— Светлана Игоревна, это снова я, — заглянул Руслан в кабинет врача. Вручил шляпную коробку со сложной цветочной композицией в нюдовых тонах (как назвал её продавец), а потом изложил суть своей просьбы. — Хорошо, я так ей и скажу, — посмотрела доктор куда-то в расстёгнутый ворот его рубашки. Не сказать чтобы Руслана смутил этот раздевающий взгляд, но и не сказать чтобы он чувствовал себя уютно. Ему казалось, доктор о нём невысокого мнения, так строго, свысока она держалась при их предыдущих встречах, но сейчас подумалось: чёрт побери, а ведь Макс прав. Просто озабоченный состоянием Альки Руслан не заметил возникшего между ним и докторшей напряжения. А сейчас заметил. И оно его совсем не обрадовало. Она всё же Алькин врач, и знает слишком много. Например, что они в разводе, что Альбина не хочет его видеть, что она Руслана даже не помнит. — Тем более, это правда, — скользнула Светлана Игоревна глазами до его ширинки, подчёркнуто там задержалась, а потом посмотрела Руслану в глаза. — Вы ведь действительно были на месте аварии и имели все основания справляться о её здоровье. — Да, так и было, — сдержанно кивнул Дымов, мучительно раздумывая, что ему с этим делать, чем это чревато и как он всё это ненавидит. Ну почему того, что он никак не отреагировал, недостаточно? Почему на каждую бабу должен «привставать», а если нет, будет наказан? — Ну, звоните, если что, — написала Светлана Игоревна номер своего телефона на бумажке. Протянула, зажав двумя пальцами, словно ждала, что Руслан будет прыгать за ним как цирковая собачка. Руслан так и видел, как он потянется — она уберёт руку, он шагнёт вперёд — она отступит. Наверное, она ждала именно этого, но… он ей нравился, а она ему нет — вот в чём проблема. И неважно, что ему нравилась только Алька, он думал только про Альку и любил только Альку — докторшу обидело его безразличие. Руслан беспечно не заметил знаки её внимания, но её задетое самолюбие не заметить было трудно — Светлана Игоревна испепеляла его взглядом. — И вы… если что, — не сводя с неё глаз, вместо того чтобы потянуться за номерком, Руслан опустил в карман её розового костюмчика визитку. Это было лишним — свой номер он указал как контактный во всех Алькиных больничных документах, ему звонила постовая медсестра, когда Альбина очнулась, он оплачивал палату, его телефон внесли при оформлении счёта в бухгалтерии, — но это был манёвр перехватить инициативу. И он удался. — Вы всё же зайдите в палату к Альбине, Руслан Валерьевич, — наманикюренные пальчики докторши всунули в его ладонь бумажку и слегка сжали. — Мне показалось, ваша девушка расстроилась, что никто её не искал и не навещал. Узнает она вас или нет, ей будет приятно, что вы о ней беспокоились. — Именно так я и собираюсь сделать, — ответил Дымов и вышел из кабинета. Сердце билось так громко, когда Руслан подошёл к Алькиной палате, что казалось, его слышно на всю больницу. Но как говорил дед: факир был пьян, и фокус не удался. — Спит она, спит, сердешная, — сказала ему пожилая санитарка. — Есть ничего толком не стала, поковыряла каклетку и лекарство попросила ей дать. Теперь спит. Ты завтра уж приходи. Но Руслан зашёл сегодня. Погладил свою девочку по щеке. Поправил спутанные волосы. Поцеловал в лоб. Он мог бы смотреть на неё вечно, но вечность им никто не предоставит. — До встречи, малыш, — сказал Руслан, прощаясь, и осторожно закрыл за собой дверь. Не оглядываясь, вышел из больницы. В голове не укладывалось: разве так бывает, чтобы человек всё забыл? Он машинально остановился у машины. Сначала остановился, а потом понял почему. На заднем стекле красовалась наклейка «ОХУЕННЫЙ, НО ЗАНЯТ». И на бампере ещё одна: «#НЕ_ВЛЮБЛЯЙСЯ». И когда только засранец успел налепить! Лучше бы сидел, курил. — Самара, ну какого…? — покачал головой Руслан. — Ну что, блядь, за детский сад? — Фу, какой ты душнила, Дымов, — нехотя вылез из машины Макс. — Ну вот что тут написано неправильно? Ты охуенный? Охуенный! Занят? Занят. Надо в тебя влюбляться? Нет! — Только одно тут неправильно: это не моя машина. Это бронированная тачка за сорок семь лямов для работы, ей пиздец как не хватало твоих дурацких наклеек. — Ну всего-то минус десять очков к её пафосу. — Ты же не хуже меня знаешь правила, — строго сказал Дымов. — Ничего, никаких зацепок, машина ничем не должна выделяться, ничем не должна привлекать внимание. — Конечно, я знаю, Нас из-за этого в штабе с тобой посадили: ты слишком бросаешься в глаза, я слишком красивый, — скромно поскрёб щёку Самарский. — А шпион должен быть незаметным, среднестатистическим, не должен выделяться в толпе, не должен запоминаться. Мы потому и годились с тобой только для одного вида работы: секс-мероприятий... — Не напоминай, — перебил Руслан, думая, как лучше снять наклейку: самому или всё же заставить Самарского. Ему не нужно было объяснять, о чём говорит Макс. Секс-шпионаж, то есть вербовка нужного человека путём вступления с ним в половую связь — практика, используемая всеми разведками мира. «Объект» провоцируют на романтический и/или сексуальный контакт, а затем используют «вслепую» или шантажируют разоблачением: оглаской супружеской неверности или непристойного поведения. К этому, помимо всего прочего, их с Максом тоже готовили. На эту работу на них с Самарским больше всего и поступало «запросов». Но сейчас было не время и не место об этом вспоминать. — Макс, мы с серьёзными людьми работаем. Это неприемлемо, — покачал головой Дымов. — Ой, кто бы говорил неприемлемо, — кисло скривился Самарский. — Не ты ли три дня назад кувыркался со своей девчонкой в коттедже клиента, что мы должны были охранять как зеницу ока? — Чёрт! — выдохнул Дымов, с ужасом вспомнив, что он так и не убрался. 16 16 А они там с Альбинкой прилично наследили: залили вином ковёр, снесли какую-то стату̀ю, заляпали пальцами панорамное стекло. И камеры наблюдения Дымов отключил, волевым решением отдав приказ на пульт, но так и не включил обратно. Там же что угодно могло случиться. — Вот я долбоёб! — покачал он головой, сокрушаясь, что забыл. — Не буду даже спорить. Башку тебе от твоей бабы срывает конкретно, — хмыкнул Самарский. — А клиент, кстати, как раз приехал. Мне звонит охрана, а я хрен знает, что делать. Камеры в стопе, ты в СИЗО, в доме словно бомжи ночевали, всё перевернули и насрали. — Твою мать! — согнулся Дымов, будто получил ногой в живот. — И ты говоришь мне об этом только сейчас? — Ну я же тебе не жена, выговаривать по всякой хуйне. Я сказал: «Есть проблемы». Но потом случилось вот это, — показал на больницу Макс, — и всё остальное стало не так уж важно. Дымов виновато развёл руками, извиняясь. Макс скопировал его жест, принимая извинения. — Забыто, брат. Я всё уладил. Нам повезло, что мужик приехал не один, и сам попросил всё отключить. Ну а потом заказал клининг, и кто там, где какие пятна оставил, его девки, чужие, стало неважно — всё убрали. Но вот это пусть повесѝт, — назидательно показал он на наклейку. — Шантажист, — покачал головой Дымов и пошёл к водительской двери. — Что есть, то есть, — сел следом в машину Самарский. — А давай: я тебе телефончик докторши, а ты это снимешь прямо сейчас, — завёл машину Руслан. — Эй, это нечестный приём! — возмутился Самарский. Дымов равнодушно пожал плечами. — Не, давай так: ты мне телефончик сейчас, а наклейку я сниму, как только машину наймут. Сниму и лично передам эту гробинушку водиле, — ласково похлопал Макс по обивке сиденья. — Ну согласись, пиздатая же наклейка. — Соглашусь. На, — вручил Максу номер докторши Руслан. Хотелось добавить: и сделай так, чтобы она выкинула из башки всех, кроме тебя. Но это было лишне: Самара и так знал, что и как делать с бабой. — Какие планы насчёт Альки? — спросил Макс, когда они выехали с больничного двора. Дымов поиграл желваками. — Помнишь, Алька обычно говорила: «Скажи мне кто твой друг…»