– Передвижная кухня? – повторил он. – Мистер Масуд, то есть вы готовите еду для бездомных не дома? – Нет-нет. Разве я смог бы сохранить блюда горячими? Ведь мне приходится ездить от Телфорд-уэй почти в центр Лондона. Мой фургон оборудован всем необходимым для приготовления пищи. Плита, рабочий стол, небольшой холодильник. Это все, что требуется. Конечно, я мог бы подавать сэндвичи, которые сэкономили бы усилия по готовке еды, но им нужна горячая пища, бедным людям без крыши над головой, и холодный хлеб с сыром ее не заменит. Я благодарен небесам за то, что у меня есть возможность дать им необходимое. – Давно ли действует ваша передвижная кухня? – спросил мужчину Линли. – С тех пор, как я стал получать от «Бритиш телеком» пенсию. То есть уже почти девять лет. Вы должны спросить монахинь. Они скажут то же самое. Линли верил ему. Не только потому, что все его слова, скорее всего, будут подтверждены монашками и всеми людьми, которые регулярно видели Муваффака Масуда на набережной. Но и потому, что мужчина производил впечатление честного человека, и было невозможно не испытывать доверия к нему. «Праведный» – вот каким словом описал бы собеседника Линли. – Мы с коллегой хотели бы посмотреть на ваш фургон, – сказал он тем не менее. – Снаружи и внутри. Вы позволите? – Конечно. Вы не подождете меня? Я только оденусь, а потом отведу вас в гараж. Он быстро поднялся по лестнице, оставив Линли и Нкату молча обдумывать услышанное. Через некоторое время Линли спросил сержанта: – Какова ваша оценка? – Говорит правду или социопат. Но взгляните-ка вот на это, босс. Нката развернул на колене свою аккуратную записную книжку в кожаном переплете, чтобы Линли мог прочитать то, что там было написано несколькими днями ранее: виж ня ваф 873-61 Ниже Нката приписал: Передвижная кухня Муваффака 873-61 – Но вот чего я никак не могу понять, – горячо продолжал Нката, – какой смысл в его действиях? Сначала раздал еду за «Савоем», потом переждал сколько-то времени в Центральном Лондоне, после чего, уже в середине ночи, переместился к Сент-Джордж-гарденс, где его записали камеры скрытого наблюдения. Зачем? – Встреча? – С кем? С продавцом наркотиков? Но по-моему, из него такой же наркоман, как из нас с вами. Тогда с проституткой? Его жена умерла, он захотел поразвлечься, понятно, но зачем везти девушку к Сент-Джордж-гарденс? – Может, встреча с террористом? – предложил Линли. Это казалось совсем уж маловероятным, но он знал, что на начальных стадиях нельзя отбрасывать ни один вариант. – Или с продавцом оружия? – перебирал возможности Нката. – Или его ждал кто-нибудь, чтобы передать контрабанду? – Или он встречался с убийцей, – сказал Нката. – Чтобы передать что-то. Оружие? – Или взять что-нибудь у убийцы. Нката покачал головой. – Нет, скорее отдать что-нибудь. Или кого-нибудь, босс! Отдать мальчишку. – Киммо Торна? – Тогда все получается. – Нката бросил взгляд на лестницу. – Он ездит на набережную, но ведь это не так уж и далеко от Лестер-сквер. Например, от пешеходного моста Хангерфорд, если именно таким образом Киммо Торн и его приятель перебирались на другой берег. Этот Масуд мог знать Киммо уже сколько угодно времени, просто не торопился, решая, что с ним делать. Линли обмозговывал эту версию и так и сяк, но она не укладывалась в голове. Если только благодетель бомжей не был социопатом, как справедливо заметил Нката. – Пожалуйста, следуйте за мной, – сказал Масуд, спускаясь по лестнице. Он надел не традиционный арабский наряд, а свободные джинсы и фланелевую рубашку, поверх которой набросил кожаную куртку. На ногах у него были кроссовки. В европейской одежде он внезапно стал больше похож на англичанина, чем на своих земляков. Перемена была столь разительна, что нельзя было не задуматься, сколь далекой от истины может оказаться оценка, основанная лишь на внешнем виде человека. Муваффак Масуд держал фургон в одном из гаражей, выстроившихся бок о бок в дальнем конце улицы. Гараж был узким, и рассмотреть автомобиль, не выгоняя его, было бы затруднительно. Поэтому Масуд, не дожидаясь, пока его об этом попросят, сел за руль и выкатил фургон на площадку перед гаражом, где Линли и Нката без помех приступили к осмотру. Фургон был красным, как и тот, который видела женщина из окна квартиры на Гандель-стрит. И это был «форд-транзит». Масуд выключил двигатель и выпрыгнул из фургона, открыл дверцу кузова, чтобы продемонстрировать интерьер фургона. Он был оборудован так, как Масуд и описывал: у одного борта стояла плита, вокруг нее разместились шкафчики, рабочий стол, маленький холодильник. Такой автомобиль можно было бы использовать в туристических целях, так как в салоне нашлось место и для походной кровати. Здесь же можно было и убивать. Но это был не тот «форд», который искали Линли и Нката. Это стало понятно еще до того, как Масуд открыл дверцу салона. Нужды разглядывать внутреннее устройство не было никакой. Потому что фургон был новый и на борту горела свежая яркая надпись: «Передвижная кухня Муваффака» и номер телефона. Линли открыл рот, чтобы задать вопрос, но на долю секунды его опередил Нката: – Раньше у вас был другой фургон, не так ли, мистер Масуд? – О да, – кивнул Масуд. – Но он был старый, и несколько раз я не смог завестись. А мне нужно ездить каждый день. – Что вы с ним сделали? – спросил Линли. – Продал. – Со всей начинкой? – Вы имеете в виду плиту? И холодильник со столом? Да, там было все то же самое, что и в этой машине. – Кто купил его? – В голосе Нкаты слышалась и надежда, и страх, что эта надежда не оправдается. – Когда? Масуд подумал, прежде чем ответить на эти вопросы. – Это было уже… месяцев семь назад. Где-то в конце июня. Кажется, да, примерно в это время… Джентльмен… К сожалению, не запомнил имени… Он хотел купить фургон к августу, к отпуску, так он сказал. Полагаю, он планировал поездку по стране, хотя дословно этого не прозвучало, насколько я помню. – Как он расплатился? – Ну, я, конечно, не просил за фургон много. Он был уже старый. И ненадежный, как я уже упоминал. Его нужно было ремонтировать и красить. Тот джентльмен хотел выписать чек, но поскольку я не знал его, то попросил заплатить наличными. Он уехал, но в тот же день вернулся с деньгами. Мы совершили сделку, и… и все. – Масуд сам сложил вместе кусочки информации, пока заканчивал объяснение. – Значит, вы ищете мой старый фургон. Конечно. Тот джентльмен, должно быть, намеренно купил его для противозаконных целей и поэтому не перерегистрировал на свое имя. А что именно он собирался делать… Неужели это и есть тот клапамский вор? Линли отрицательно качнул головой. Вором был подросток, сказал он Масуду. А человек, купивший фургон, был, вероятно, убийцей того мальчика. Масуд, потрясенный, отшатнулся. – Мой фургон? – выговорил он и замолчал, не в силах произнести более ни слова. – Вы можете описать покупателя? – спросил Нката. – Может быть, что-то бросилось вам в глаза, что-то особенное запомнилось? Масуд выглядел так, будто не совсем еще пришел в себя, но ответ его был взвешенным и неторопливым. – Боюсь, это было слишком давно. Джентльмен, как я его помню, был пожилым. Моложе, чем я, пожалуй, но старше вас. Белый. Англичанин. Лысый. Да. Да. Он был лысый, я помню, потому что день был жаркий и череп у него потел, а он протирал его носовым платком. И носовой платок был необычный. Необычный для мужчины. С кружевами по краям. Я даже что-то сказал по этому поводу, а он ответил, что платок дорог ему как память. Он принадлежал его жене. Она плела кружева. – Фриволите, – проговорил Нката негромко. – Босс, это такие же кружева, как на куске ткани, которым был прикрыт Киммо. – Он вдовец, как и я, – говорил Масуд. – Такой вывод я сделал из его слов про память. И вот еще что запомнилось: он был не очень здоров. Мы прошли от дома до гаража, тут ведь совсем недалеко, а он едва дышал. Вслух я не стал ничего говорить, но подумал еще, что мужчина в его возрасте не должен так запыхаться. – А что-нибудь еще про его внешний вид вы помните? – продолжал спрашивать Нката. – Он был лысый, это мы поняли, а что еще? Борода? Усы? Толстый? Худой? Какие-то родимые пятна? Масуд посмотрел на землю, будто надеялся увидеть там образ покупателя старого «форда». – Бороды и усов не было, – сказал он, потом еще подумал, наморщив напряженно лоб, и наконец признал: – Больше ничего не могу припомнить. Лысый и безбородый. С этим далеко не уйдешь. – Мы бы хотели составить фоторобот этого человека, – сказал Линли. – Мы пришлем к вам специалиста, когда вам будет удобно. – Чтобы нарисовать его лицо? – уточнил Масуд с сомнением в голосе. – Я сделаю все, что в моих силах, но боюсь… – Он замялся, словно подбирая вежливую формулировку, чтобы выразить мысль. – Для меня почти все англичане на одно лицо. А он был очень английский, очень… обыкновенный.