— Стас… — умоляюще. Нервничает, пальцы за спиной заламывает, чтобы жених не видел. — Юна, в машину, — Гаранин подходит к ней, подхватывает под локоть. Все он видит, урод. Стараюсь не вестись на девочку, но все летит к херам рядом с ней. Непозволительно много эмоций она будит моей душе. Инстинкты в струнку вытягиваются, кровь закипает, жилы до предела натягиваются. Рука Яра тяжелым хлопком ложится на плечо. Сдавливает, чтобы я не рыпался. А я ведь чуть не сорвался. С каждым разом все ближе подхожу к грани, после которой или расхерачу Гаранина, или получу пулю от его псов. — Мой боец поедет с вами, — продавливает Ярослав. — Настоятельно рекомендую сесть в бронированную машину, если вы печетесь о своей безопасности и безопасности Юноны Евгеньевны, — Гаранин понимает, что это не просьба. В случае отказа Багиров создаст проблемы, которым тот будет не рад, в свой гребаный офис, где у него наверняка намечено несколько важных встреч, он вряд ли попадет. — Никаких проблем, — отвечает мудак, но по роже видно, что проблемы есть — мы. Гаранин отдает распоряжение своему человеку сесть за руль, его охранник занимает место рядом с водителем. Юна зажата нами посередине. Жаров с Лисом едут следом. — На связи, — бросает Яр, прежде чем закрыть дверь. В воздухе тягучей патокой разливается напряжение. Тыльной стороной пальцев незаметно провожу по руке Юны, лежащей между нами. Выдает себя судорожным вздохом. А мне до ломоты в теле хочется прижать ее к себе… Сука! Мое желание в жизнь воплощает Гаранин. Притягивает ее задеревеневшее тело к себе. — Все прошло, дорогая, — оглаживая напряженные плечи. Бесполезно напоминать себе, что она его невеста, ярость темными пятнами расплывается перед глазами. Сломать бы ему руки! Зафиксировав пальцами подбородок Юны, поднимает лицо, наклоняется к губам. Прямо у меня на глазах. Целоваться лезет. Сука! — Не здесь, — тихо. Упирается ладонями ему в плечи, пытаясь удержать жениха на расстоянии. — Ты моя невеста, а в машине всего лишь обслуга, — с долей презрения в голосе. Сжимаю на коленях кулаки, искоса наблюдая, как он ее целует. Зажимает затылок, чтобы не сопротивлялась. Она не хочет, мразь! Не хочет тебя! — Милая, — тянет вроде нежно, но в голосе предупреждение. Юна уступает, и я наблюдаю, как сжимаются ее пальцы на плечах Гаранина, пока он властвует своим языком у нее во рту. Какой из меня сейчас телохранитель?! Я перед собой ничего не вижу. Кровавые пятна взрываются перед глазами. Я его размазать по сиденью готов. Сделать из него месиво! Дышать! Не смотреть! Не думать! По краю урод ходит и не понимает, что я только из-за нее держусь. Сломаю его сейчас, они поломают ее позже. Поломают так, что потом не собрать. — Успокоилась? — интересуется Игорь, отрываясь от припухшего после его поцелуя рта. — Уже не дрожишь, — прижимая к себе. Да она и не дышит, застыла изваянием в твоих объятиях. А Гаранин, словно не замечая, продолжает: — Сегодня вечером мы идем в ресторан, неформальная встреча с моим другом и его женой, — касаясь губами ее лба, будто уговаривает маленькую девочку. Только ни хрена это не уговоры, он ставит ее перед фактом, даже мне понятно, что отказ не примет. Зная теперь, чем угрожает ей отец, не удивляюсь, что она промолчит. — Тебе пора вливаться в мой круг общения. До свадьбы осталось совсем немного времени. Юна ничего не отвечает. Он из нее словно жизнь вытягивает. Сидит безвольной куклой, смотрит в одну точку. Я просчитываю варианты, что можно сделать, чтобы освободить ее от этого урода? При любом раскладе я подставляюсь, не факт, что вывезу и вытяну ее без посторонней поддержки. Имею я право вмешивать в это дело посторонних? Гаранин не рядовой утырок. Он утырок с деньгами и связями. Расклад может быть не таким, как я ожидаю. Рабочих идей не так много, но и они не стопроцентные, если не будет козырей против Гаранина и Серебрякова, не стоит и начинать. Рука Юны падает на сиденье между нами. Разжимаю сведенные от напряжения кулаки, медленно скольжу левой рукой по бедру, незаметно опускаю ладонь. Накрываю подрагивающие пальчики, несильно сжимаю. Едва заметно глажу, чувствую, как оттаивает, закрывает глаза. Сама переплетает наши пальцы, пока этот урод вновь тянется к ее губам. Топлю в себе злость и ненависть, Юне они не помогут. Она сжимает мои пальцы, делая больно себе. Придет время, Гаранина я жестко разломаю за это представление. Уебок не провожает Юну. Поцеловав на прощание и напомнив о встрече, пересаживается в свою машину. Мне доставляет удовольствие, когда он опасливо осматривается, пригибается и спешит спрятаться в тачке. — Прости, — выдыхает Юна, когда я занимаю водительское место. Мы в машине только вдвоем. У нас не больше минуты, пока я заеду во двор и высажу ее у крыльца. — За что? — Мне показалось, что тебе неприятно… — не договорив, обрывает себя. — Неприятно — это когда тебе очистительную клизму ставят перед операцией, а то, что я чувствую, это ярость, помноженная на знак бесконечности, — сжимая руль до побелевших костяшек, которые никак не заживут. Ее успокоить надо, а не выливать все то дерьмо, что кипит во мне. У крыльца нас ждет Серебряков, нервно расхаживая, пряча руки за спиной. Юна напрягается, вижу в зеркало заднего вида, как она сглатывает и рвано дышит. — Нам нужно поговорить, держи телефон при себе, я позвоню, скажу, куда прийти, — притормаживая возле крыльца. Юна не ждет, чтобы я открыл ей дверь, выпрыгивает из машины раньше, чем она полностью остановится. Выхожу следом, почти вместе с ней, но не успеваю среагировать, Серебряков заносит руку и бьет дочь… Глава 23 Юна Отец знает, куда бить, чтобы не оставлять следов, но при этом я должна усвоить очередной урок послушания. Голова начинает болеть, в ухе звенит. Родитель пьян и сильно разгневан. С появлением Стаса в нашем доме я веду себя смелее, чувствуя незримую поддержку за спиной. Он спаситель. Мой личный заступник. В какой момент я так уверовала в него, что стала открыто противоречить отцу? Глупо подставилась. Стас, возможно, покинет этот дом раньше, чем мы с Игорем поженимся. От этой мысли… тяжело… Да, тяжело. Только ему и Мише я могу доверять. Отец замахивается второй раз, сжимаюсь, пряча лицо, хотя знаю, что он по нему не ударит. Сегодня мы идем с Игорем на какую-то встречу, и он наверняка знает об этом. Второй удар до меня не долетает. Стас перехватывает руку. — Ты что, сука?! — отец зол и пьян, в таком состоянии он наиболее опасен, плохо контролирует свою дьявольскую сущность. — Я обязан защищать вашу дочь, если потребуется, даже от вас, — ровным тоном выдает Стас. Его лицо изменилось до неузнаваемости, я видела своего телохранителя в ярости, но таким опасным — никогда. — Отпусти, ты мне руку сломаешь! — морщится родитель, пытаясь вырваться из захвата. — Мужчине, поднявшему руку на женщину или ребенка, нужно отрубать эту самую руку, — произносит таким тоном, что вокруг нас понижается температура. Ощущение, что Стас вынес приговор, сейчас пойдет за топором и отрубит родителю конечность. Градус напряжения стремительно растет. — Сука, да ты на кого руку поднимаешь? — отец не готов отступить и повиниться. Стас лишь сильнее его раззадоривает. — Евгений Борисович, мы сейчас все на взводе, за день вашу дочь пытались убить два раза, — напоминает Стас о покушениях. — Обычно родители рады бывают, что их ребенок остался жив и невредим. Или мы чего-то не знаем? — мне слышится в его тоне угроза. Слова Стаса отрезвляют отца, он словно трезвеет. Мне даже видится волнение в его глазах, неужели за меня переживает? — Юна, иди в дом, — командует родитель, когда Стас отпускает его руку. — А ты — за мной в кабинет, — растирая запястье, на котором видны следы пальцев. Я волнуюсь за Стаса. Мне придется нелегко, если папа его уволит. Страшно оставаться без его защиты. Ни один охранник в доме никогда за меня не заступился, хотя видели и понимали многое. Даже Миша не смел противостоять дяде. Один раз попытался и чуть не оказался на улице, после того случая я взяла с него обещание не вмешиваться, но и сама вела себя смирно, старалась не провоцировать отца и даже смирилась с нежеланным замужеством, от которого не было шанса отказаться. Наша охрана словно испарилась, не хотят становиться свидетелем семейной сцены. Во дворе лишь друзья Стаса. Застыли статуями, позы напряженные, челюсти плотно сжаты. На меня не смотрят, когда я иду в дом, сверлят глазами моего отца. В комнате переодеваюсь в удобный домашний костюм, намочив полотенце в холодной воде, прикладываю к месту удара. В руках телефон, который утром передал мне Стас. Не обращаю внимания на тошноту, подкатившую к горлу, со мной так бывает, когда я сильно нервничаю. Этот день можно смело заносить в тройку самых плохих дней. Если отец уволит Юматова, не представляю, что со мной будет. Я давно стараюсь не привязываться к людям, все хорошее из моей жизни бесследно исчезает. К Стасу я не просто привязалась, он мне нравится. Я тону в его теплом заботливом взгляде. Он может быть резким, жестким, опасным, но, когда мне плохо, в его глазах вспыхивают частички тепла, которые окутывают меня спокойствием. Я знаю, что рядом с ним мне ничего не грозит. Каждую минуту кошусь на телефон, жду, когда он оживет. Время словно стоит на месте. Отбрасываю на комод нагретое теплом кожи полотенце. Нужно было бы приложить лед, но я боюсь столкнуться внизу с отцом. До момента, когда телефон издал короткий гудок, прошло почти полчаса. «Не выходи пока из комнаты», — короткое сообщение совсем не успокаивает. «Он уволил тебя?» — руки дрожат, попадаю не на те буквы. «Нет», — мне хочется знать подробности. Вроде нужно успокоиться, но я еще больше тревожусь. Выглядываю в окно. Друзья Стаса не сошли с места. Они о чем-то негромко переговариваются, почти не размыкая губ. «Юна, делай вид, что не замечаешь меня, это очень важно», — приходит чуть позже сообщение. Я не уточняю, для чего — и так понятно, что отец заметил мою симпатию к Стасу. Становится страшно, что он предпримет. Вряд ли пустит на самотек. Остаток дня проходит спокойно, отец не выходит из кабинета. Подозреваю, уснул пьяным прямо там на диване. Со Стасом мы встречаемся в кухне, когда я спускаюсь выпить кофе. Он ведет себя сдержанно, мы всего лишь несколько раз встречаемся взглядами, хотя я провожу на кухне минут двадцать. Мы сидим за один столом, он обедает, я пью кофе. — Мне нужно знать, во сколько мы выезжаем, чтобы подать машину и обезопасить маршрут, — сообщает сухо, не отрываясь от еды. Если кто-то посмотрит со стороны, не заметит в его взгляде теплоты, но я ощущаю его молчаливую поддержку. — Я уточню у Игоря и вам сообщу, — так же сухо. Мне кажется, я вижу одобрение в его глазах. Тщательно готовлюсь к ужину с друзьями Гаранина, ловя себя на мысли, что стараюсь для Стаса. На него хочу произвести впечатление. Хочу чувствовать на себе обжигающий взгляд этого мужчины, пока буду играть роль счастливой невесты перед незнакомыми людьми. Ухо, по которому пришелся удар, до сих пор красное, поэтому волосы оставляю распущенными. Неяркий макияж подчеркивает природные данные. Надеваю коктейльное приталенное платье чуть ниже колен. Босоножки на высоком каблуке. Стас встречает во дворе. Жду реакции, но ее нет. Лицо спокойное, невозмутимое. Лишь кадык резко дернулся, когда я вышла на крыльцо. Алексей за рулем, дверь мне открывает один из новых охранников, которых нанял отец после покушения на меня. Выезжаем не сразу, ждем разрешения. Как я поняла, команды еще не было. Стас садится рядом с водителем, возле меня парень, которого они называют «Лис». Всю дорогу я нервничаю. То ли боюсь очередного нападения, то ли мне неспокойно, оттого что рядом со мной не Юматов. В какой-то момент я замечаю, что мы едем не в ресторан. Заброшенная промзона. Ни одного фонаря вокруг. — Куда мы едем? — голос сипит от страха. Я не понимаю, что происходит. Смотрю на профиль Стаса, хочу услышать ответ именно от него, но отвечает Леша. — Вы меня похищаете? Зачем? — сердце готово проломить грудь. — Никаких вопросов… Глава 24 Юна «Никаких вопросов?» — истерично бьется в голове. Стас напряжен. Я чувствую это каждой клеткой кожи. Они все напряжены. Когда мы отъезжали от дома, я не придала значения, что меня посадили в новую машину. Бронированный внедорожник, на котором я ездила в последние дни, выехал первым из ворот. Какое-то время мы двигались за ним, а потом резко сменили направление. Мужчины вели себя уверено и спокойно, и я не придала этому значения. А может, стоило? «Что происходит?» — хочется кричать, требовать объяснений, но я даже дышать не могу. Мне кажется, что мое сердце бьется так громко, что этот стук слышат все. — Юна, оставь свой мобильный в машине, — подает голос Стас. Я привыкла ему доверять, но сейчас в моей голове рой неприятных мыслей. Мое доверие трескается, осыпается мелкими осколками к ногам. — Зачем? — выдыхаю, потому что голос пропадает. Сжимаю колени пальцами, ногти впиваются в кожу, но я не чувствую боли. — Доверься, — не обернувшись. Одно слово — и мне становится легче дышать. Я могла бы посмотреть на Лиса, увидеть ответы на его лице, он сидит рядом, но я продолжаю пялиться на суровый профиль Юматова. Успокоившись немного, начинаю анализировать происходящее. Стас не смотрит на меня не потому, что задумал что-то плохое, он всю дорогу напряжен, держит под контролем периметр вокруг нас. С кем-то параллельно переписывается, только сейчас придаю значение гарнитуре в ухе. Все это время он с кем-то общался. Почему молча? Я не знаю ответ на этот вопрос. — Юна, телефон, — напоминает он. Вздрагиваю. — Ах, да, — достаю мобильный из клатча, передаю в протянутую ладонь Лиса. Мой мобильный начинает вибрировать, следом раздается негромкий современный рингтон. На дисплее имя моего жениха. Оглядываюсь, словно могу увидеть его машину, преследующую нас. Натягиваюсь, как струна. Я ведь должна уже быть в ресторане. Такой выходки Гаранин мне не простит. А я даже не знаю, что происходит. — Кто? — интересуется Стас. — Гаранин, — бросает Лис, крутя в руках мой мобильный. — Вырубай, — мелодия еще продолжает играть. Лис сбрасывает звонок, отключает телефон. Страшно представить, что со мной сделает отец, когда я вернусь домой…