– Твоя бабушка индейского происхождения, это нельзя не заметить. Она всегда ходит голой? – Для нее это нормально, пташка. – Даже несмотря на то, что она так долго живет вне племени? – Моя бабушка никогда не уходила из племени, ее оттуда вырвали, похитили. Но это мое дело, неважно. – Давай, расскажи мне, Жизнь… – Хватит скучных вопросов, – говорит он с некоторым раздражением. – Я не хочу больше ничего рассказывать. Она подтаскивает к себе первую попавшуюся подушку, прикрываясь, откидывает голову на диван и ждет, пока он выпьет еще и расслабится. Затем снова смотрит на Брандао: – Нет такой вещи, как твои дела. Теперь, с нашим сыном, наш мир един, Жизнь моя. Поделись со мной. – Эта история не имеет к нам никакого отношения, вот и все. В ее племени любому, кто рождался с физическим недостатком, суждено было умереть. Похоже, это было милосердие, чтобы дух не страдал от дефектов тела. – Жанета уже знает это, ей рассказала Вероника, но все равно делает вид, что удивлена и шокирована: – Твоя бабушка выжила… – Туда приезжал знаменитый фотограф, делал снимки по заказу международного журнала. Он был против, похитил мою бабушку и увез ее на свою ферму в Сан-Луисе, Мараньян. Она была еще ребенком, и с этим ублюдком прожила всю жизнь. – С ублюдком? Но разве он не спас ей жизнь? – Ты наивна, женщина, – качает головой Брандао. – Он держал мою бабушку в качестве рабыни, скрывал ее в лачуге на заднем дворе, она была заперта в ловушку собственного невежества. Он насиловал бедняжку, когда хотел. Так родилась моя мама. – Почему она так и не сбежала? – Трудно объяснить, что творится в голове индейца. Она была маленькой девочкой, когда он забрал ее. Она не говорила по-португальски. На самом деле, до сих пор не говорит, разве что несколько слов, которые выучила то тут, то там. Идти было некуда, она бы не выжила, не могла и вернуться назад. И что, по-твоему, она могла сделать? Смирилась, вот и все. Она приняла свою судьбу. Потом появилась мама, потом я… Время летит быстро, пташка. – Но твоя мать не осталась, правда? Твой отец вытащил вас оттуда? Брандао напрягает мышцы, и Жанета понимает, что задала неправильный вопрос. Он встает, отставляя стакан в сторону: – Пойдем спать. Хватит болтать. – Нет, Жизнь. Закончи рассказ. – Она берет его за руку, но Брандао вырывается: – Ты слишком глупа! Как думаешь, кто мой отец? Принц, который явился спасти нас обоих? Жанета пытается осознать невообразимое, но поняв, приходит в ужас. Обнимает мужа, обхватывает его лицо ладонями. Здесь, перед ней, мужчина, которого она не знала. Брандао наконец открывается ей как друг – возможно, Святая подает знак, что с этих пор все пойдет по-другому. Жанета ведет мужа к дивану и вынуждает его положить голову на ее колени. – Я понимаю, что тебе больно рассказывать эту историю. Но я на твоей стороне, Жизнь, – говорит она, гладя его бритую голову, лаская его. – Я на твоей стороне, что бы ни случилось. Как вы с бабушкой оказались здесь, в Сан-Паулу? – Я больше не хочу говорить. – Ты знаешь, что я никогда не осуждала тебя, Брандао. Моя любовь безусловна. – Я прикончил ублюдка. Моего отца и деда одновременно. Если хочешь знать, это был первый раз, когда я это сделал. Я понял, как хорошо может быть, если избавишься от такого гнилого человека, как он. – Ты прав, – говорит Жанета, тяжело сглатывая. – Моя мама сбежала из дома и так и не вернулась. Я тоже сбежал, закончил военное училище в Сан-Паулу, но вернулся туда, чтобы выполнить свое обещание. Я убил сукина сына и спас бабушку. Она заслуживает достойной жизни, хоть под конец. – А звали этого фотографа… Антунес Брандао? – Разумеется, нет! Он меня не признал. Здесь, в Сан-Паулу, мне помог один джентльмен, Клаудио Антунес Брандао. У него никого не было, и он заботился обо мне, пока не умер, достаточно долго, чтобы я успел повзрослеть. Он дал мне имя. – Значит, у тебя тоже было индейское имя? – Мануа. – Мануа? Красивое! – Мануа умер в тот день, когда я стал Брандао. Того мальчика больше нет. Он выскальзывает из объятий и молча тянет Жанету в спальню. Ей больше нечего сказать. Она постарается, чтобы плохие мысли не помешали ее счастью. «Это был первый раз, когда я это сделал», – говорил он. Сейчас это не имеет значения. Брандао открыл свое сердце. Она ни за что не упустит шанса прожить в абсолютной любви, о чем всегда мечтала. – Спокойной ночи, Мануа, – говорит она, целуя его в губы. – Спокойной ночи, маленькая пташка. Ее тело идеально сливается с телом ее мужа, и она замечает, что его дыхание становится все более медленным и ровным. В этих объятиях она защищена, и о ней заботятся. Через несколько минут Брандао начинает похрапывать. Она, наоборот, не может сомкнуть глаз. Угрожающее письмо Вероники преследует ее. Полицейская не бросит это дело. Если б раскаяние могло убить, Жанета давно была бы мертва. Это настоящая проблема. Мне не следовало обращаться за помощью. Теперь ей предстоит со всем разобраться, убедиться, что никто не встанет на пути ее счастья. Нужно избавиться от Вероники. 25 Гора дел в полицейском участке только росла. Как будто недостаточно того, что был вторник, Карвана все еще болел, так что все бюрократические задачи, от составления таблиц криминальной статистики за месяц до ответов на обычные электронные письма, легли на мои плечи. Утром первым делом я позвонила в прачечную, чтобы узнать, готова ли одежда старика. Начальникам нужно запретить обращаться к служащим с такими просьбами, в конце концов, я секретарь полиции. Но в Бразилии это невозможно, у нас все работает немного криво. Между задачами я проверяла свой телефон. Я заполнила еще одну графу статистики и, устав пялиться в монитор, стала отправлять готовые опросы в архив. Мобильник запищал, и я быстро открыла приложение: при малейшем признаке движения в помещении камера начинала снимать и передавать все происходящее в доме Грегорио. Он по-прежнему лежал на кровати, запутавшись ногами в простыне, скрестив на груди руки. Вновь повернулся на бок, все еще сонный. Вскоре экран снова погас. Мне придется еще немного подождать. Погруженная в это ожидание, я перепугалась, ощутив, как кто-то сопит мне в шею. – Ты что, ботаник, с катушек съехал?! – Хороший аромат, а, Веро? Я присматривался к тебе издалека и думал, что ты хорошеешь с каждым днем. – Держи себя в руках, жеребец. – Нет, правда… И я заметил, что ты все утро смотришь в свой мобильник. Ждешь чьего-то звонка? – Твоего, – игриво улыбнулась я, склонив голову набок и стратегически спрятав телефон. – Эй, Веро, я твой Ватсон! Расскажи, что происходит… Это тот случай с Жанетой? – Хотелось бы. Бедная женщина продолжает страдать от ублюдка, а я сижу здесь и ничего не могу сделать. Лучше даже не говорить об этом, мне от этого плохо. Так оно и было: в то время как дело Марты Кампос заставляло меня гордиться собой, одна лишь мысль о Жанете вынуждала чувствовать себя самым некомпетентным полицейским во вселенной. Дерьмо. – Это был настоящий кошмар, что-то потустороннее, – заметил Нельсон. – Но у любой технологии есть пределы, ты не можешь продолжать винить себя. Разве ты не объяснилась с Жанетой? – Что я могу ей объяснить? Ты в самом деле думаешь, будто она захочет поболтать со мной? – Не знаю, Веро… – Я оставила письмо под дверью, – сказала я, – но это было несколько недель назад! И от нее ни слуха… Я упустила возможность переговорить с Карваной и официально открыть дело. Теперь остается только ждать. – Забудь об этой истории, – предложил он с состраданием, что пошло мне на пользу. – Постараюсь. Я развернулась на стуле, возвращаясь к электронной таблице на компьютере, и тут мобильник запищал. Я взглянула на Нельсона, ожидая, что он уйдет, но он провокационно улыбнулся, давая понять, что никуда не собирается. В конце концов я пришла к выводу, что нет ничего плохого в том, чтобы показать ему, что я сделала. Нельсон был хорошим партнером даже в том, что касается мелких правонарушений. Достав телефон, я разместила его так, чтобы он тоже мог видеть происходящее. Меня позабавило его изумленное лицо, стоило ему заметить обнаженного мужчину на кровати, которого показывал мой телефон. – Веро, кто это? – Сукин сын, обманувший Марту Кампос, – ответила я, неспособная сдержать улыбку. – Ты уверена, что это он? – Абсолютно! Мне больше ничего не нужно было говорить. В тишине мы наблюдали, как Грегорио просыпается и в отчаянии садится на постели, сжимая голову руками. Через несколько секунд он подбежал к тумбочке, быстро открыл ящики, высматривая, без сомнения, свой мобильный телефон. Не найдя его, принялся переворачивать простыни и рыться в карманах штанов, валявшихся на полу. – Он не найдет его. Бедняжка, – хмыкнула я, вынимая из сумки айфон последней модели и демонстрируя его Нельсону. – Сумасшедшая девчонка, ты обокрала парня? – Дерьмо я обокрала! Я просто взяла себя в руки, вошла в его дом и возместила свои убытки… Нельсон начал смеяться, не отрывая глаз от экрана, где Грегорио бродил взад и вперед, пытаясь осмыслить произошедшее. Он исчез из комнаты, но менее чем через минуту вернулся, охваченный яростью. Возможно, увидел хаос, который я оставила после себя, и понял, что и ноутбука тоже лишился. Отличная работа. Разъяренный, он ударил кулаком по кровати, оглядел комнату дикими глазами, но тут у него закружилась голова, и его вырвало. Как приятно было видеть его страх, то, как он на собственном опыте ощутил это бессилие – проснуться голышом в собственном доме, лишиться личных вещей. Я хохотала, словно смотрела хороший юмористический скетч, в то время как Грегорио, все еще ошеломленный, пытался примирить разум и тело, наводя порядок в собственном рассудке и убеждаясь, что его выставили идиотом. – Ты гениальна, Веро, – сказал Нельсон, хлопнув в ладоши. Я поблагодарила его, сняв невидимую шляпу. Грегорио снова исчез, и камера отключилась. Я подумала, что он пошел в комнатку в гараже, но нет – обе камеры не реагировали. Все еще под впечатлением от маленькой садистской забавы, мы, смеясь, смотрели друг на друга и вспоминали лучшие моменты: Грегорио с мрачным взглядом и бессмысленными движениями. Затем Нельсон задал вопрос, которого я боялась больше всего: