Мне вспомнился документальный фильм про мексиканский Праздник мертвых, который я смотрел однажды по телевизору. Адрес отправителя тоже пропечатался. – Что скажете? – спросил Короб. – Чье это стихотворение? – Не знаю. Не выяснял. – Больше ничего не было? Директор отрицательно покачал головой. – Это все. Я убрал листок. – С кем мне лучше всего поговорить о Зинтарове? Кто знал его лучше других? – Честно говоря, не думаю, чтобы он с кем-нибудь общался. Говорю же, он был очень замкнутым и нелюдимым. Знаю только, что он ходил в церковь и вроде даже к батюшке какому-то. Это было интересно. – В какую церковь? – Святого Апостола Иоанна. Адрес, если честно, не помню. – А имя батюшки? – Не знаю. Мне вообще о том, что Зинтаров в церковь ходит, рассказала одна наша учительница, а ей – ученики. Они просто его там видели. – Понятно. – Я взглянул на часы. Было половина четвертого. – Вы не против, если я поброжу по школе, может, пообщаюсь с учителями. – Пожалуйста, только почти все уже ушли домой. Время-то не учебное, поэтому работаем до двух, максимум до трех. – Ничего, может, кто задержался. – Я вспомнил, что у меня в кармане лежат фотографии нотной записи со стены Баболовского дворца, и решил проконсультироваться у кого-нибудь, рассудив, что в школе с музыкальным уклоном должен найтись человек, который узнает мелодию. Если она вообще существует, конечно. Потому что оставался и такой вариант, что убийца зашифровал нотами что-то другое. Правда, я не представлял что. Ну, или преступник мог сам сочинить музыку. Тогда, возможно, мне ее кто-нибудь наиграет. Словом, я отправился на поиски учителей. Обойдя второй этаж, на котором располагался кабинет директора, и никого не найдя, я спустился вниз. Здесь мне повезло больше: из правого крыла доносились музыка и голоса. Я направился туда. Приоткрыв дверь, я увидел большой зал с зеркалами на стенах, вдоль которых были установлены перекладины. Кажется, они называются балетными станками. Навстречу мне шли люди возрастом примерно от семнадцати до тридцати лет. От них разило потом и дезодорантами. Судя по всему, только что закончилось какое-то занятие. Я посторонился, пропуская поток. Когда последний человек вышел, я проскользнул внутрь. Девушка с собранными в хвост волосами цвета меди сняла ногу с перекладины и взяла висевшее рядом полотенце. Вид у нее был усталый, я бы даже сказал, изможденный. – Добрый день, – проговорил я, останавливаясь в дверях. – Не помешаю? Она обернулась. Глаза у нее были с необычным разрезом: внешние уголки чуть приподняты, как у кошки. – Здрасьте! – кивнула она, отведя со лба прилипшую прядь. – Занятие закончено, запись по понедельникам и четвергам. Приходите завтра. – Я не собираюсь ходить к вам на танцы, – сказал я, понимая, что вышло недоразумение. – Да? Напрасно. – Почему? Девушка окинула меня профессиональным взглядом: – Ну, хотя вы и в неплохой физической форме, животик уже начинает наклевываться. – Неужели? – Я машинально опустил глаза и уставился на футболку. – Пока ничего критического, конечно, но лучше не запускать, – сказала девушка. – Танцы быстро вернут вам рельефность. Такие дела. – Ну, в каком-то смысле я и так танцор. – Это в каком же? – Вопрос позвучал скептически. – Что, не похож на балерину? – Не особенно. А вам кажется иначе? Я усмехнулся: – Упаси боже! – Так что вы имели в виду? – Я занимаюсь капоэйрой. – Правда? – Да. Много лет. – Ладно, допустим, на мои занятия вы не планируете записываться. Тогда что вы хотите? Потеряли кого-нибудь? – Девушка вытерла полотенцем шею и плечи, взяла бутылку с водой и принялась медленно отвинчивать крышку. – Нет, – я направился к ней, доставая удостоверение, – старший лейтенант Самсонов, из полиции. – Серьезно? – Она сделала несколько жадных глотков. – Что случилось? – Я расследую смерть вашего коллеги. – Андрея? – Взгляд у девушки сделался испуганным. – Он умер? – Нет, я говорю о Евгении Казимировиче Зинтарове, учителе химии. – А-а, – протянула девушка с облегчением. – Значит, он умер? Когда? – Сегодня ночью. – Понятно. А от чего? Инфаркт? – Нет, его убили. Девушка вздрогнула: – Правда? Кто? – Не знаю пока. Потому и расследую. – А-а. Ну да. Логично. Извините, я плохо соображаю сейчас, потому что устала. Конечно, если бы смерть была… естественной, вы бы не пришли. – Ничего. А кто такой Андрей? – Мой напарник. Мы с ним ведем танцевальные классы. Сегодня моя смена, а завтра – его. – Я уж не думал, что застану кого-нибудь, – сказал я. – На втором этаже только ваш директор. – Да, Федор Степанович поздно уходит. А у меня вечерняя группа. На самом деле она дневная, конечно, просто так называется. Я скоро тоже пойду. – Постараюсь вас не задерживать. Может, уделите мне десять минут? – Ну, давайте. Заодно немного остыну. – Вы хорошо знали Зинтарова? Ваш директор сказал мне, что Евгений Казимирович почти ни с кем не общался, так что, наверное, нет, но я должен спросить, сами понимаете. Девушка кивнула. Фигура у нее была отменная – этого не заметить было нельзя. – Правильно вам Федор Степанович сказал. Зинтаров ни с кем и словом иногда не перемолвился за весь день. Ходил как сыч, глядел так, что даже здороваться с ним не хотелось. Тем более он обычно и не отвечал. – Простите, а как вас зовут? – Я вытащил блокнот, хотя был уверен, что и так запомню. – Аня. То есть Анна Вячеславовна Федотова. Я старательно записал.