– Нет. Вы можете сейчас подъехать ко мне домой? Я взорвалась от счастья. После того как я поймала негодяя по делу Марты Кампос, Жанета наконец поняла, что я ей нужна. После столь долгого молчания она захотела меня увидеть. Я быстро выскочила из постели, стягивая пижаму. – Я одеваюсь и бегу, ладно? Не беспокойтесь. Я плеснула себе в лицо воды, так как в холодильнике не нашлось энергетиков – должно быть, Рафа их все выпил. Напялила вчерашнюю одежду, прихватила банан, чтобы перекусить по дороге, и направилась в восточную часть города, надеясь, что Жанета узнала адрес того места. И тогда у меня будет два дела, о которых можно рассказать Карване, и я окажусь на высоте. В этом дерьмовом мире станет меньше на одного мошенника-некрофила и на одного серийного убийцу. Поскольку был не час пик, я быстро доехала. Взволованная Жанета ждала меня у дверей дома. На ней было простое платье, прикрывающее колени, немного безвкусное, и фартук, повязанный вокруг талии, но выглядела она хорошо, как никогда раньше. – С добрым утром, Жанета. – Заходите, Вероника, заходите. Лучше бы вас никто не видел, – сказала она, отступая в сторону. Я хотела устроиться в гостиной, но Жанета направилась на кухню. – Сварю нам обеим кофе. Мы устроились прямо там, у стойки, как близкие подружки, и Жанета вскоре заговорила о письме, которое я ей оставила. Ее тон был умиротворенным, а я радовалась, что все наконец-то начало налаживаться. Когда она протянула мне фарфоровую кружку со свежесваренным кофе, я поблагодарила ее, подула на напиток и выпила его быстрыми глотками, надеясь наконец взбодриться. Более тридцати часов без сна не каждый выдержит. Еще минут пять я слушала ее, пытаясь понять, к чему она клонит. Я барабанила пальцами по бедрам, как вдруг почувствовала головокружение, мозг заполнило громкое жужжание, разрывая барабанные перепонки. Я пошатнулась и прислонилась к стойке, пытаясь высмотреть ближайший стул. Я осматривала комнату, пока не уперлась взглядом в Жанету. В ее глазах играл садистский огонек, которого я не замечала раньше. До стула я добраться не успела. Перед глазами потемнело, и прежде чем зрение исчезло, помню, я пискнула: – Что вы натворили, Жанета? 26 Я проснулась, но глаза не открыла. Какой-то инстинкт, оставшийся с того утра, когда я лишилась родителей, заставил меня понять, что прежде всего нужно прислушаться. Слушать, чтобы выяснить, что меня ждет, когда я открою глаза. Это была осторожность, но и страх тоже. Моя голова словно весила тонну, а во рту чувствовалась ужасная горечь. Попытавшись пошевелить руками, я убедилась, что обездвижена. Постепенно мой разум прояснился, и я вспомнила, как потягивала крепкий кофе на кухне Жанеты, ее циничный взгляд, когда я теряла сознание. Предательская сучка! Лучше держите меня связанной, а то я прикончу эту коварную коровищу. Очень осторожно я приоткрыла правый глаз, оставив щелочку, и увидела в нескольких метрах от кровати Жанету, стоящую ко мне спиной и смотрящую в окно. Я оглядела комнату: я лежала на двуспальной кровати, ноги и руки были раскинуты и привязаны к спинкам в изголовье и изножье. Никаких шансов. По крайней мере, она меня не раздела. Только в этот момент я поняла, насколько Жанета умна. Поначалу на нее и ее хрупкий образ падало множество подозрений, но потом я увлеклась эмоциями и стала игнорировать другую ее сторону: лик зла. Жертва – это все херня, у Жанеты была практика, и она многому научилась у своего мужа. В ней была замаскированная жестокость, скрытое удовольствие от ее варварского соучастия с Брандао. Мне была известна лишь ее версия преступлений. Кто меня убедил, что все происходило так, как она и рассказывала? Как омерзительно вляпаться в такую примитивную ловушку, типичную для «Дневного сеанса»[49]. Я еще раз огляделась, пытаясь почерпнуть как можно больше информации, пока она не заметила, что я очнулась. Это необходимо, чтобы сбежать отсюда. На тумбочке пузырек «Ривотрила». Не знаю, как долго я была в отключке, но не так уж много времени: действие лекарства быстро заканчивалось. Судя по освещению, за окном начали сгущаться сумерки… Страх скрутил мои кишки, мешая мыслить. Передо мной промелькнула вся моя жизнь, словно плохо смонтированный трейлер, – мама, отец, муж, дети, брак, мечты, карьера. Слезы упрямо стекали по моему лицу, и я хлюпнула носом, что заставило Жанету немедленно развернуться. – С добрым утром, Вероника. Судя по ее тону, она нервничала так же, как и я, что могло быть преимуществом, если она будет держать себя в руках. Жанета опустила глаза и тускло улыбнулась. Скрестив руки, потерла ладонями предплечья и замерла, чуть покачиваясь, перенося вес с одной ноги на другую. – Ждете мужа-убийцу? – Заткнитесь, Вероника! Я ошиблась, обратившись к вам! Я вздохнула, измученная этой демонстрацией синдрома избиваемой женщины. – Вы не устаете возлагать вину на меня, правда? По крайней мере, может, взглянете на себя в зеркало? Вскоре она заплакала, содрогаясь всем телом, а ее взгляд старательно ускользал от моих глаз. Она бродила взад и вперед, как львица в клетке. Жанета была бомбой замедленного действия в последние минуты перед взрывом. Мой лучший шанс заключался в том, что, когда она взорвется, осколки причинят не так уж много ущерба. Напряженными руками она вытерла лицо и скользнула к животу, лаская его дольше, чем обычно. Поскольку у этого языка тела был лишь один перевод, я выпалила: – Так каков план? Убить меня и отправить ребенка, которого вы ждете, в тюрьму, вместе с мамой и папой? Она метнулась к краю кровати и ткнула указательным пальцем в мой нос: – Я не позволю вам помешать моему счастью! Вы некомпетентны, вы принесли мне только несчастье, лгали мне! Я хочу от вас избавиться! – Думаете, я настолько глупа, что приехала сюда, не предупредив свою команду? – Я блефовала, демонстрируя спокойствие, которого не ощущала. Пот выступил на моей спине. – В зависимости от того, сколько времени я здесь нахожусь, они должны быть уже снаружи и слушать нас. Глаза Жанеты расширились, она неуверенно отступила, и во мне зародилась надежда. Такой возможности она не предусмотрела. Опустившись рядом со мной на колени, она за секунды перешла от ненависти к покорности. – Брандао изменился, все придет в норму, – тихо произнесла Жанета. – Он рассказал мне правду, теперь все встало на свои места, у него была несчастная жизнь. Все, через что он прошел с бабушкой и матерью, может потрясти кого угодно, но… теперь все по-другому. Он собирается стать отцом. Отцом! Он новый человек! Вы должны мне поверить! – Новый человек? – Я хмыкнула. – Детские травмы – не оправдание для убийств, Жанета. В будущем этот «новый человек» станет оскорблять своего ребенка, мучить этого беспомощного малыша! Вы этого хотите? Она выпрямилась и гордо заявила: – Брандао никогда так не поступит со своей кровью! Вы глупы, вы не понимаете! Он будет предан своему сыну так же, как и своей бабушке. Брандао полюбит сына! – Вы действительно думаете, что эта чушь – правда? – Да, это правда! – Ее глаза широко распахнулись, щеки залились краской. – Вы думаете только о том, чтобы раскрыть еще одно дело, прославиться и получить медаль! Человек – гнилая и эгоистичная тварь, он предпочтет столкнуться со знакомой проблемой, нежели с честью встретить неизвестность. Жанете не хватило смелости избавиться от своего преступного мужа, но достало решимости отдать ему на пытки меня. В своем безумном эгоцентризме эта женщина готова на все, чтобы сохранить свою вялую жизнь. – Итак, Жанета, позвольте мне прояснить ситуацию… Отныне Брандао будет счастлив, когда ребенок ежечасно примется плакать, когда вы станете греть бутылочки и менять подгузники, ничего более не успевая. И ежемесячные расходы, разумеется, возрастут… – Заткнитесь, черт побери! – И во сколько еще жизней вы оцениваете свое счастье? Она смотрела на меня, глотая слезы. Она не попалась на мою болтовню, и невыгодность моего положения лишь усиливалась. Жанета дотянулась до изголовья кровати, где лежал оставленный кухонный нож. Она вцепилась в него, дрожащими пальцами сжимая рукоять. – Только в вашу жизнь, Вероника, – заявила она, поднося лезвие к моей шее. Поколебалась, вздыхая. Мне нужно набраться сил, чтобы продолжить спор. Одна неверная фраза – и я истеку кровью. Не шевеля ни единым мускулом, я защищалась как могла: – Если вы это сделаете, мои коллеги немедленно ворвутся сюда. Жанета размышляла несколько секунд, прежде чем отложить нож и ощупать все мое тело. Отыскала мобильник в кармане брюк и швырнула об стену. Глядя на свой телефон на полу, я изобразила загадочную улыбку Моны Лизы. – Вы такая же убийца, как и ваш муж. Только более мелкая и некомпетентная. Прослушка не ограничивается мобильным телефоном, Жанета. Она была потрясена моей уверенностью. Я покачала головой, привлекая ее внимание к своим серьгам. Если Жанета хоть на какое-то время поверит, что эти серьги – такие же, как и те, что я ей давала, у меня появится реальный план. Бедолага проследила за моим взглядом и наконец поняла намек: ничего не сказав, сняла их и стала внимательно рассматривать. – В туалет! – быстро прошептала я, прежде чем она успеет слишком въедливо изучить обычные побрякушки. В испуге она побежала в ванную и избавилась от сережек, нажав на смыв. Жанета, потерянная, вернулась в спальню. – А вот теперь давайте поговорим только вдвоем, – предложила я. – У нас мало времени. Очень скоро они войдут, и вы будете общаться с моим начальством. – В вашем письме… – проговорила она, практически сдаваясь, – вы написали, что у вас есть окончательное решение… Что вы имели в виду? Я подцепила ее на крючок, и теперь мне стоит быть осторожной, чтобы выбраться отсюда живой. – Если вам хочется кого-то убить, убейте Брандао. Я помогу вам. Предложение сработало как выстрел в грудь. Жанета взволнованно вышла из комнаты, и я впала в отчаяние, уверенная, что она звонит мужу и рассказывает, что натворила, и тот простит ее. Для нее сын был показателем неприкосновенности. Через несколько минут она вернулась в спальню, стискивая ладонями уже порядком измятый фартук. Присела на кровать рядом со мной и тихонько всхлипнула: – Если я убью его, то тоже окажусь в тюрьме, – почти неслышно проговорила она. – Есть способ избавиться от него и остаться безнаказанной, – ответила я. – Мы будем действовать только вдвоем. Я найду стрихнин. Добавите немного в еду – и ваш кошмар закончится, вы сможете стать матерью, о чем всегда мечтали. – Они узнают, что его отравили, и я окажусь за решеткой. – У меня есть контакты в лаборатории судебной экспертизы. Коронер констатирует смерть по естественным причинам, никто никогда не узнает, Жанета, – убеждала я ее с уверенностью, которой до сих пор не испытывала. С этими видеосъемками Грегорио я смогу его шантажировать и получить фальшивый отчет о вскрытии. Решить одно дело с помощью другого, это да! Мастерский ход, мат. – Но я буду знать, что убила отца своего ребенка! Вина, которую я буду чувствовать… Что мне делать с ней? – Убрать в тот же ящик, в который сложили вину в том, что помогли убить такое количество женщин… Палома этого заслуживает. Жанета, вы же – не кровожадная волчица. Она побледнела. Этим я подтвердила то, что действительно слышала об их побеге и зверском убийстве Паломы. Жанета вновь взяла нож, и я сдалась. Никакая полицейская команда не придет, никакого спасения свыше не будет: это мой конец. К моему удивлению, она начала резать веревки, связывающие меня. Я энергично растерла запястья и лодыжки, восстанавливая кровообращение. Я хотела покончить с Жанетой и заявить о самообороне. Как восхитительно было бы избивать эту суку без остановки. Но я не знала, как стать такой же сукой. Кроме того, у меня сложился идеальный план. Я встала с кровати и схватила мобильный: экран вверху покрылся трещинами, но пользоваться им, пока не куплю другой, вполне можно. Я сунула телефон в карман. – Я принесу яд самое позднее завтра, – сказала я, прежде чем захлопнуть дверь спальни. Я уходила оттуда на трясущихся ногах. Стремительно уселась в машину и помчалась, пока адреналин еще разливался по моему телу. У меня сложилось впечатление, будто я встретилась с «Корсо» Брандао на первом же светофоре и вздохнула с облегчением. Вовремя же разобралась с Жанетой. Дрожа, я вцепилась в телефон, разрываясь между тем, отправить сообщение Нельсону или Паулу. Лучше мужу. Написала, что уже еду домой, но вскоре он ответил, что у него возникли непредвиденные обстоятельства, он остается в Рио и вернется в Сан-Паулу завтра первым же рейсом. Отлично, не придется придумывать объяснения. Я поехала прямиком в институт судебной медицины. С моим значком нетрудно было застать Грегорио на дежурстве, в типичной маленькой комнатушке старого офиса, с древним компьютером и множеством бумажных папок. Я чувствовала себя настоящей развалиной: уродливой, взъерошенной, с темными кругами под глазами и уставшей до отупения, но меня это не волновало. Постучав в дверь, я вошла, не дожидаясь приглашения. Удивленное выражение его лица вернуло мне хорошее настроение. – Вера? Ты мошенница, наглая тварь! Где мои вещи? Я звоню в полицию, – заявил он, хватая меня за руку. И потянулся за новеньким мобильником в карман фартука. – Многовато ты о себе воображаешь, сама безнаказанность, правда, Грегорио Дуарте? – с улыбкой ответила я. – Я – полиция, мудак. Я знаю о тебе все… Он опустил телефон, с сомнением глядя на меня.