– Если хотя бы еще один из них – наш, то чем еще вы можете это объяснить? – Тем, что детей подстерегает опасность в любой точке Лондона, – сказала Барбара, – но если они оказываются здесь, то эта опасность превращается в прямую угрозу. – То есть вы считаете, что мы специально собрались здесь, чтобы убивать детей? – гневно вопросил Стронг. Барбара улыбнулась и захлопнула блокнот. – Это вы сказали, мистер Стронг, а не я, – завершила она беседу. Преподобный отец Брам Сэвидж и его жена проживали в Западном Хэмпстеде. Зажиточный район и само их жилище несколько портили создаваемый Сэвиджем образ «человека из народа». Дом был невелик, верно, но все равно он был недосягаемой мечтой для тех, кто разливал в «Свете Бога» похлебку, а также для тех, кто с жадностью ее глотал. И к своему дому Сэвидж ехал на «саабе» последней модели. Будь здесь констебль Хейверс, она бы обязательно съехидничала насчет того, что не всем приходится надрываться ради куска хлеба с маслом. Сэвидж ждал, пока Линли найдет место для парковки «бентли». Он стоял на крыльце дома, выглядя весьма по-библейски в развевающемся на зимнем ветру одеянии, без пальто, невзирая на зиму. Когда Линли наконец присоединился к нему, он уже разобрался с тремя замками и открыл дверь. – Оуни, – позвал он. – Я привел гостя. Про Шона он не стал ничего спрашивать, отметил про себя Линли. Не поинтересовался, звонил ли мальчик, не было ли от него каких-нибудь новостей. Просто уведомил жену, что пришел не один, а с гостем; прозвучало это как предупреждение и при этом очень не вязалось с манерами, которые до сих пор наблюдал Линли в святом отце. На зов Сэвиджа ответа не последовало. Он попросил Линли подождать в гостиной, а сам прошел к лестнице и быстро поднялся на второй этаж. Линли слышал, как удалились шаги в глубину дома. У Линли появилась минута, чтобы осмотреться в гостиной, которая была обставлена простой, но качественной мебелью. На полу лежал яркий ковер. Стены увешаны старинными документами в застекленных рамках, и, пока над его головой открывались и закрывались двери, Линли не торопясь обошел комнату, читая эти документы. Один из них был старинной сопроводительной ведомостью с судна под названием «Вэлиэнт Шеба», в трюмы которого было погружено двадцать мужчин, тридцать две женщины (из них восемнадцать детородного возраста, как отмечалось в документе) и тринадцать детей. Другой документ был написан каллиграфическим почерком на бланке канцелярии городка Эш-Гроув, как удалось разобрать Линли. Само письмо, выцветшее от времени, почти не поддавалось расшифровке, и Линли сумел прочитать лишь два отрывка: «отличный материал для размножения» и «если держать дикий нрав в узде». – Это мой прапрапрадед, суперинтендант. Рабство не пришлось ему по душе. Линли обернулся. В дверном проеме стоял Сэвидж, и рядом с ним – девушка. – Оуни, моя жена, – сказал он. – Она попросила, чтобы я вас познакомил. Линли трудно было поверить, что смотрит на жену Сэвиджа, поскольку Оуни на вид казалась не старше шестнадцати лет. Это была тоненькая, длинношеяя и очень африканская девушка. Подобно мужу, она носила национальные одежды и в руках держала необычный музыкальный инструмент – чем-то похожий на банджо, но с высоко поднятыми струнами, которых было чуть не две дюжины. Один взгляд на нее объяснил Линли многое. Оуни поражала своей красотой – безупречная как полночь, несущая в себе столетия чистокровного воспроизводства, избежавшая расового смешения. Она была такой, каким никогда не мог быть Сэвидж – из-за того, что его предок попал на корабль «Вэлиэнт Шеба». Разумеется, ни один здравомыслящий мужчина не оставил бы ее наедине с группой тинейджеров. Линли произнес с легким поклоном: – Миссис Сэвидж. Девушка улыбнулась и кивнула. Она глянула на мужа, словно ожидая подсказки, но все же попыталась что-нибудь сказать: – Вы можете хотеть… – но запнулась. На ее лице отразилось сосредоточенное перебирание уже знакомых слов и грамматических правил, постичь которые она еще не могла. Ее муж пришел ей на помощь: – Суперинтендант пришел в связи с Шоном, дорогая. Мы не хотим помешать твоим занятиям на коре[2]. Может, ты поиграешь здесь, а я проведу полисмена в комнату Шона? – Да, – согласилась она. – Я буду играть тогда. – Она подошла к дивану и аккуратно поставила кору на пол. Когда мужчины уже выходили из гостиной, она еще раз попыталась сказать на английском: – Сегодня очень не солнечно, нет? Еще один месяц уходит. Брам, я… открываю… Нет, это открываю нет… Я узнаю сегодня утром… Сэвидж остановился. Линли ощутил перемену – священник напрягся как струна. – Мы поговорим с тобой позже, дорогая, – пообещал он. – Да, – не возражала она. – И другое тоже? Опять? – Возможно. И другое. Сэвидж быстро повел Линли к лестнице. Они поднялись на второй этаж и прошли в одну из дальних комнат, которая служила Шону спальней. Когда они вошли туда, Сэвидж словно почувствовал необходимость объясниться. Он тщательно закрыл дверь и сказал: – Мы пытаемся завести ребенка. Пока безуспешно. Вот что она имела в виду. – Сочувствую, – сказал Линли. – Она беспокоится из-за этого. Боится, что я могу… Не знаю… выбросить ее на улицу как ненужную вещь, что ли? Но она совершенно здорова. Идеально сложена. Она… – Сэвидж запнулся, очевидно осознав, что он и сам, подобно белым работорговцам, описывает человека с точки зрения его способности к воспроизводству. Решив сменить тему разговора, он обвел рукой помещение: – Это комната Шона. – Вы не спрашивали свою жену, не было ли от него известий? Не звонил ли он? Может, заходил? – Она не отвечает на телефонные звонки, – ответил Сэвидж. – Она недостаточно хорошо владеет английским. Ей не хватает уверенности. – А все остальное? – Что вы имеете в виду? – Что она могла как-то иначе получить известие от Шона. Вы ее спрашивали об этом? – Это было бы лишнее. Она сразу бы мне рассказала. Она знает, что я очень переживаю. – Каковы ее отношения с мальчиком? – А при чем здесь это? – Мистер Сэвидж, я должен спросить вас об этом, – спокойно произнес Линли, глядя священнику в глаза. – Она значительно моложе вас. – Ей девятнадцать лет. – По возрасту она ближе к вашим приемным сыновьям, чем к вам. – Мы сейчас говорим не о моем браке, не о моей жене и не о моем возрасте, не так ли, суперинтендант? «Именно об этом мы сейчас и говорим», – подумал Линли и продолжал расспрашивать Сэвиджа: – Вам сколько лет? Лет сорок? То есть вы на двадцать – двадцать пять лет старше ее. Какого возраста были жившие с вами подростки? Сэвидж от возмущения как будто вырос в размерах, его голос звенел, когда он ответил: – Сейчас нам нужно найти пропавшего мальчика. Обостряет ситуацию то, что в городе орудует маньяк, если верить газетам. Так что если вы, провалив дело, думаете, будто я позволю отвлечь меня на другие темы, то вы ошибаетесь. Сэвидж не ждал ответной реплики Линли. Он подошел к книжному стеллажу, на котором стоял небольшой проигрыватель и ряд книжек в мягких обложках, на вид ни разу не читанных. С верхней полки он снял фотографию в простой деревянной рамке и сунул ее в руки Линли. На фотографии был запечатлен сам Сэвидж все в тех же африканских одеждах, обнимающий за плечи серьезного мальчика в мешковатом спортивном костюме. На голове у мальчика буйствовали кудряшки, а на лице застыло настороженное выражение – как у собаки, которую слишком часто после прогулки запирали в клетку приюта. Его кожа была очень темной, лишь немного светлее, чем у жены Сэвиджа. И еще он однозначно был тем самым мальчиком, чье тело этим утром нашли на Шанд-стрит. Линли оторвал глаза от фотографии. Избегая смотреть на Сэвиджа, он оглядел плакаты, которыми Шон украсил стены своей комнаты: страстно проповедующий что-то Луис Фаррахан, Элайджа Мухаммад в окружении членов «Нации ислама», юный Мохаммед Али – вероятно, самый известный из обращенных. – Мистер Сэвидж… – начал он наконец и вновь умолк на мгновение, не зная, как сообщить тяжелую новость. Тело в туннеле вдруг стало слишком живым и реальным – с того момента, когда ему нашлось имя. Теперь тело превратилось в человека, чья смерть отзовется в людях жаждой мщения, стремлением воздать преступнику по заслугам или хотя бы желанием выразить элементарное соболезнование родственникам погибшего. – Мне очень жаль, – собрался с мыслями Линли. – Я вынужден попросить вас взглянуть на тело. Его обнаружили сегодня утром на южном берегу реки. – О господи. Это же не… – выговорил Сэвидж. – Надеюсь, что нет, – сказал Линли, хотя он знал, что это Шон Лейвери. Он взял священника под руку, чтобы поддержать его. У него возникли новые вопросы к приемному отцу убитого мальчика, но в данный момент они могли и подождать. Ульрика сумела передохнуть у себя в кабинете, дожидаясь, пока Джек Винесс отключит телефоны и приберет приемную к следующему рабочему дню. Как только она ответила на его прощальное «до завтра» и услышала, как за ним захлопнулась дверь, то немедленно отправилась на поиски Гриффа. Вместо этого в пустом коридоре она встретила Робби Килфойла. Из двух больших мешков он доставал футболки и спортивные куртки с логотипом «Колосса» и складывал их в шкаф под витриной, где выставлялись образцы товаров. По крайней мере, про это Грифф не соврал, подумала Ульрика. Он действительно потратил какое-то время в своей мастерской, чтобы выполнить заказ «Колосса». Она ведь сомневалась в этом. Когда они встретились в «Чарли Чаплине», она первым делом спросила: – Где ты был весь день, Грифф? И сама же поморщилась оттого, как это прозвучало, и оттого, что поняла: Грифф знает, что она и так знает. – Не надо, – произнес он без каких-либо пояснений (они же оба все понимают) и рассказал ей, что какой-то механизм в печатном станке сломался и пришлось нести его в ремонт. – Я же говорил тебе, что задержусь сегодня в мастерской. Ты хотела, чтобы я принес еще футболок, помнишь? – Это был типичный прием Гриффа: я делал то, о чем ты сама меня просила, подразумевал он. – Робби, ты не видел Гриффа? – спросила Ульрика у Килфойла. – Мне нужно поговорить с ним. Сидя на корточках, Робби отвлекся от своего занятия и сдвинул кепку, с которой не расставался, на затылок. – Он помогает новой группе в походе, – сказал он. – Они поехали на реку. Отсюда отправились… часа два назад. – На лице Робби было написано иное, а именно его сарказм по поводу того, что она – директор – не знает того, что ей положено знать. – Он оставил заказ… – он кивнул на мешки с футболками, – на складе. Я подумал, что лучше сразу положить все на место. Я могу тебе помочь? – Мне? Помочь? – Ну, ты же ищешь Гриффа, а его сейчас нет, так, может, я как-то… – Он пожал плечами. – Я сказала, что хочу поговорить с ним. – Ульрика сразу поняла, что ведет себя неоправданно резко. Она тут же добавила: – Извини. Это было грубо с моей стороны. Я вся на нервах. Полиция. Сначала Киммо. Теперь…