В первой комнате был «кабинет», как я его назвала. Там стоял стол с ноутбуком, подключённым к странному прибору: разные линзы на жёсткой раме и сканирующее устройство, под которым распята потрёпанная временем книга. Всё остальное пространство, по моим ощущениям, занимали вещи, что до ремонта стояли по всей квартире. Стоял даже кусок стены со старыми обоями из гостиной. На новой стене сейчас висел телевизор, создавая иллюзию замкнутого пространства и загораживая вид на гостиную из коридора. В другой комнате была спальня. И ванная. То есть спальня с ванной, выходящей в комнату стеклянной стеной, которую при желании можно прикрыть шторами. Если такого желания нет, лёжа в ванной, можно любоваться облаками и кронами деревьев, не боясь любопытных взглядов — стекло на улицу было односторонним, как в допросных: ты всех видишь, а тебя — никто. В общем, квартира была большая, просторная, светлая, с оригинальными дизайнерскими решениями (на мой вкус не всегда оправданными) и свежим ремонтом. Отец стал третьим человеком, позвонившим мне за вечер. Первым звонил менеджер турагентства, спрашивал, не хочу ли я круиз на другие даты (прежний, я, оказывается, пропустила). Я подумала и ответила: не хочу. Второй была маникюрша, записанная у меня как «криворукая манда». К криворукой идти совсем не хотелось, поэтому я отказалась. Третий номер я нечаянно набрала сама. Ткнула пальцем, когда удаляла из контактов «криворукую», тем более был у меня другой контакт, сурово записанный просто «маникюр». Ткнула и тут же сбросила. Но он перезвонил. Весёлый, оказался, парень этот «ванлав». Сразу заявил «Так и знал, что ты позвонишь!» и вообще болтал без умолку. Рассказал, что недавно вернулся из Тибета, как тупо вчера порвал штаны, что посвятил мне песню, которую назвал «Я даю тебе шанс». «Вот так дашь человеку шанс, — подумала я, послушав песню, — а потом понимаешь, что надо было дать ему пиздюлей, а не шанс», и его мерзкую песню тоже удалила. — Скажи, ты не помнишь, почему я записала тебя «ванлав»? — спросила я, подумав, что ему больше подошло бы «клоун», уже занеся карающий меч над телефонной книгой: парни с сайта знакомств мне там не нужны. — Ван лав? — удивился он, а потом догадался. — А! Так это потому, что я был в футболке с надписью «one love», ну и всякими там финтифлюшками. — Ну вот, у них там просто футболки с финтифлюшками, а я уже тут чёрте что себе напридумывала: первую любовь, любимый книжный магазин, лучшую доставку еды, — пробубнила я, весело попрощалась (в его клоунском стиле) и удалила. Поборов искушение ответить отцу «Мужчина, а вы кто?» я упала на мягкий диван и промычала: — Нормально. А ты как? Не сказать, чтобы я была на него зла, но мне точно было неприятно. Игорь Камалов (Игорь Камалов, Игорь Камалов, И-горь Ка-ма-лов, — напрасно несколько раз повторила я вслух, усердно напрягая челюсть, — не вспомнила), которого он прислал, и который как-то расплывчато представился моим другом, парнем и одноклассником (я так и не поняла, в каких мы сейчас отношениях), конечно, объяснил, почему отец не смог приехать. Владивосток. Экономический форум. Доклад, который он должен лично изложить президенту. Всё это, естественно, накладывало. Но я сделала два вывода. Во-первых, мой отец — тот самый Виктор Геннадьевич Арбатов. Не зря я представляла его лицо (у нас даже глаза похожи и ямочка на подбородке). Во-вторых, себе надо доверять больше однозначно. Не зря я не хотела ему звонить. Не сказать, чтобы мне не понравился этот Игорь или я сомневалась в его словах. Телефон подтверждал, что мы довольно долго говорили до аварии. Интуиция подсказывала — были в отношениях, судя по тому, как по-хозяйски он меня обнял, а я даже не пикнула, и как непринуждённо держался. И он, безусловно, интересный. Платиново-белые волосы, чёрные брови, карие глаза, смоляная борода, каменные мышцы, пресс наверняка во все восемь кубиков, рост — всё, от чего текут бабы. Но мне ни его внешность, ни всё, что он рассказал о себе, как-то не доставило. То ли карие глаза не люблю. То ли крашеные волосы. Не вставило. И не «ВАУ!» Особенно не доставило, что он правая рука моего отца и едва ли не член семьи. «Вообще-то, это я член его семьи», — так и норовила я испортить речь Камалова. Я — дочь и имею право узнавать от отца, а не от его прихвостня, почему он не может приехать. Я — главный человек в его жизни, потому что единственный ребёнок. Я, потому что мамы у меня нет. Сейчас мой единственный родитель раздумывал над моим вопросом «А ты как?» — Тоже ничего, — устало зевнул он. — Прости, чёртова разница во времени. Я, кстати, говорил с твоим врачом. И нашёл отличного специалиста в Москве, как раз по твоей проблеме… «Очень кстати!» — возмутилась я. И что он говорил дальше, толком не слушала: прозвенел таймер, и я пошла доставать пиццу. 35 35 Голос отца по громкой связи, конечно, орал на всю кухню, пока я резала и выкладывала на тарелку слегка подгоревшее с одного бока национальное итальянское блюдо (ох уж эта тонкая грань между «Да пусть ещё поджарится» и «Ебать, всё сгорело на хуй»), но какая мне разница, что там отцу наговорила моя докторка (я ей не понравилась и вообще подозревала её в предвзятости), а уж тем более каких успехов добилась психиатр, которую он нашёл. — Я не поеду в Москву, пап, — ответила я и с аппетитом откусила пиццу. Отец, видимо, слушал, как я довольно мычу, растягивая сыр, как хрустит поджаристая корочка, потому что молчал. Ну и я молчала, потому что ела, потому что мне было вкусно, а ещё потому, что мне чертовски понравился мужик, который провожал меня до квартиры, и мне было приятно о нём думать, глотая обжигающий сладкий чай. «Вот этот "ВАУ!"», — думала я, вспоминая красивое волевое лицо, что так и осталось невозмутимым, когда он заметил, что я тыкаю в замок фонариком вместо ключа, и не подал вида. Такие породистые жеребцы обычно не лучшие любовники, но из тех, что не забываются. Или мне просто нравились именно такие? Откуда-то я почерпнула эти знания. Это мой тип? Или, может, я была неразборчивой? — Почему не поедешь? — многозначительно помолчав и догадавшись, что объяснений не будет, спросил отец. Я как раз додумалась до того, что можно же с таким замутить (долго думала, секунды полторы), ну, хотя бы для того, чтобы проверить собственную теорию. Только надо узнать, вдруг он женат. Или по хер? Каких я придерживаюсь моральных принципов я, к счастью, не помнила, поэтому, наверное, имела право на новые. Так почему бы им не быть пониже? Сообразив, что мне не сидится, потому что я ёрзаю задницей по пульту стереоустановки, а не потому, что хочу аж не могу, я включила музыку. — Марго будет рада, что ты вернулась, — сказал отец. — Марго? — удивилась я. Да, я помнила, что в моей телефонной книге есть имя «Марго», а ещё там остались «Перспективный», «Береги его, господи, мудака» и вызывал сомнения в гендерной принадлежности контакт «Сволочь». Остальные были бабы и меня мало интересовали. — Марго — это кто? — уточнила я. — Это… моя жена, — видимо, только сейчас осознав глубину проблемы, ответил отец. — Она растила тебя с четырёх лет. У вас с ней хорошие отношения. — А с тобой? — невинно спросила я. — Со мной — сложные, — вздохнул он. — А что случилось с мамой? — не доев, отложила я пиццу. Вроде с голодухи она показалась мне вкусной, но два раза откусила и поняла — говно. — Почему меня растила Марго? — Я не могу говорить об этом по телефону, Аль. Это сложный разговор. «Так что ж тебе помешало приехать! — мысленно возмутилась я. — Форум? Президент? Та девица, что зовёт тебя Зай? Или проблемы дочери для тебя в принципе на последнем месте?» — Ясно, — я кивнула, вытерла пальцы и встала. Память ещё и не думала возвращаться, а мне уже было больно. Из-за смерти мамы, из-за пренебрежения отца. Но ведь можно об этом не думать, щедро разрешила я себе. Можно вообще не думать ни о чём неприятном и хорошо бы ничего неприятного не вспоминать. Думать про мужика с фиалковыми глазами. Как он сказал, его зовут? Макс? Вот уж кого природа наградила так наградила — красавец без всяких «бы» и «но». В жар меня от него не бросило, но, чёрт, разве мимо таких мужиков проходят? За такими встают в очередь, дерутся, охотятся, любыми правдами и неправдами хотят от них детей. Такие — один на миллион. А этот взял мой телефон. Я обогнула стену и задержалась у пианино.