Часть 10 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 13
Легонько коснувшись губами подбородка, я поднимаюсь выше и… и чувствую как на мою шею ложится горячая ладонь. Я практически сразу ощущаю давление – шею слегка сжимают и отодвигают голову назад. Мысль, что это никакой не сон, только на мгновение появляется в голове, но я ее тут же отодвигаю – наяву Глеб точно не стал бы утешать меня. Не тот он человек, да и я для него пропащая душа. Значит надо действовать! Хоть во сне, но я почувствую вкус настоящего поцелуя. Раньше только чертов практикант Матвей пытался меня поцеловать, у остальных парней, к счастью, духа не хватало, слишком тяжёлая у меня была рука, да и нога тоже. И вот сейчас у меня появился реальный шанс по настоящему поцеловаться. К тому же я поцелую ни абы кого, а именно Войтова. Пусть во сне, но моя давняя мечта исполнится.
Стряхнув с шеи ладонь Глеба, я снова тянусь к его губам. Облизнув пересохшие губы, я вцепляюсь в твердые мужские плечи и притягиваю его к себе. Хриплый стон срывается с губ, когда я чувствую насколько быстро бьётся сердце Глеба. Волнуется? Я точно волнуюсь, ведь моё стучит сильнее.
Поддавшись вперед, я открываю веки и тут же натыкаюсь на темный взгляд Войтова. Мои губы замирают в сантиметре от его, а глаза крючками цепляются за небольшую родинку на скуле Глеба. Так всё реалистично…
- Мы спим? – пищу я, когда сомнения окончательно берут верх, - это сон?
Войтов отрицательно качает головой, при этом он практически касается губами моего рта. От короткого прикосновения я вздрагиваю, но не отстраняюсь.
- Я думала это сон, - говорю я и примагничеваюсь взглядом к его полному рту.
И почему так много всего стоит между нами? Возможно в другой жизни мы могли бы быть друзьями или любовниками..? Всё могло быть по другому, но имеем то, что имеем - он убил моего брата.
Воспоминания о Сережке окатывают голову и душу ледяной водой и я отворачиваюсь. Отодвинувшись, осматриваю разложенный диван и понимаю, что ночью я перешла на половину Глеба. Возможно из-за кошмара я… И тут я вспоминаю, что «во сне» меня гладили по голове и вытирали слезы.
- Это ты утешал меня?
Войтов уже спустил ноги с дивана, по всей видимости собираясь встать, но мой вопрос его задержал.
- Никаких утешений не было, - слишком холодно, будто переигрывая, говорит Глеб, - ты плакала и я решил разбудить тебя.
- Значит по голове ты меня не гладил и слезы не вытирал.
- Не помню, - через полных две минуты отвечает Войтов и поднимается.
Врёт, - отзывается в голове и я продолжаю допрос.
- А если бы я тебя поцеловала, ты бы ответил… на поцелуй?
Я потом подумаю о том кошмарном бреде, что сейчас несу, но сейчас мне необходимо знать ответ на этот вопрос.
Войтов сразу же поворачивается ко мне и жестко бросает.
- Между нами ничего не было и быть не может. Я не знаю, что ты себе напридумывала и какой план ты пытаешься реализовать, София...
- Ответь на вопрос, - перебиваю я мужчину.
- Повторюсь. Между нами даже в теории ничего быть не может. При любом стечении обстоятельств я не стану тебя целовать и не позволю разных поползновений в мою сторону.
- А мне и не надо. Тоже мне звезда. Не нужны мне твои поцелуи.
Надув губы, я ложусь на диван и поворачиваюсь к Войтову спиной. Накрывшись с головой одеялом, я сжимаю кулаки и шепотом матерюсь на проклятого Глеба.
- Ты что там бормочешь? – раздается из-за спины.
Порывисто развернувшись, я впиваюсь в ледяные глаза своими огненными и глухо шиплю.
- Матерюсь! Бесишь ты меня!
- Почти взаимно, но скоро это закончится. Вчера ты клялась, что сегодня уйдешь из моего дома.
- Когда это я такое говорила? – теряя запал, шепчу я.
- Когда просила не уходить из комнаты, чтобы я смог увидеть полчище мышей.
- Они там были, - шёпотом говорю я и опускаю голову.
- Сейчас и проверю.
- Ну и проверяй. Только днём они прячутся от людей, зато ночью они…
- София…
- Я – Софа, - перебиваю Войтова, - не зови меня София. Со-фа. Со-фааа. Услышал?
- Так вот, София, сейчас я пойду проверю мышей, а потом мы будем думать, что с тобой делать.
- Надо сразу с ними расквитаться.
- С кем?
- С грызунами.
Глеб посмотрел на меня как на ребенка и торопливо вышел из комнаты.
Глава 14
Глава 14
Глеб.
На поиски несуществующих мышей ушло минут пятнадцать. Обыскав нижнюю полку, я сажусь на пол и замечаю обложку старенького фотоальбома. Я целенаправленно затолкал его по дальше, чтобы каждый раз не натыкаться на альбом взглядом и не возвращаться в прошлое. Сегодня рука сама тянется к покрытому фиолетовым бархатом фотоальбому и я нехотя погружаюсь в события давно минувших дней.
До двенадцати лет мою жизнь можно было назвать сказкой. Любящие родители, уютный и красивый дом, тихая и спокойная жизнь в глухой деревне на Алтае. Родители имели небольшое фермерское хозяйство по разведению свиней и уток, а я ходил в школу и занимался огородом. Наша семья была самой богатой в деревне – пока половина мужиков пили, а вторая – трудились на севере, отец с матерью с утра до ночи работали на своей ферме. Работали много и тяжело.
В школу меня возили на машине, тогда как другие дети ездили на автобусе. Впрочем я не отказывался от доставки, дети из ближайших деревень не хотели со мной общаться из-за замкнутости и отличной учебы, поэтому ехать в школьном автобусе, мне было сложно. Все свободное от усердной учебы время я проводил в огороде или с нашим псом Тимкой. А ещё у меня был ворон, которого мы с отцом вылечили, когда он повредил крыло. После травмы птица высоко летать не могла, поэтому осталась в нашем хозяйстве. Мне тогда казалось, что ворон привязался к нашей семье и по этому не улетает, но мама с папой лишь весело улыбались. Не верили. А я верил и не зря – именно ворон в тот страшный день спас меня.
Накануне моего двенадцатилетия отец продал большую партию поросят и уговаривал нас с мамой съездить на море. Я сразу отказался – не хотел оставлять своих животных даже на неделю и был рад, когда мама меня поддержала. Ей было жалко отца – ведь после нашего отъезда он будет один на хозяйстве.
Когда после позднего ужина мы обсуждали эту тему на крыльце дома, со стороны деревни показались двое местных мужиков. Наш дом стоял вдали от других деревенских домов, а сразу за нами располагалось небольшое кладбище. Когда кто-то вечером шел по кладбищенской дороге, это означало одно – люди направлялись к нам. Этих двоих мужиков я не любил – раньше они тоже занимались хозяйством, а потом спились и стали приходить к отцу в качестве подсобных рабочих в особенно тяжелые времена. В прошлом году отец оставил много свиней и пришлось весной вызывать мужиков на месяц. Получив расчет они проклинали отца за жадность, хотя я точно знал, что он заплатил им гораздо больше, чем они бы получили на другой работе. Отец тогда зарекся их больше не приглашать, поэтому их поздних приход очень удивил нас.
Мне тогда показалось, что все случилось за считанные секунды. Вот мужики поздоровались и зашли в ограду и вдруг они кинулись на отца с ножами. Мать закричала и бросилась на них с лопатой и сразу же получила прямой удар в сердце. Помню я тогда даже крикнуть не смог – оцепенел настолько сильно, что стал словно замороженный. Бандиты быстро расправились с отцом и двинулись в мою сторону.
- Где деньги? - непрерывно орали они, пока тащили меня в дом.
Не получив ответа, они потащили меня на улицу и кинули на землю, где лежали убитые родители. Когда я стал плакать, один из мужиков поднял меня за заднюю ногу и потащил к нашему колодцу. Обвязав мою ногу веревкой, он привязал второй край к столбу и двинулся в мою сторону. Со злобной усмешкой, бандит поднял меня и бросил в колодец. Болтаясь лицом вниз, я хлебал воду, которая доставала мне до кончика носа, а иногда попадала в носоглотку и нос, и беззвучно плакал, мечтая поскорее сдохнуть. Страха смерти не было, любимых родителей убили, тогда зачем мне жить?
А потом я почувствовал запах дыма. Едкий запах заполнял колодец и должен был приблизить мою смерть. Но не срослось…
Услышав стук, я замер и стал представлять кто мог стучать о борта колодца. Возможно выжили родители? Спасительная мысль заставила меня собраться с силами и попытаться выбраться наружу. Вдруг они стучат, чтобы попросить меня о помощи.
И тут веревка ослабла и через секунду я упал в воду. Стараясь выплыть, я цеплялся за стены колодца и кое как нашел ступеньки, которые мы делали с отцом, когда чистили в прошлом году колодец. Чем выше я поднимался по ступенькам, тем сильнее становился дым. Пришлось накрыть лицо мокрой футболкой и двигаться наверх с закрытыми глазами…
Когда я вылез из колодца, я понял, что чудо не произошло. Родители продолжали лежать на земле, дом и сарай полыхали, а на колодце сидел ворон и держал в клюве клочок верёвки. Именно он повредил веревку, благодаря чему я смог выбраться из колодца. Тогда я его спасителем не считал и пару раз порывался войти в горящий дом, чтобы уйти за родителями. Но каждый раз ворон начинал громко каркать и преграждать мне дорогу.
В тот страшный вечер я физически не умер, но во мне умерли все чувства и эмоции, которые я охотно проявлял предыдущие двенадцать лет жизни. А ещё я замолчал практически на год. Поначалу я сильно заикался, а потом и вовсе речь пропала. Врачи психиатрического интерната, где я провел следующий год после убийства родителей, говорили, что это нормальная реакция на пережитый ужас.
Убийц родителей задержали на следующий день, когда они с украденными деньгами пытались перейти границу с Казахстаном. Обоим дали по десять лет тюрьмы, а когда я вышел из психушки, мне сообщили, что оба бандита умерли от туберкулеза.
С диспансера меня забрал дед – отец матери. Он сразу увез меня в свой городской дом и определил в обычную общеобразовательную школу. Психиатры настаивали на коррекционной, но дед послал их на хрен и пригрозил засадить их всех за непрофессионализм.
Придя в новый класс, я и познакомился с Мезенцевым Серёгой.
Глава 15
Глава 15
Серега тоже был новеньким. Первого сентября в 7А класс пришли трое новеньких - я, Серёжка и девочка Оля. Оля быстро влилась в коллектив, а мы с Серёгой так и не смогли стать своими для одноклассников.
Как оказалось с Серёгой у нас было много общего. Я молчал, потому что толком ещё не мог разговаривать без заиканий, а Мезенцев сам по себе был неразговорчивым. Нас посадили за одну парту и бывало, что за шесть уроков мы не говорили друг другу ни слова. Только когда работали в парах, мы могли перекинутся несколькими необходимыми фразами и на этом наши разговоры заканчивались. Одноклассники нас не долбили, более того иногда мне казалось, что мы с Серёгой для всех казались слишком странными и психически не здоровыми, а с такими они не желали дружить. Мы были отщепенцами, впрочем нас это не тяготило.