Экран, наконец, засветился. И я дрожащими руками полезла в переписку и список контактов. Ну, сейчас-то я точно всё вспомню, была уверена я, предвкушая озарение… — Игорь, мойка, Мосальская, маникюр, — читала я вслух список последних звонков и… не узнавала никого. Игорь? Звонок ему был последним, не считая входящий с неизвестного номера. — Игорь, — сказала я вслух, надеясь, что хоть так имя чем-то во мне отзовётся. Но напрасно прислушивалась к себе. Крутой, Николаев, Дельфин и русалка — вот и всё, чем откликнулась память. — Дельфин и русалка, они, если честно, не пара, не пара, не пара, — пробубнила я, физически ощутив запах нафталина, и решила Игоря оставить на потом. Где-то далеко-далеко, на условной десятой странице я нашла несколько входящих звонков полугодичной давности «Папа». Он звонил, но я почему-то не ответила. То есть отец у меня всё же есть, но уже полгода я с ним не разговариваю. А вот контакта «мама» так и не нашла. Пропуская записи вроде «химчистка», «инструктор Веня» и «архив», я нашла ещё несколько «имён»: Ксюха, Дура, Ванлав, Марго, Сволочь, Перспективный, Светка-2, Сука, Лживая сука, Береги его, господи, мудака. И прям растерялась, кому позвонить: Криворукой манде или Манде с ручкой. — Похоже, я была не очень общительной, — сказала я телефону. — И не особо доброжелательной, но с юмором, — наверное, ответил бы он, если бы умел. А ещё это был совсем новый телефон. Словно полгода назад я не только поменяла паспорт и прописку, но и жизнь решила начать с чистого лица. В фотографиях: виды города, скрины платежей да каких-то чужих древних документов. По-настоящему древних, датированных позапрошлым веком и практически рассыпающихся на части. Пустые В Контакте и Ват сап, не считая звонков водителей такси и сообщений службы доставки (по этим заказам надо бы пройтись позднее). Мёртвый Телеграмм, где я была подписана на два десятка каналов, которые только читала, и никому ничего не писала. Заблокированный сайт знакомств. Неожиданно стало грустно. Не потому, что сайт знакомств послал меня на хер (там висело предупреждение, что я сама его заблокировала). Не потому, что я такая одинокая, или замкнутая, или просто стерва (это мне почему-то даже нравилось). Не потому, что никто мне не звонил и не писал, словно я никому не нужна (я, похоже, не особо в ком-то и нуждалась). Просто подумала, что обязательно будет больно, когда моё грёбаное прошлое начнёт вспоминаться. Мне придётся заново хоронить маму, которой нет в контактах, и снова оплакивать всё, что я потеряла. Придётся заново проживать обиды и разочарования, с которыми, наверное, давно справилась. И заново знакомиться с людьми, которых, возможно, хотела забыть. Сейчас мне казалось непосильной ношей — снова всё это вынести. Потом я, правда, немного повеселела, когда зашла в банк-онлайн и выяснила размер своего счёта. По крайней мере, мне не надо переживать, что я прогуляла работу. Где бы мне ни завели трудовую книжку, количество нулей в сумме моих вкладов, позволяло глубоко насрать на любые производственные проблемы и заниматься тем, чем я хочу заниматься. Ещё бы выяснить, чем именно. А, может, я граблю банки? Мелькнула шальная мысль. Я махнула рукой: да хоть бы и так. И, глядя на ночь за окном, думала, кому бы позвонить. 22 22 — Аллё, пап? — осторожно спросила я, когда на том конце ответили. — Альбина? — удивился мужской голос. — Э-э-э… да, — не знала я, что ему на это сказать. И он, видимо, услышал мою неуверенность. — С тобой всё в порядке? — тревога в его голосе была неподдельной. — Э-э-э… нет, — не смогла соврать я. В груди жгло, пекло, болело. Не знаю, что, понятия не имею почему, но хотелось плакать. — Что случилось? Ты где? — Я… в больнице. Попала в аварию. Повисла пауза. Наверное, он был в шоке. Поэтому я поторопилась его успокоить. — Нет, нет, со мной всё в порядке. Руки-ноги целы, я не сильно пострадала, угрозы жизни нет, я вполне здорова, только… Я слышала, как он дышит. — Только что? — спросил отец всё так же с беспокойством. — Я ничего не помню. — Не помнишь? — удивился он. — Я слишком долго была без сознания и теперь у меня амнезия. Я не знала, как выглядит его лицо, чтобы представить его эмоции, не помнила какого он роста, какого цвета у него глаза, сколько ему лет. Я не нашла в сети ни одной Альбины Викторовны Арбатовой и понятия не имела, кто мой отец и чем он занимается. «Он же не может быть тем самым Виктором Арбатовым, которого в прессе называли Табачный король и потомок графа Орлова? — гадала я, рассматривая фотографии. — Или может?» Да или нет, но сейчас у меня перед глазами стояло лицо Виктора Геннадьевича Арбатова, владельца сети супермаркетов, президента группы каких-то там серьёзных компаний, девелопера, мецената и коллекционера, и я очень сожалела, что попыталась узнать об отце так. Я дала себе зарок никого больше не искать в сети и ничего не выяснять таким образом, потому что сейчас не могла просто так спросить у отца, чем он занимается и боялась обидеть его и своими вопросами, и своими ожиданиями, если он окажется совсем не тем, о ком я подумала. — Амнезия? — переспросил он. — Да, пап. Я не помню кто я, кто ты, какие у нас отношения, почему мы так долго не общались. Извини, если мой звонок тебе неприятен, я просто не знаю больше, кому позвонить. — Я очень рад, что ты позвонила именно мне, — резко осип, даже сорвался его голос. — В какой ты больнице, малыш? — На… — мой голос тоже дрогнул. — На… — я назвала адрес, улицу, вернее, бульвар, на котором находилась больница (слава богу, это я догадалась уточнить). И не знала, что ещё сказать. — Я найду, — коротко ответил он. На заднем плане раздался женский голос. Капризный и противно тянущий гласные. «Ну, за-а-й! Ну сколько можно жда-а-ать?..» — услышала я. — Уже иду, — коротко в сторону ответил отец. Звякнули бокалы, словно он взял их со стола. Или мне показалось? — Поправляйся, малыш, — сказал отец и отключился. Я положила трубку и почему-то пожалела, что позвонила. Память не подкидывала фактов, не рассказывала событий, она напоминала мне эмоции — и эти эмоции мне не нравились. Мне было грустно, обидно и противно, что какую-то соску, что звала его Зай, отец предпочёл разговору с дочерью и пошёл не адрес больницы искать, а натирать хер до блеска об эту девку. — А ты кому бы позвонил? — спросила я на следующий день телефон, всё ещё переживая, что, наверное, не надо было звонить отцу. Подумала, надо больше доверять себе: раз я с ним полгода не разговаривала, значит, у меня были на то причины. Может, отец вообще человек, которому надо было звонить в последнюю очередь. Нет, к чёрту! Сама больше никому звонить не буду. Кто захочет — объявится, кто не захочет — значит, не сильно он мне и нужен. И даже если бы телефон вдруг собирался мне ответить, кого я должна была выбрать, ему бы помешала врач, что решила меня навестить второй раз за день (что-то зачастила). Первый раз она предвосхитила мой вопрос и сказала, что цветы мне принёс сосед, что живёт в моём доме (этажом ниже или этажом выше, она не запомнила). — Он случайно оказался на месте аварии, — словно по бумажке тарабанила доктор, уточнив, что я врезалась в грузовик недалеко от дома, — и, конечно, беспокоился, справлялся о вашем здоровье.