Потом последовало еще несколько замечаний в таком же духе, с которыми мы тут же согласились, и Панова поставила свою подпись. Верная Марьяна Качалова отнесла сценарий новому директору «Мосфильма», и новый директор, не вникая, кто мы такие и откуда взялись, увидев на обложке фамилию Пановой, запустил фильм в производство. В третьем объединении, которым руководили Александров и Рошаль. Оператором мы взяли Толю Ниточкина (это был его дебют). Художником – Веру Низскую (тоже дебют). А директором картины согласился стать мой старый знакомый Циргиладзе, который тут же, не спрашивая нас, прикрепил к фильму опытного второго режиссера, ассистента и своего друга Кима. Второй режиссер и ассистент искали актеров, мы писали режиссерский сценарий, Ким кипятил воду и заваривал чай. Режиссерский мы писали вчетвером, с оператором и художником. Обговаривали каждый кадр. Потом я зарисовывал. Всего кадров было 505. На художественном совете объединения сценарий прошел, но нашу «прабабушку» потребовали убрать: «Фильм детский, нечего детей пугать». Мы не очень расстроились: знали, что эпизод несложный и мы его все равно снимем. Борис Павлович Пока писали режиссерский сценарий, были найдены и утверждены актеры на роли Коростелева и мамы, на роль дяди-капитана, тети Паши и Лукьяныча. Из детворы были найдены Лидка и Шурик, остались Сережа и Васька. Сережу мы представляли себе светленьким и голубоглазым. И к нам толпами приводили светленьких и голубоглазых мальчиков пяти-шести лет. Они читали стихотворение. Одно и то же – про Ленина. Оно мне уже ночами снилось. Однажды привели черненького мальчика, пятилетнего Борю Бархатова. Стихи он неожиданно прочитал не про Ленина, а «Вот парадный подъезд» Некрасова, – «р» он не выговаривал, и в его исполнении «парадный» звучало как «паадный». Забавный пацан. Мы решили опробовать его на пленку. Боря Бархатов – Сережа. Пока ставили свет в павильоне, Боря подошел ко мне и спросил: – Георгий Николаевич, скажите пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы? – Не знаю, спроси у оператора. – Анатолий Дмитриевич, – он сразу запомнил, как кого зовут, – скажите пожалуйста, сколько энергии поглощают эти приборы? – Мне некогда. Спроси у бригадира осветителей. – Товарищ осветитель, сколько энергии поглощают эти приборы? – Мальчик, иди гуляй! – Что за работники? Никто ничего не знает! Все засмеялись. – Вот сейчас ты удивился. А можешь сказать то же самое возмущенно? – спросил Таланкин. – Выругаться? – Да. – Что за работники! Одни балды! Никто ничего не знает! Жуки навозные! Так? Или еще сердитее? – Достаточно, – сказала Борина мама, испуганно глядя на нас. Борю перекрасили в блондина, и Сережа был найден. Остался Васька. Кого бы ни приводили пробоваться на эту роль – я всех категорически отвергал, хотя ребята вроде бы были подходящие. Таланкин уже начал злиться. История Васьки мне чем-то напоминала историю моего школьного друга Володи Васильева по прозвищу Мюнхгаузен. И поэтому, наверное, я подсознательно хотел, чтобы Васька внешне был похож на него. Толя Савицкий, Мюнхгаузен и я. 1945 год. Из раскадровки. Васька и Сережа с Шуриком. Между прочим. Мюнхгаузен жил в Уланском переулке, в доме напротив. Прозвище ему дали за то, что он никак не мог определиться с отцом: то это был легендарный чекист, которого убили бандиты, то легендарный бандит, которого убили чекисты. Мама у него была учительницей, и у нее тоже было прозвище – Ходячий МУР. Мюнхгаузен связался с блатными, в школу не ходил, болтался на улице, а мама все пыталась затащить его домой и запереть. Поэтому, завидев мамашу, Мюнхгаузен пускался наутек. Она не могла его догнать и кричала: «Держите! Он у меня сумочку украл!» Сердобольные прохожие Мюнхгаузена отлавливали и начинали лупить. Мать подбегала и бросалась на сердобольных: – Отпустите ребенка, фашисты! Я с Мюнхгаузеном дружил – он был веселый и добрый парень. – Завязывай, – советовал я. – Посадят! – Исправлюсь, – обещал он. Но не смог. Его и правда посадили. В «Сереже» шалопая-Ваську посадить не успели – вовремя приехал дядя-капитан и забрал Ваську, чтобы перевоспитать и отдать в морское училище. Прошло много лет. Звонок в дверь. Открываю: стоит высокий парень в заграничной морской форме. – Вам кого? Улыбается: – Разрешите доложить? Я – Мюнхгаузен! Оказывается, отец Володи во время войны был командиром партизанского объединения в Болгарии. А после войны – членом болгарского Политбюро. Он разыскал семью, и Мюнхгаузена с мамой специальным самолетом доставили в Софию. Отец Мюнхгаузена перевоспитал и отдал в морское училище. Бондарчук Время поджимало. Васек, похожих на Мюнхгаузена, все не было и не было, и мы утвердили на эту роль мальчика, который нравился Таланкину. Потом сняли исполнителей всех ролей на пленку и показали пробы худсовету объединения. Утвердили всех, кроме Коростелева: – Хорошо бы Коростелева сыграл такой актер, как Сергей Бондарчук. Если уговорите Бондарчука, мы вас запустим. Сценарий мы ему уже послали. Мы вышли с худсовета растерянные и подавленные. – Бондарчук – Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии. Тарас Шевченко, Отелло… На хрена он нам?! – ругался я. – Зря паникуем, – подумав, сказал Таланкин. – Не станет он сниматься в нашей маленькой, простенькой картине. И с этой надеждой мы поехали к Бондарчуку выполнять решение худсовета – уговаривать. Бондарчук и его жена Ирина Скобцева встретили нас приветливо, усадили за стол, напоили чаем и угостили заграничным печеньем. Таланкин начал витиевато извиняться, что наш сценарий без нашего ведома послали такому выдающемуся актеру, что мы мечтаем, чтобы Сергей Федорович снимался у нас, но, конечно, прекрасно понимаем, что его не может заинтересовать такая примитивная роль. И что… – Почему? – перебил его Бондарчук. – Сценарий мы прочитали, роли понравились. Мы с Ирочкой согласны. Я поперхнулся чаем. Приехали! Директор совхоза «Ясный берег» – Отелло, а деревенская мама Сережи – Дездемона!!! (Бондарчук и Скобцева снимались в фильме «Отелло», на нем и поженились.) Но куда деваться… И мы с Таланкиным соврали, что очень рады. Пока у нас был подготовительный период, фильм Бондарчука «Судьба человека» получил Главный приз на Московском фестивале. И Бондарчук полетел в Мексику на фестиваль фестивалей – представлять свой фильм в Акапулько. А нашу картину мы начали снимать без него. А когда он вернулся в Москву, в Краснодар, где у нас были съемки, пришла телеграмма: «Связи запуском фильма «Тарас Бульба» сниматься в «Сереже» не смогу. Понимаю подвожу, но это мечта жизни. Извините. С уважением, Бондарчук».