, кто не должен вызывать опасения, находясь здесь. То ли одежда на нас не такая, то ли поведение отличается от принятого, а может разрез глаз выдает (самой смешно от этой мысли), но когда до парня в жёлтой куртке остается всего три-четыре шага, а писк в моей голове выходит на новую, ещё более противную ноту, этот тип бросает на нас короткий взгляд и всё понимает. Потому что в следующий миг срывается куда-то вглубь помещения, перепрыгивает через какую-то балку, огибает несколько стоящих на ребре плит, обмотанных тросом, и исчезает в проеме, который, возможно, станет дверью, если кто-то решится достраивать всё это. — Это он! — ору я, понимая, что писк в моей голове перестаёт быть одним целым и дробится на частые, повторяющиеся звуки. Но крик из моего рта всё равно вырывается чуть позже, чем Бакс срывается за парнем в жёлтом. Наверное, так и должно быть. Человек, в одиночку прекративший существование японской группировки, организовавший сеть чойсеров, устраивающих диверсии против корп, и сторонящийся аугментаций, обязан быть сообразительным. Бегу следом, ощущая, как звук в моей голове растягивается, словно резинка. Интервал между сигналами то увеличивается, то сокращается, сливаясь в единое целое, то снова дробится на части. Мимо мелькают коридоры, комнаты и залы, точнее, то, что должно было быть комнатами и залами, а может быть, павильонами. Впереди мелькает спина Бакса, огибающего препятствия, а ещё дальше жёлтое пятно, которое выделяется на фоне общей серости. Вскоре оба теряются за многочисленными переборками, но я продолжаю бежать, хотя понимаю, что отстаю всё сильнее — интервалы между звучащими в голове сигналами растут. Не намного, но достаточно, чтобы можно было не воспринимать их как одно целое. Проём, второй, третий — звук в голове, уже в который раз становится сплошным. Если отбросить головную боль, то это хорошо. Значит, я не запуталась в бесконечных комнатах-павильонах и двигаюсь в правильном направлении. Проскакиваю ещё один проем и вижу жёлтое пятно на полу. Но порадоваться тому, что Бакс догнал китайца не успеваю, потому что до меня доходит: это всего лишь куртка. Но вот ведь какая хрень, звук становится сплошным. А это говорит о том, что маячок, по которому мы отслеживали нашего китайца, находится именно в куртке. Останавливаюсь. Голова раскалывается от писка. Что там этот Фриз говорил? Бриллиант и десктоп? Вероятно, десктоп и будет источником звука. Не нахожу ничего похожего ни на технику, ни на камень. Портмоне из гибкого пластика и коробка никотиновых стиков — вот и всё содержимое карманов. Прощупываю швы, рукава, мну куртку в руках, как слетевший с катушек енот-полоскун, но не нахожу ничего похожего на технику, способную издавать сигнал. С трудом, но всё-таки дохожу до мысли, что жучок может быть настолько мелким, что при всём желании я не смогу его обнаружить. А за следующую мысль, прорывающуюся сквозь непрерывный писк в голове, я себя даже хвалю. Беру жёлтую куртку в руку и возвращаюсь обратно, волоча её по земле. Надеюсь, Бакс догонит китайца и без моей помощи. Меня больше тревожит истошный писк в голове. * * * Я догоняю парня и сбиваю его с ног. Тот, испуганно вскрикивая, падает, хлюпаясь лицом в покрытый слоем пыли и мусора пол. Очень просто. Совсем просто. Если не считать сбившегося дыхания. Китаец что-то надрывно лопочет. Но я не понимаю китайского. Да это и не важно. Фриз объяснил Лилит, что у «объекта» должны быть десктоп и бриллиант. Забрать их можно и без знания языков. Выкручиваю его руку за спину, продолжая удерживать парнишку на земле, а второй рукой прохожусь по карманам. Сложенный в несколько раз десктоп оказывается в заднем кармане джинсов, а камень в левом боковом. Рывком поднимаю бедолагу с пола и веду обратно. Где-то там отстала Лилит. Нужно сказать ей, что у нас всё получилось. * * * В первом помещении всё также вяло тусуются китайские недохиппи, будто на их глазах никто только что ни за кем не гонялся. Подхожу к чаше с огнём, со дна которой из нескольких сопел вырывается пламя. Сидящие рядом с чашей грызут небольшие обжаренные тушки, насаженные на стальные прутья. Я не спец, но, мне кажется, что они жрут крыс. Да и насрать. Единственное, что меня волнует, сводящий с ума писк в голове. Швыряю куртку и портмоне в огонь. Пламя делает «Уффф», на мгновение подскакивая вверх, после чего набрасывается на синтетическую ткань, превращая её в сгустки пластика и хлопья черного пепла. Следом кидаю портмоне. Наличку я выгребла, а карты — аналог кистевых чипов… ну на кой чёрт они мне без биометрии? Всё-таки в портмоне. Потому что тишина наступает после того, как пламя берется за него поосновательнее. Тишина кажется звонкой настолько, что глушит не хуже писка, сверлившего мою голову несколько последних часов, с того самого момента, как бесполый голос вклинился в песню AsperX, назвав меня по имени и сказав, что ему нужна помощь. Но я была настолько заморочена на том, чтобы избавиться от звука в голове, что вообще не обращала внимания на происходящее вокруг. Поэтому, насладиться тишиной не успеваю. Кто-то толкает меня в плечо, я спотыкаюсь о чью-то предусмотрительно выставленную ногу и получаю удар в живот. Тоже ногой. И ещё. И ещё… Недохиппи, наконец, определились в своём отношении к чужакам на их территории. Прижимаю колени к груди, а согнутые в локтях руки — к бокам, прикрывая почки. Говорят, эмбрионы в материнских утробах по мере развития принимают похожую позу. Как будто ещё не родившись, мы уже чувствуем, чего ожидать от жизни. Чёрт. Можно было бы и догадаться, что китайские маргиналы не будут рады какой-то незнакомой бабе, гоняющейся за их коллегой и жгущей его одежду. Как-то неправильно начинается сказка под названием Китай. По крайней мере, не так я её представляла из историй Лиса. * * * Я никак не представлял себе побег в Поднебесную. Всё было внезапно и необъяснимо там, а теперь также необъяснимо и внезапно здесь. Странная штука. Пусть и не по своей воле ты пытаешься сбежать от прошлого, но на новом месте прошлое находит тебя само и, ничего не объясняя, требует помощи. Китаец уже перестал причитать. Дошло, наконец, что я его не понимаю. Он идет молча и уже не пытается вырвать вывернутую за спину руку. Мы возвращаемся по тому же пути, по которому этот малый совсем недавно пытался свалить, но Лилит не вижу. Чтобы предположить что-то, я знаю её не так уж и долго, но то, что её нет на пути, мне кажется странным. Корпус здания длинный. Очень длинный. Но заблудиться и свернуть куда-то не туда здесь было невозможно. В очередном отсеке, не вижу куртки своего пленника, хотя помню, что он швырнул её именно здесь. И это начинает меня тревожить. Ускоряюсь, подталкивая китайца, тот цепляется ногами за валяющийся на полу мусор и чуть не падает, но послушно перебирает ногами. Так мы проходим ещё несколько отсеков, разделенных стенами, оказываясь там, откуда начали. Оглядываю помещение и понимаю, что чувство тревоги возникло не зря. Всё отребье собралось около чана, который служил то ли печкой, то ли обогревателем. Большинство молчаливо стоит, наблюдая за происходящим, а четверо пинают свернувшуюся в позу эмбриона Лилит. Всё происходит в жуткой тишине. Ни подбадривающих криков, ни комментариев, ни возгласов возмущения или восхищения. Молчаливое созерцание. Не думаю. Свободной рукой хватаю китайца, которого вел, за плечо, отпускаю вывернутую руку и разворачиваю парня к себе. Не знаю, чувак, кто ты и нахрена Фриз просил тебя поймать, но не хотелось бы, чтобы ты под шумок свалил ещё раз. Бью так, чтобы парнишка отключился на какое-то время. Его голова дергается, принимая удар, тело ещё летит к земле, а я уже врываюсь в толпу, расшвыривая безучастно наблюдающих, и врезаюсь в одного из четверых активистов, снося его, роняя на пол, придавливая своим весом. Эффекта фактора внезапности не всегда хватает надолго, но его неоспоримый плюс в том, что этот самый фактор внезапности играет на стороне того, кто им пользуется. Кулак врезается оборванцу в лицо и я чувствую, как саднит кожу на пальцах в том месте, где они соприкоснулись с зубами противника. Вскакиваю, разворачиваясь, и бью следующего из тех, кто пинал девчонку, оторопело глазеющего на внезапно появившегося меня. — Сука, — хрипит Лилит, словно пружина разгибаясь на полу и выбрасывая руку в сторону третьего, стоящего над ней. В руке у неё вибронож, который вгрызается в ногу одного из двоих нападавших, оставшихся стоять над девчонкой. Вопль бродяги становится первым звуком, нарушившим тишину, сопровождавшую избиение. И все остальные, образовывавшие молчаливый круг, приходят в движение. Сколько их? Около двадцати. Я не считал, может, меньше или больше. Но лучше бы меньше. В любом случае всё зависит от аргументов, которые у нас есть. А из аргументов у нас нож Лилит и мой механический револьвер с тремя патронами. Лилит вскакивает на ноги и наотмашь рубит в область шеи четвертого из тех, кто её только что пинал. Брызги крови разлетаются в стороны: вибронож — не то оружие, которым можно сделать что-то аккуратно. — Сучий выблядок! — кричит она, выдергивая ходящее ходуном лезвие из тела. Стоявшие вокруг выглядят не жаждущими продолжения, но настроенными на него. И тогда я, наконец, достаю револьвер из кобуры под мышкой, и стреляю в голову тому, которому Лилит подпортила ногу. Остальные начинают разбегаться в стороны. — Какие-то они, блядь, негостеприимные, — кряхтит девчонка, останавливая нож и стряхивая с него капли. Делаю ещё два выстрела, навсегда успокаивая того, об зубы которого разодрал кулак и того, которого сбил с ног вторым. В живых остаётся только наш клиент, но его еще нужно привести в чувство и, я полагаю, вывести туда, где людно. Туда, где есть видеонаблюдение. И пускай уже к делу подключится вся электронная рать или кто там… 21. БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 9