Часть 13 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я пришла не для того, чтобы создавать проблемы, сеньор?.. – Я протянула руку.
– Жоао Баптиста, к вашим услугам, – ответил он, демонстрируя крупные желтые зубы. От него исходил сильный запах табака. – Извините за невоспитанность, но я действительно не могу помочь вам, сеньора.
Я попыталась запросить список клиентов, которые в тот день заплатили кредиткой, но он даже не удосужился обратить на мой вопрос внимание. Я прибегла ко лжи во спасение: объяснила, что занимаюсь расследованием для подруги, что бедняжка подозревает мужа в измене, но выдумка только ухудшила дело.
– Сеньора, в ссору между мужем и женой я лезть не буду. Не тратьте больше мое время. Если полиция будет арестовывать мужчин, изменяющих женам, к обеду здесь никого не останется. Вы уже вторая девушка, которая просит у меня просмотреть записи. Я не собираюсь вредить клиенту из-за сплетен. Возвращайтесь либо с постановлением суда – либо не возвращайтесь вовсе.
Несомненно, первой девушкой, запросившей доступ к камерам, была сама Марта! Бинго!
– Могу я хотя бы сесть и пообедать? Не хотелось бы опаздывать.
– Да, сеньора. Но полиция здесь не ест бесплатно, нет. Чувствуйте себя как дома, если желаете, но счет оплачивайте.
Я глубоко вздохнула, чтобы не послать португальца куда подальше. Сделала заказ и взяла кока-колу со льдом и лимоном. Зал был переполнен. Разноцветные футболки, свисающие с потолка, служили украшением ресторана, а бутылки вина на полках завершали образ. По стенам висели фотографии знаменитостей, посетивших это местечко. Я огляделась, чтобы увидеть – вдруг здесь есть кто-то известный. Никого! На красных стульях сидели обычные люди вроде меня. Я продолжала наблюдать за официантами. Обслуживание было простым, но очень быстрым. Наслаждаясь спагетти по-флорентийски, я позвала метрдотеля и похвалила обслуживание и еду. Непрестанно улыбаясь, я перешла к делу, показав фотографию Марты.
– Вы знаете эту девушку?
Он сразу ее вспомнил:
– Да, конечно, я обслуживал столик. Но это было давно. Я не помню, когда и с кем она была, но думаю, что не одна…
Это был мой счастливый день. Я достала рисунок Пьетро из сумки и показала его.
– Он самый! Время от времени он здесь появляется, всегда с кем-то. Выглядит моложе, чем есть на самом деле. Этот парень что-то сделал? Он в розыске? С учетом того, как часто арестовывают бизнесменов, мне бы не хотелось проблем.
– Никаких проблем, уверяю вас. Мне просто нужно знать, приходил ли он сюда двенадцатого сентября. Сможете предоставить мне список тех, кто заплатил кредиткой или чеком в тот день? Для благого дела, прошу вас.
Метрдотель посмотрел на меня, нахмурившись. Пришлось прибегнуть к эффективному шаблону:
– Подумайте о своей сестре, матери… Такое может случиться с ними! Никто не узнает! Все останется между нами, клянусь, – я поднесла к губам указательные пальцы, скрестив их. Какая невинность, он тут же смягчился:
– Ладно, ладно. Сделаем так: Жоао уходит около пяти-шести вечера. Дольше он не задерживается. Я что-нибудь придумаю.
Я вернулась в оговоренное время. Метрдотель, занятый обслуживанием столиков, кивнул на экран компьютера за стойкой. Я села на табуретку. На экране уже был открыт список денежных поступлений за двенадцатое сентября. К счастью, мало кто платил наличными. Я записала имена всех, кто пользовался картой, одно за другим, их оказалось не так много. Попрощалась и вышла, сжимая в ладони блокнот.
Следующий шаг был прост: сравнить записанные имена с именами тех, кто общался со мной на сайте. Много времени на поиск совпадения не ушло: Кассио Рамос в списке, Кассио Рамирес на AmorIdeal.com. Не такое уж распространенное имя. Кассио Рамирес использовал псевдоним @remediodeamor[28], выдавал себя за привлекательного фармаколога и писал достаточно откровенно. Это было именно то, что я искала. Я написала ему на сайте, забросив приманку. Он сказал, что у него есть свободное время, и предложил встретиться на следующий день, в воскресенье вечером.
В гостиной я сказала Паулу, что, возможно, поужинаю с бандой Фернана Диаша, делая вид, будто мне неохота и вообще не особо интересно. Он лишь вскинул брови:
– Так, в самый последний момент?
– Да, но это еще не точно. Если тебе не все равно, Тигра, не бери в голову, я не пойду, – откликнулась я с расчетливой небрежностью.
– Да ладно, Чу, иди спокойно. Я тогда воспользуюсь случаем и пойду пить пиво с коллегами, которые непрестанно мне названивают. Жизнь такова, что если ты хочешь свободы, ты должен ее предоставлять другим.
Я вернулась к ноутбуку в надежде на ответ. Взглянув на экран, я увидела кучу смайликов от Кассио Рамиреса и предложение поужинать в «Спот».
«Отлично, я люблю этот ресторан!» – написала я в ответ. Мы договорились о точном времени. Уже рассвело, но спать мне не хотелось. Я открыла бутылку вина, чтобы расслабиться, и произнесла тост:
– Попался ты, засранец!
14
На улице поют цикады. Жанета сидит в машине с завязанными глазами. В багажнике кричит Джессика. Когда Жанета подошла к ней на автовокзале, девушка взволнованно представилась: «Я Джессика, через „и“». А теперь просто кричит. Извивается в темноте, заглушенная этнической песней на большой громкости. Жанету знобит, пот стекает по ее лбу. На этот раз ей дурно всю дорогу. Голова пульсирует, в ушах звенит. Как выбрать между плохим и ужасным? Джессика перекрикивает песню, приглушенные гортанные крики раздражают Жанету. Хоть бы она заткнулась и дала ей подумать.
В последние несколько дней она много думала. Она решительно не доверяет Веронике, интуиция подсказывает, что не стоит с ней встречаться, но ум требует уделить больше внимания будущему. Да нет, в одном женщина-полицейский права: она участвует во всем, но не знает практически ничего. Можно ли быть еще глупее?
Жанета мысленно проверяет информацию, которую почерпнула в дороге, стремясь побыстрее вернуться домой и записать все на бумаге. На несколько минут она даже начинает чувствовать себя сильной. Она уверена, что они не проезжали через платежные дорожные терминалы. Это должно исключить немало дорог. Она также подсчитала, сколько раз автомобиль поворачивал направо и налево после того, как выехал на грунтовку. Были еще подъемы, когда Брандао притормаживал. Все учтено. Значит, ферма находится далеко в лесу.
В какой-то момент ей показалось, что она слышит звук выстрела. Они были рядом с карьером? Церковные колокола, мычание коров, возможно, они подойдут, но это слишком общие звуки. И обезьяны-ревуны. Невозможно их не услышать, с их низкими голосами, криками, почти ревом, типичными для сельской местности Сан-Паулу. Откуда бы обезьянам-ревунам взяться так близко к столице? Для полиции, возможно, важно найти это место, думает она, но вскоре отвергает эту идею. Она уже потеряла волосы, не хочет лишиться еще и головы.
Она прислушивается к шагам Брандао и делает глубокий вдох.
– Давай, пташка, – говорит он, склоняясь над нею и отключая стереосистему. Жанета стонет от боли, когда он сжимает ее правую руку, чтобы помочь выйти из машины. Она чувствует себя обнаженной, беззащитной, разноцветной, в фиолетовых и зеленых пятнах. Брандао замечает оплошность и берет ее за запястье, проводя по влажной земле осторожнее, чем обычно. Он становится ласковым, уважая ее синяки. Сердце Жанеты охватывают смешанные чувства. После того избиения муж, обрабатывая ее раны, вел себя так, словно она была жертвой автомобильной катастрофы, а не его рук. И это выходило у него совершенно естественно. Она никогда не сможет понять, что творится в голове у Брандао. Положив руки на его плечи, Жанета спускается по винтовой лестнице. Он надевает ей на голову коробку и защелкивает замок на шее. Щелк. Она закрывает глаза. Вскоре комнату заполняет запах керосина и завариваемого кофе. Она воображает, что сказала бы Вероника, увидев ее здесь, с этой нелепой коробкой, в которой застряла ее голова. Страус… Так и есть. Она не может перестать думать о словах женщины-полицейского. Она – самый одинокий человек в мире. В душной коробке Жанета измеряет время собственным дыханием.
Брандао поднимается по лестнице, чтобы забрать Джессику. Джессика, Джессика – имя девушки прокручивается в ее голове. Зеленоглазка, приехавшая из Альтамиры на последнем автобусе в воскресенье, вся в мечтах и с маленьким багажом. Постойте, а что он делает с сумками? Она так ничего и не нашла. Доказательство того, что, возможно, он действительно отпускает их! Может, он не убийца. Может, это все театр, настоящая пытка для нее, призванная заставить ее поверить в реальность происходящего. Это объяснило бы тот факт, сколько времени у него уходит на то, чтобы привести сюда девушек после приготовления кофе. Возможно, это безумие, но не жестокость.
Если его арестуют, Брандао будет лечиться в клинике. Возможно, это даже можно вылечить. Вероника уверяла, что ни слова, сказанного Жанеттой, не появится на бумаге, начальник на ее стороне, он предоставил команду. Все хотят ей помочь, она будет под защитой. В ее мыслях бродит надежда, но это ненадолго. В коробку врываются крики Джессики, словно та избавилась от кляпа.
– Помогите, Боже, помогите! Отпусти меня, ублюдок, я заявлю на тебя, я пойду в полицию!
Брандао смеется, и на секунду все кажется театральной постановкой.
– Я – полиция, – заявляет он как раз перед тем, как крики боли прерывают угрозы Джессики.
– Нет, ради бога, только не это! Убери это с моей головы, убери! – Жанета слышит крики, рыдания, скрип цепей, прокручивание шкивов. У Джессики от испуга перехватывает дыхание. Все это не может быть ложью. Жанета задерживает дыхание и не шевелится. Она замирает так настолько, насколько только может, и слушает, как Брандао поднимается по лестнице и вновь захлопывает люк. Она понятия не имеет, сколько прошло времени, но следующее, что знает – Джессика разговаривает с ней. Она вырвалась на свободу? Или Брандао забыл заткнуть ей рот?
– Донья Глория, вытащите меня отсюда, развяжите меня! Вы, ребята, сумасшедшие? Мне нужно растить сына, меня ждет мама, не делайте этого со мной, я ничего не скажу полиции, клянусь! Никто не узнает… Я никому не скажу…
Жанета тоже думает о том, что ничего больше не будет рассказывать полиции. Повинуясь импульсу, она подносит дрожащие руки к металлической щеколде. Щелк. Сейчас или никогда. Она должна увидеть, что на самом деле здесь происходит. Не для того, чтобы рассказать Веронике, а ради собственного рассудка. Должна увидеть.
Она чуть-чуть приподнимает коробку, но ничего не может рассмотреть. Перед глазами все размыто, зрение приспосабливается к свету. Все по-прежнему выглядит нечетко, каждую секунду в поле зрения вторгается новая подробность. Она одновременно парализована страхом и заворожена. Это все равно что вдохнуть свежий воздух после того, как твоя голова надолго застряла в переполненной раковине. Жанета бросает коробку на пол и осторожно поворачивает стул.
Бункер намного больше, чем ей представлялось. К потолку крепится кольцевая балка, перекрывающая почти весь периметр. Прямо над головой горит множество свечей, освещая комнату. Это настолько жутко, что выглядит красиво. На соседней стене возвышается внушительная доска с инструментами, все аккуратно расставлено по размеру. Плоскогубцы, пилы, банки из-под майонеза, полные гвоздей, наручники, кнуты, ремни, маски, всевозможные кляпы, электрические провода, вибраторы, ножницы, скальпели, веревки, ножи всех видов, фотографии и рисунки связанных молодых женщин, приклеенные к стене.
Жанета замирает на минуту, рассматривая десятки изображений, похожих на архитектурные проекты: точные линии, подробные измерения, материалы для пыток. Там много всего, для чего – она не представляет и предпочитает не знать. Сердце сильно колотится в груди, желая выбраться через горло. Она поворачивается еще немного, зная, что вот-вот столкнется с невообразимым: цепи удерживают Джессику подвешенной, как птицу с распростертыми крыльями, в другом, более темном углу. Ее кожа натянута крючьями, всаженными в плоть, кровь вытекает из ран и капает на пол, забранный белым пластиком. Лужи скапливаются, образуя красные потеки. Жанета хочет встать, успокоить девушку, но не может двинуть ни единой мышцей. Она страдает от ужасающего чувства беспомощности. Она понятия не имеет, с чего начать. Все тело дрожит, реальность поражает ее с головы до ног.
Считай до пяти, вдохни. Считай до пяти, выдохни. Она безжалостно игнорирует взгляды Джессики и бежит к стене с инструментами. Срывает три рисунка, аккуратно складывает их и засовывает за пояс штанов. Они должны что-то доказать. Она должна выбраться отсюда. Жанета делает первый шаг в направлении лестницы. И еще один. И еще. Она боится упасть на землю, но видит, что стоит лицом к ступенькам, опираясь на перила.
Выходит из бункера, глубоко вдыхает свежий воздух. Оглядывается, чтобы убедиться: Брандао нет рядом. Если она права, до его возвращения еще далеко. Она бежит к машине, пригибаясь, на полусогнутых ногах, осторожно открывает дверцу и прячет рисунки под ковриком переднего сиденья рядом. Потом почти бесшумно захлопывает дверь. Что теперь?
В похоронной тишине виднеется черное небо с редкими звездами. Жанета отступает. Лучше всего вернуться в бункер. Ты слишком много видела. Она открывает люк и собирается спуститься, когда замечает в отдалении слабое световое пятно. Она сдается, похоронив крики Джессики на задворках сознания. Двигается вперед, задыхаясь, ни о чем не думая. Подойдя ближе, она видит небольшой домик, спрятанный среди деревьев.
Крадучись Жанета обходит дом и добирается до заваленной террасы. Свалка газет, птичьего пуха, бумажных листов и упаковочных коробок, некоторые с птицами. Они напоминают ее собственную коробку. В другом углу сложены гамаки ручной работы и установлен деревянный ткацкий станок, в котором виднеется наполовину сотканный красочный гамак с незавершенным геометрическим орнаментом. Жанета находит окно позади дома и крадется к нему, поднимая голову до тех пор, пока не получается заглянуть внутрь.
Она инстинктивно прикрывает рот, чтобы не издать ни звука. В комнате – обнаженная старуха с ожерельями на шее, дряблой грудью и седыми спускающимися до талии волосами, заплетенными в косы. Она стоит рядом с Брандао, сидящим на соломенном табурете спиной окну. Ее муж тоже обнажен. Форма офицера военной полиции аккуратно сложена на стуле рядом с ними. Старуха стоит сбоку, с деревянной палочкой, которой покрывает тело мужчины женипапо[29] и черной краской, рисуя на его плече и левой руке красные круги, перемежающиеся прямыми линиями. Круг, черта, круг, черта, круг, черта. Лицо мужа выкрашено в красный цвет, а его бритая голова блестит под фонарями, свисающими с потолка.
Жанета так поражена, что забывает обо всем. Она наблюдает за своим мужем и таинственной старухой, которая ходит вокруг него, бормоча что-то ритмичное – Жанета едва слышит слова песни. Та напоминает ей проклятую музыку, которую она вынуждена слушать в машине, на проигрывателе компакт-дисков. Когда старуха завершает работу над левой стороной тела Брандао, она обходит его, чтобы завершить узор. И Жанета видит: у женщины нет левой руки, вместо нее ужасный увядший обрубок на уровне подмышки. Потрясенная, Жанета быстро поворачивается, чтобы убежать.
Она еще раз оглядывается назад, загипнотизированная этой сценой, узорами на обнаженном теле мужа, индейской женщиной без руки… И спотыкается об одну из коробок. Через окно ее взгляд встречает взгляд той женщины. Жанета быстро подносит указательный палец к губам, умоляя молчать, но бесполезно. Заметив ее, старуха роняет кисть и начинает дрожать. Она кричит, обуреваемая эмоциями и страхом.
– Успокойся, бабушка! – просит Брандао и видит Жанету. В три шага он настигает жену и тащит внутрь, поднимая над землей, через окно. Пощечины и удары сыплются на нее без остановки. Брандао избивает ее в неконтролируемом ритме ненависти, словно играет на барабане. Жанета понимает, что он кричит, но, изо всех сил пытаясь отражать его удары, не может разобрать, что он говорит. Избивает долго, как никогда раньше. Свернувшись в позу эмбриона, она теряет сознание. Однако прежде, чем погрузиться в желанную темноту, Жанета, кажется, слышит, как старуха каркает с безумным хрипом:
– Это она, пташка! Не могу поверить… Это она!
15
Рабочий день выдался долгим, пришлось заполнить кучу бумаг для Карваны. Я вернулась домой поздно, для разнообразия. Моя мама всегда говорила, что я Кролик из «Алисы в Стране чудес» – я опаздываю, опаздываю. Боже мой! Уже поздно, поздно, поздно! К этому времени Паулу с детьми ели пиццу, а я даже не выбрала, что надеть на свидание.
Я включила душ. Пока нагревалась вода, я задумчиво перебирала вешалки. На первом романтическом ужине с @remediodeamor, моим главным подозреваемым в обмане Марты Кампос, я должна выглядеть божественно. Эти парни меняют адрес электронной почты, имя и никнейм, чтобы обезопасить себя, но сути своей не меняют.
Я выбрала простое черное платье, всегда беспроигрышный вариант. Взглянула на себя в зеркало: слишком традиционно, без творческой нотки, для неуверенных в себе женщин. Положила платье обратно в шкаф. Возможно, черные брюки и белую блузку? Я решила подумать над этим в ванне. Быстро приняла душ, скрутила волосы в тугой пучок на макушке, чтобы придать им объем, когда распущу.
Вернувшись к шкафу, я остановилась на трикотажном платье без рюшей, с принтом, подчеркивающим мои изгибы. Кто видел, не жаловался. Я улыбнулась себе в зеркале, подправила макияж, воспользовавшись средством от темных кругов и блеском для губ. Распустила волосы, качнула головой, проверяя результат. Идеально. Надела ожерелье, неизменные браслеты а-ля Мария Бетания[30], сняла обручальное кольцо и сменила сумочку, потому что никто не заслуживал носить этот гроб. Внутри только кошелек, мобильник и автоматический пистолет. Если все пойдет не так, мне нужно будет постоять за себя. Я хлопнула дверью, предупредив, что вернусь поздно. Вперед, Веро. Сегодня у тебя фарш на ужин.
* * *
Чудом я добралась до ресторана пораньше и выбрала столик, за которым могла сидеть лицом ко входу. Мания полицейских: никогда не поворачиваться к двери спиной. Паулу уже привык к этому. «Спот», современный культовый ресторан в Сан-Паулу, великолепен. Он полностью стеклянный, с видом на площадь и подсвеченный фонтан. Хороший выбор, чтобы произвести впечатление, но сильно отличается от траттории. Мне не пришлось долго ждать прибытия Кассио. Он поприветствовал меня, поцеловав в обе щеки – знак, что он не из Сан-Паулу. Мужчина был в джинсах и шикарном пиджаке. Расстегнув одну пуговицу, он спокойно сел напротив меня.
– Значит, ты Вера! – сказал он, пожирая меня глазами. – Вживую еще красивее.