Я ойкнула от своего внешнего вида, и попыталась прикрыться руками. Долбаная привычка, блин! Привыкла ходить вот так просто в майке и трусах, не заморачиваясь с утра. Но тогда в доме был лишь один Даня, а он на минуточку был моим парнем, коем Лёша не является. И ходить вот так при малознакомым парне, это… конечно… — Боже! Как неудобно вышло! Прости. Это я по привычке. — Ничего, — сипло произносит Лёша, пытаясь прочистить горло, чтобы его голос звучал уверение. — Это я тоже… с непривычки. Видимо. Но ты… ты вполне можешь ходить по дому в том, в чём тебе удобно. Я абсолютно не против; только предупреждай об откровенных нарядах заранее. Ладно? Чтоб я как-то подготовился что ли, — улыбается. Гад. — Ага. Ну конечно, — я демонстративно сложила руки на груди. — Всё понятно с тобой. — Что тебе там понятно? А, котёнок? — снова улыбается, оглядывая меня. — А я и не знал, что в твоём гардеробе имеются трусы с кружевом на заднице. Вот гад, и разглядел же ещё в утреннем полумраке. — Знаешь что? — язвлю в ответ, и от чего-то у самой на губах начинает проступать легкая улыбка. — Не в семейках же мне ходить, в самом то деле. И вообще, сколько раз ещё нужно тебе повторить, чтобы ты так меня больше не называл? Но Лёша лишь тактично пожал плечами. После завтрака, и всех утренних процедур собираюсь на работу. По пути Лёша подбрасывает меня на своей машине, и едет дальше уже по своим делам. Правда попросила я высадить меня немного раньше, чем нужно было. Не хочу, чтобы он знал где я работаю на самом деле. Это не элитное заведение ресторана, около которого он меня высадил, а средне статистическая кафешка за углом. Да, я работаю официанткой в кафешке за гроши. Но, иногда, здесь можно заработать не плохие чаевые если конечно будешь стараться. Уверенным шагом вхожу в раздевалку и перевоплощаюсь в девочку на побегушках: одеваю белую плотную рубашку с длинным рукавом, серыми манжетами и воротничком; она не просвечивается, чем мне очень нравится; далее черные приятные к телу штаны; в них же заправляю рубашку, поверх повязываю длинный серый фартук, завязки которого настолько длинные, что обвязываюсь ими в два оборота вокруг талии и затягиваю на узел спереди. А завершают мой образ черные балетки, и собранные в высокий «конский» хвост волосы. У прямоугольного зеркала, закрепленного на стене, поправляю на рубашке слева бейдж с моим полным именем «Доротея». И осмотрев себя ещё раз в зеркало в полный рост, вздыхаю, и выхожу. — Дора? Хм. Неожиданно. Я думала ты уволилась, — говорит Ника, когда я вышла в гостевой зал. — Не дождёшься, змеюка. Наверняка уже во всех красках представила, как я позорно возвращаюсь домой, в нашу родную деревню, да? Да только не забывай, «подружка», что вылезла ты оттуда откуда и я. — Говорю я ей приглушённо, чтобы меньше привлекать внимание посторонних, но уверенно и с неприязнью, стоя лицом к лицу. Она отводит взгляд и злобно кусает нижнюю губу, а я отхожу на шаг назад, и двигаясь вперёд, к столикам, прохожу мимо, специально задевая её плечом. Надменно вздернув подбородком, Ника, резко оборачивается в мою сторону бросая недобрый взгляд. Я не знаю, чего она всем этим добивается, отняв у меня всё, при этом стараясь унизить и показать, какая же я всё-таки жалкая; но, сломать себя так просто – я ей не позволю. И приложу максимум усилий для этого. Пусть будет сложно, пусть будет больно, неприятно, но я ни за что не сойду со своей дистанции. Пусть даже не надеется. И то, что она заняла моё место, ещё ничего не значит. Пусть подавиться. Как говорит моя мама: «Судьба, она, ещё расставит всё по своим местам.» Сегодня, сталкиваясь с Никой бок-о-бок на работе, не только в буквальном смысле, но и ловя каждый раз её недобрые, завистливые взгляды, я старалась как можно меньше смотреть в её сторону; в принципе старалась не замечать. Но это сложновато, когда, она, официант, такой же штатный сотрудник, как и ты, и вам приходится делить одну площадь на двоих. Но я старалась, очень старалась держать себя в руках, быть спокойной, собранной, и почаще улыбаться посетителям нашего скромного, и не постыжусь этого слова уютного заведения. За что наши сегодняшние гости и вознаградили меня вполне приличными чаевыми. Не скрою – приятно. От этого я аж вся воспряла духом. — Ты как, кстати, вещи свои из закрытой квартиры вынесла, чучело? — спрашивает вполне серьезно Ника, когда мы обе подошли к бару в завершении нашей смены. — Какая разница. Я забрала лишь свои вещи. Чужого в жизни ни у кого и ничего не брала. Да и не нужно мне ничего чужого. Если мне что-нибудь понадобится – я себе заработаю. — А ну, погоди-ка! На что это ты сейчас намекаешь? — завелась Ника. Она одёргивает меня рукой за плечо разворачивая к себе. — Ни на что не намекаю, я это тебе прямо говорю. Ты изменилась, Ника. Была ведь нормальной девчонкой, куда это всё подевалось? Когда успела стать такой надменной и алчной стервой, готовой ради денег лечь под кого угодно? Я говорила то, что чувствовала и видела собственными глазами. Но видимо Нике моё откровение не понравилось, потому что в следующую секунду мою левую половину лица обожгло от пощёчины. На долю секунды у меня всё потемнело в глазах, я машинально схватилась ладонью за место удара на лице, а на глазах сами собой выступили слёзы. В кровь моментально выбросило некую дозу адреналина. — Как ты смеешь обвинять меня в чем-то, дрянь ты мелкая! Ты ничего не смыслишь в этой жизни! Думаешь легко жить такой правильной, как ты? Если бы ни твоё упрямство, знаешь, где бы ты была со своей правильностью и гордостью? А ведь твоя мамка когда-то переступила через себя, через свою гордость, и легла под богатенького, танцевала элитные танцы вокруг шеста, пока не залетела. А теперь посмотрите вы на неё, корчит тут из себя паиньку-недотрогу. Нику так зацепили мои слова, что она сорвалась практически на крик. Но то, что она стала говорить дальше… в голове не укладывается. Моя мама… Она не могла таким заниматься! Просто не могла! Это враньё! — Это враньё! Не правда! Замолчи! — уже кричала я. — Это правда, Дора. Правда, — уже спокойнее говорит она, но с явным ликованием в голосе. — Замолчи! Иначе, я тебя сейчас ударю! — Что? Неприятно слышать о себе правду? Но так оно и есть, Дора. Ты – дочь шлюхи, — всё продолжала Ника. И это стало последней каплей для меня. Меня накрыло в одно мгновенье просто. Не совсем чётко помню, как ухватила подругу за идеально ровные белокурые волосы и потянула на себя. Девичий ор и визг тут же разнёсся по помещению кафешки. Ника сопротивляясь хватается своими руками за мои, чтобы хоть немного послабить захват. Но я, до сих пор не знаю, как так вышло вообще, но, когда Ника оказалась у барной стойки опираясь об неё запыхавшись после нашей борьбы, разворачивается и просит у бармена любую стеклянную бутылку склоняясь над стойкой, я не стала медлить, ну и приложила её разок головой об стойку. Да смачно так. Ника поднимает голову, подносит руку к лицу, а у неё из носу кровь юшкой хлыщет. Увидев на стойке и на пальцах своей руки кровь, Ника автоматически затрясла ею. А саму девушку лихорадочно бросило в апатию от шока. — Ты чё наделала, ненормальная? — чуть отойдя от шока заговорила подруга. — Да по тебе клиника плачет. Я вам давно говорила, что у неё не все дома. Теперь видите, что она опасна для общества! Посмотрите. Она искалечила меня! — обращается она к собравшемуся вокруг нас персоналу кафе. — Да я засужу тебя! Будешь в кутузке сидеть, припудренная! Суши сухари. Таким, как ты, там самое место! И меня снова накрывает. Мне мгновенно становиться жарко от прилива новой порции адреналина. Внутрях всё вскипело, а на глаза пала красная пелена. В ту минуту я была готова разорвать бывшую подругу в клочья. Но остановило меня от кровавой расправы лишь то, что наш бармен, Константин, успел вовремя подхватить меня оплетая руками вокруг груди и рывком рванул на себя, оттаскивая в нескольких сантиметрах от Ники. Глава 12 Глава 12 — Неожиданный поворот событий. Вообще-то, я надеялся встретить тебя сегодня после работы там же, где и высадил утром. Но уж никак не мог предположить того, что мне позвонит представитель правоохранительных органов и сообщит место твоего нахождения, — по помещению неожиданно раздался уже знакомый мне голос Лёши. Он медленно проходит в помещение, и не спеша двигается ко мне, к решёткам для временного задержания граждан до полного выяснения всех обстоятельств. Выражаясь понятным народным языком, к «обезьяннику», короче говоря. Да-да, ''добрые'' люди быстренько подсуетились и вызвали наряд полиции. По их приезду Ника разыграла потрясающий спектакль жертвы, где я, монстрятина такая, избила, искалечила её бедную да несчастную, прямо на глазах у всего кафе. Золотую премию «Оскар» ей в студию! Великолепная актриса! Её б талант, да применить по назначению, – цены б ей не было! А вот со мной разговор был коротким: руки сразу заковали в наручники, и, это, конечно, громко сейчас будет сказано, но всё же затолкали в патрульную машину и отвезли в полицейский участок для дальнейших разбирательств. — Ну давай. Давай. Издевайся, смейся надо мной, — парирую в ответ. Я подошла к решетке, и просунув руки между металлическими прутьями оперлась, положив их чуть присогнутые в локте на такой же, только горизонтальный прут. Как бы я ни старалась спрятать и уберечь ту ранимую маленькую девочку внутри себя, и как бы не хотела признаваться в этом самой себе, но я рада была видеть Лёшу здесь, рада слышать его голос. На каком-то непонятном для меня ещё уровне, как-то подметила, что мне стало легче находиться здесь в его присутствии; да чего уж там, мне даже легче дышалось здесь рядом с ним. В этом ужасном, и, неприятном для меня пахнущим сыростью месте. — Ой. Да ну ладно тебе, котёнок. Не каждый же день такое случается. Или, для тебя это всё же норма? Ну ты тогда предупреждай меня как-нибудь между делом о таких вещах заранее. Ладно? Чтоб в следующий раз я знал, где тебя искать, и уже не так волновался. — Всё? Закончил угорать надо мной? — Даже и не думал. Правда. Ну чего ты сразу в стойку быковать? Я же от чистого сердца помочь тебе хочу. Ну. Дора. Я не враг тебе. Просто я и предположить такого не мог, что ты окажешься в подобной ситуации. Нет, ну не то, чтобы это для меня в новинку… Признаюсь: Гага здесь частый гость; но, чтобы ты… Лёша останавливается в шаге от меня; заправляет руки в карманы своих синих джинсов и смотрит так серьёзно… Минута. И опуская взгляд себе под ноги, продолжает: — Я был у следователя, — ошарашил меня Лёша. — Он вкратце обрисовал мне всю ситуацию в целом, и… — И? — разволновалась я. — Дора. — Лёша поднимает на меня свой взгляд; смотрит серьёзно так, непроницаемо. — Скажи. Только честно. Вы с Вероникой подрались из-за твоего бывшего? Данила? — Нет. Не из-за него. — Честно ответила я. — Сдался мне этот предатель. Он сделал свой выбор. Вот и флаг ему теперь в руки! Пусть катится со своей Вероникой на все четыре стороны! С этой змеюкой подколодной, которая прилюдно оскорбила и унизила меня, и мою маму! — срываюсь я почти на крик, снова чувствуя прилив сил, но тут же осознав, что поддаюсь эмоциям – осадила себя поумерив пыл. А затем вздохнув, понуро опускаю голову и говорю уже более приглушенно и спокойно: — Вот я и не сдержалась; сорвалась. — Понятно, — кивает он. Пауза. — Дора. Хочу, чтобы ты знала: я не оставлю тебя здесь. Постараюсь сделать всё от меня зависящее, но… — Лёша подходит к решётке, и осторожно протянув свои руки к моим, касается их. Он с особой осторожностью подхватывает их, и кладёт поверх своих чтобы мне не было больно от неровностей решетки. — Ты должна понимать, что ситуация приблизительно следующая: Ника написала на тебя заявление, сняла побои… Она хочет упрятать тебя за решетку, понимаешь? И настроена она серьёзно. — Но… это же она вынудила меня… спровоцировала… — Да, я понимаю. Но следствие верит лишь очевидным фактам и доказательствам. И пока всё указывает на то, что это именно ты была зачинщиком драки. Что это именно ты накинулась на неё, а не наоборот. И это зафиксировано камерой видеонаблюдения прямо из вашего же кафе. — Понятно, — поникла я ещё больше. — Эй. Не кисни. Выше нос, котёнок, — Лёша приподнял пальцами мой подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. — Я вытащу тебя отсюда. Чего бы мне это не стоило. Всего несколько долгих секунд он смотрит на меня, поглаживая большим пальцем по щеке. От этого жеста и его странного взгляда мне на мгновенье становиться тепло внутри. Но когда Лёша отступает от меня, убирает руки, уходит, пусть неторопливо скрываясь за дверью – мне становиться одиноко, неуютно, и страшно в этой клетке. Ну вот и всё, Дора. Приехали. Теперь эта клетка станет твоим домом на несколько лет. Даже в самом страшном сне я не могла предположить такого исхода, чтобы лучшая подруга, с которой мы с детства делили одну песочницу – так подло поступит. — Ты чего опять поникла, подруга? Твой же сказал, что всё порешает. Так что не так? — обозвалась ко мне женщина, сидящая со мной в одной клетке. На ней надеты черные мешковатые шелковые штаны с цветочным принтом, черная футболка, поверх которой джинсовая жилетка, а на шее цветастые бусы. Она блондинка с короткими волосами, поверх которых на голове намотан словно кокон большой тёмный платок. Не знаю почему, но лицом она напоминает мне главную героиню Ольгу из сериала «Ольга». — В каком смысле: «твой порешает»? — оборачиваюсь к этой странной тётеньке. — Ой. Только дурой не прикидывайся, ладно? Всё ты поняла. — Говорит она с лёгкой улыбкой на губах, и садится на лавочку в позе «Лотоса». Закрывает глаза и начинает медитировать. Глядя на неё, я удивленно вскинула бровями. Но буквально через секунду дверь в наше помещение открывается. Оборачиваюсь, и вижу Данила. — Дора. Зайка. Ну как ты тут? Прости за Нику, я поговорю с ней. Она заберёт заявление. Всё будет хорошо. Данил стремительным шагом прильнул к решетке, через металлические прутья тянется ко мне пытаясь взять за руку, но я достаточно ловко уворачиваюсь от этого. Мне казалось, что спустя время мои обиды и чувства предательства иссякнут к нему, притупятся, – но, нет. Я не смогу простить ему измены; не смогу доверять, как прежде, – да вообще не будет больше у нас как прежде! Теперь я это чётко понимаю. Он ещё даже не дотронулся до меня, а мне уже хочется вымыться. Мне тошно. От его вида – тошно. От лицемерия, и фальши. Не хочу, чтобы его руки, либо любая другая часть его тела касались меня. Мне противны его прикосновения, которые до сих пор кажутся мне до неприличия грязными и гадкими. Моё тело больше не жаждет его прикосновений. А моё сердце больше не скучает и не тянется к этому мужчине; оно плотно закрыло свои маленькие доверчивые дверцы на несколько засовов, и, кажется, обледенело, выставляя перед собой острые ледяные шипы, обороняясь, боясь быть снова раненым. — Мне не нужны твои подачки. Уж лучше я отсижу, чем приму твою фальшивую помощь. Так что… Уходи, Данил.