— Тут недалеко приятель мой живёт… — Блин, дед, ты про этого урода? — Он, конечно, не красавчик, но что ты хочешь от боевого пилота-ветерана? — Дело не в том, как он выглядит! А в том, что он говнюк озабоченный! — Он тебя просто дразнит, Мири. Хотя, конечно, с башкой там не всё в порядке, факт. Впрочем, он безвредный. — Противный и мерзкий! — Я привык, — пожал плечами Брэн. — Так что, прогуляемся? —Дед, будешь должен! Вась, приготовься — это пошлый мудила с юмором не выше жопы. *** Идти оказалось действительно недалеко. Миновав два дома по единственной улице посёлка, они остановились перед совершеннейшей халабудой. Василиса ни за что не подумала бы, что тут кто-то живёт. Стены подперты палками, окна забиты фанерой, на крышу наброшен и придавлен кирпичами выцветший камуфляжный тент от какой-то военной техники. — Хаример, это я, Брэн! — крикнул Мирин дед. — Не стреляй, пожалуйста. И отключи защиту. — Кто там с тобой, жопа на гусеницах? Я вижу, что ты не один. — Мири и её подружка. — О, ты с девками? Тогда, конечно, заходи! Сейчас отключу турель. — Только проверь, чтобы отключилась, а не как в прошлый раз. — Да ладно, это была случайность. Голос был скрипучий и странный. Громкий, уверенный, но неестественный, с призвуками жести и необычной интонацией. — У тебя случайно нет насморка? — спросила Мири у Василисы. — Нет, — удивилась та. — У меня тоже. Не повезло нам. Как только дверь открылась, Васька поняла, о чём она говорила. В крошечном захламлённом домике адски воняет. Сложно сказать, чем конкретно — букет состоит из запаха немытого тела, нестиранного белья, испорченной еды, застарелого мусора и какой-то резкой химии. Среди груды грязных тряпок, смятых упаковок и пустых бутылок стоит пилотское кресло, как будто вытащенное из кабины современного истребителя, только очень сильно замызганное, драное и потёртое. А в нём сидит… Комната освещена тусклым маленьким фонариком, стоящим на столе, но того, кто в кресле, это явно не смущает. Вместо глаз у него сложный оптический блок, занимающий половину лица. Выше него — лысая голова в пигментных пятнах, а ниже нет даже рта. Вместо него какой-то коннектор, похожий на разъём для шланга пылесоса, переходящий в гофрированную пластиковую трубу, небрежно прихваченную изолентой к металлической сегментированной шее. Труба уходит под одежду — чертовски грязную тряпку, которая когда-то была верхней частью противоперегрузочного костюма. Нижняя часть отсутствует, да она и не нужна — тело заканчивается в районе пупка. Заканчивается ничем. Из закатанных до локтя рукавов торчат механические протезы. Видно, что дорогие и высококачественные, но их механика ничем не прикрыта. — Это Хаример, — представил его Брэн. — Твою приблуду помоечную я знаю, — сказал Хаример, — а это что за шлюшка? Голос его доносится из глубины комбинезона. То, что заменяет инвалиду рот, в разговоре не используется. — Я не шлюшка. Я Василиса. Механик, — девочка постаралась сдержаться и не нагрубить в ответ. — Хаример, прекрати. Мири и так говорит, что у тебя юмор не выше жопы. — Что значит «не выше жопы»? — возмутился тот. — А как же сиськи? У твоей, конечно, и говорить не о чем, два прыща, а у вот этой есть за что подержаться, клянусь инфракрасным режимом визора! Эй, детка, я сейчас вижу тебя голой! Василиса взяла себя в руки и постаралась ответить как можно спокойнее: — Не думаю, что это имеет значение. Вам явно нечем реализовать свои похабные фантазии. Стесняться вас — всё равно что стесняться говорящего попугая, которого какой-то дурак научил говорить скабрезности. — А она ничего, — хрипло захохотало то, что заменяло Харимеру голос. — Не теряется. Да, детка, старого пилота разорвало пополам вместе с его штурмовиком ещё в третьей кампании. Это было жёсткое месилово, ты уж поверь! Я завалил того бомбера, как сучку на кровать, но его кормовой стрелок оказался хорош, да, Брэн? — Хаример, мы же договорились. — Брэн, Мири уже большая девочка, когда ты перестанешь кормить её с ложечки розовым говном? — Ты что, упоротый? — Конечно, упоротый. А как, ты думаешь, я живу? Только на метапромизоле. — Ну и дурак. — Иди к чёрту, Брэн, тебе тогда всё-таки повезло больше, у тебя хотя бы есть чем есть и чем срать. У меня шланг, кусок башки, кусок желудка и половина ливера работает на батарейках. Если это не повод становиться наркоманом, то что тогда вообще повод? — Ничто не повод. — Расскажи это моей жопе, которую ты отстрелил из тридцатимиллиметровой пушки. Она внимательно тебя выслушает и даже подмигнёт шоколадным глазом, если ты найдешь её среди обломков моего штурмовика. Они, небось, так и валяются в пустыне все эти шестнадцать лет. А может, их нашла и сдала на металлолом твоя юная сталкерша? Эй, Мири, ты не находила обломков ШУРДа1 с одинокой жопой внутри? 1 Штурмовик Ударный Реактивный Дальнего действия. — Дед? — спросила Мири. — Что несёт этот огрызок? — Хаример, заткнись, — сказал Брэн. — И не подумаю! Мири, стальная ты крыска, твой дедушка вовсе не был таким пацифистом, как сейчас изображает. Он воевал в третью кампанию так же, как и я. Только с другой стороны. Но ему повезло больше — я отстрелил ему только то, что ниже жопы, а он мне и жопу тоже. А теперь он таскает мне еду и сырьё для метапромизола, вот такая коллизия. — Не думал, что ты им сам вмазываешься, Хаример. — Продаю больше, — сказал инвалид. — Не у всех сталкеров есть деньги на аптечки. Но и себя не обижаю. — Блин, дед, мог бы и сказать, — недовольно сказала Мири. — Я всё равно догадалась. Для некомбатанта ты слишком ловко обращаешься с пушкой. — Я собирался, честно. Но всё как-то откладывал… — Ой, да плевать. Эта новость меня не шокировала. Но ты же не местный, зачем влез? — Молодой был. Глупый. Думал, если победить, то всё кончится. — Война никогда не кончается, — засмеялся своим металлическим голосом Хаример. — А почему вам не сделали протез? — спросила его Василиса. — Протез жопы? — рассмеялся бывший пилот. — Таких не бывает. Моим протезом, детка, стал штурмовик! Для того, чтобы летать, жопа не нужна. Я подсоединяюсь непосредственно к бортовым системам. Он наклонил голову вперёд, и стало видно, что ниже шеи его тело соединено с креслом самым крупным нейроразъёмом из тех, которые до сих пор видела Василиса. — Я ещё шесть лет потом летал! Четыре раза был сбит, но меня собирали по кускам, прикручивали недостающее и снова загружали в кокпит. Потому что пилот дороже самолета, детка. Намного дороже. А я был отличным пилотом, самым лучшим! — А что потом? — Приказ на следующий вылет однажды не пришёл. Я торчал на взлётной полосе две недели, но целей не выдавали. И тогда я понял, что война кончилась. Загнал штурмовик в ангар, откинул обтекатель кабины и включил протокол эвакуации для аварийной посадки. Моё кресло отключилось от планера и на автономных движках притащило меня к людям. Там-то я и встретился с Брэном-который-отстрелил-мне-жопу. — И вы подружились? — изумилась Василиса. — Ну, то, что мы покалечили друг друга, выяснилось гораздо позже. Просто два ветерана, оба из ВВС, оба инвалиды. А кто на какой стороне воевал, к тому времени уже было насрать. Вдвоём было легче выжить. Пока кресло летало, я разведывал хабар, а он на своих гусеницах его вытаскивал. Так что, когда сверили даты и время, только посмеялись, как нелепо шутит судьба. Раз уж не отстрелил ему жопу тогда, не достреливать же было. Ладно, припёрлись-то зачем? Не для того же, чтобы военные байки послушать? — Представь себе, Хаример, именно для этого, — сказал Брэн. — Ты мне как-то рассказывал, как вы штурмовали чёрную башню… — А, ту, похожую на… — Хаример! — …на то, что ты мне отстрелил вместе с жопой, и о чём я жалею больше, чем о ней. Да, было дело. Мы тогда много чего штурмовали. Утюжили с воздуха всё, что возвышается над почвой: дома, фабрики, мосты, склады, школы… Да вообще всё. Доктрина тотальной зачистки. И не надо так на меня смотреть, Мири, — другая сторона поступала так же, и твоему драгоценному деду тоже есть, что вспомнить. Так вот, на эту башню мы заходили с моря, в третьей волне. Первые две выбили ПВО почти подчистую. Кое-что ещё постреливало, но уже несерьезно, так что обработали мы её всем боекомплектом с трёх штурмовых звеньев, а это ни много ни мало — девяносто ШУРДов, по двенадцать ракет воздух-земля на машину в полной загрузке. Вывалили на неё всё это и ушли на разворот над морем. Заходим снова — две пристройки с боков в руинах, а самой башне хоть бы хрен. Из пушек для очистки совести прошлись — но, раз уж её ракеты не развалили, то пушки тем более, даже не поцарапали. Так и улетели на базу ни с чем. Потом ребята говорили, что они после нас дважды вылетали, но с тем же результатом. Стоит как заколдованная. А что за башня, зачем она — хрен её знает. Тогда много всего было недоразбитого, это сейчас одни руины. — Похоже это на то, что ты описывала? — спросил Брэн Василису. — Очень похоже. А где эта башня? — Где-то на берегу. Я тебе что, генштаб? Мне координаты в бортовой комп кидают, я лечу. Запоминать всё, что я за десять лет ракетами расхреначил, мне как-то недосуг. А что, такая важная башня? — Очень, — вздохнула Василиса.