Убер выставил руку: – Нет! Не говори! – Почему? – удивилась Мика. Убер смущенно погладил бритую голову: – Думаю, я не слишком хороший выбор… Ээ, на роль спасителя. – Почему? Убер почесал затылок, нахмурился. – Потому что… хмм. Почему? Допустим, я плохой человек. Мика покачала головой. «Слабый аргумент, ангел, – мысленно съязвила Нэнни. – Подумай еще». Отвернулась, достала нож. Как эту банку вскрыть? – Моя мама говорила: когда нет хорошего молока, обходишься тем, что под рукой. Убер открыл рот. – Я – молоко? Он вдруг запрокинул голову и захохотал. У него ровные, красивые зубы, и он с удовольствием ржет как конь. – Плохое молоко! Мика сказала: – Ангелы тоже бывают разные. Придешь еще раз ко мне в гости? Убер оборвал смех, внимательно посмотрел на Мику. Голубые глаза скинхеда напротив карих девочки. Убер ответил очень серьезно: – Приду. Он протянул руку. Мика очень серьезно пожала своей маленькой рукой его жесткие пальцы. Договорились. Нэнни бросила на них взгляд искоса. Отвернулась. Помешала в кастрюльке тушенку. Вкусный запах мяса, которому уже больше двадцати лет, пополз по палатке. Убер улыбнулся. – Хорошо пожрать, это одно из главных удовольствий культурного человека! – провозгласил он. – Ангел? – сказала Мика, когда они уже закончили с ужином и вылизывали тарелки. Убер поднял голову, застыл с ложкой в руке. На блестящей поверхности прилипли гречинки. Смешной. – Да? Мика замялась, затем спросила: – Что такое «молоко»? Глава 4 1. Жажда Всю ночь ему снилось, как в затылок слепо, неловко тычется неуклюжий мокрый нос мастифа. «Пошли гулять, хозяин». У него когда-то были две собаки, бойцовские, натасканные и воспитанные. Он морщился и отталкивал нос ладонью, бок леденел от холода, словно опять заснул на склоне Ус-Хатын после праздника лета. «Пошли гулять, хозяин». «Отстань», – бурчал он во сне, переворачивался на другой бок. Рано еще. Спать хотелось так, что тонкая металлическая нить пронизывала насквозь сердце – и тянула, и резала изнутри. Морда снова начинала тыкаться. «Алый? Герцог?» – позвал он. Убер мучительно не мог проснуться и снова и снова отталкивал в полудреме мокрые собачьи носы. В какой-то момент он понял, что хочет выпить. Так неумолимо, что готов бежать за глотком хоть на край света. Готов бежать и бежать, чтобы найти в холодильнике ледяной водки или глоток темного пива. Два глотка. Снимаешь пробку и – выливаешь в себя. Темнота наполняет тебя изнутри, по пробку. И наступает блаженный покой. Сияние. Он закрыл глаза и снова ушел в дрему. Проснулся совершенно измученным. Посмотрел на Нэнни, как чужак, осунувшимися мертво-голубыми глазами. Для ночлега ему выделили койку, вторую заняли Нэнни с Микой. Девочка все еще спала, скомканное одеяло скинуто в сторону. Убер кивнул Нэнни, быстро оделся и вышел из палатки. Нэнни проводила его взглядом. Убера вела жажда. * * * В «Спятившем крабе» в этот час посетителей почти не было. Свежевымытый гранитный пол блестел как серое, исцарапанное стекло. Стулья были составлены на столы ножками вверх. Только за крайним столом, в дальнем углу, сидели два каких-то мужика в фуражках. От влажного пола поднимался характерный аромат сырости. Убер сел за стойку, собранную из деревянных инструментальных ящиков, кивнул бармену. Тот подошел, вытер стакан полотенцем, вопросительно посмотрел на Убера. Это был худой парень лет двадцати, совершенно невозмутимый, с хаотично выбритыми по свежей метрошной моде полосками в коротких волосах. Словно мазки кисти Пикассо. В левом ухе у бармена была серьга. – Крепкого, – сказал Убер. – И запиши на мой счет. Бармен кивнул. Поставил перед скинхедом стакан и достал бутылку. Когда он открыл пробку, в нос Убера ударил мощный сивушный аромат. – Не ослепну? – спросил Убер недоверчиво. Бармен пожал плечами. – Ни один слепой к нам пока не возвращался. – Голос у него был вежливо-нейтральный. – Вот ты тролль, – сказал Убер с уважением. Бармен налил до половины. Скинхед протянул руку и взял стакан. Не из-под виски – а классический советский граненый стакан. Сколько-то там граней, Убер забыл. Выдохнул и залил в себя. Подождал. Главное было дождаться первой волны тепла. А дальше все пойдет только лучше и лучше. «Ты уверен?», спросил голос, подозрительно похожий на голос Седого. Возможно. Или нет. Не уверен. Возможно, все будет плохо. Он почувствовал ее присутствие, еще когда она только вошла. Затылком. Судя по тому, как изменился ритм ее шагов, она тоже кое-что почувствовала. – Светлана, – сказала она и села за стойку. Длинные темные волосы, лет тридцати пяти, высокая. Глаза зеленоватые. Полные бедра, крупная грудь, все как Уберу нравилось. – Убер, – сказал он. – Что это значит? «Все меня об этом спрашивают». Убер усмехнулся, поднял стакан. – Не важно. Твое здоровье… – Он выпил. – Ты местная? – А что? – Замечательная станция, – сказал Убер. – Все друг друга любят, никто никого не кидает… Верно? – Он усмехнулся. – Если ты так говоришь, конечно, – сказала она. «Хорошая женщина, – подумал Убер. – Умная». И красивая. – И никто даже не скажет, кто это кричит. Туннели стонут… ага-ага. Придумают же. – Убер одним глотком забросил в себя остатки сивухи. Чуть не поперхнулся, пищевод обожгло. Даже слезы выступили. «Черт. Ну и пойло». Теплая алкогольная смерть мозга. – Это дракон, – сказала Светлана. Пауза. Убер медленно повернул голову. – Что? – спросил он ровным голосом. Внезапно она поднялась, разнузданно бросила на стойку горсть патронов от Макарова. С дробным стуком они раскатились. Светлана покачнулась, приблизила красивое лицо к Уберу – он почувствовал смешанный аромат духов и алкоголя. Холодноватый цветочный запах и торфяные дымные нотки. И еще кое-что – женское, тягучее. Убер прочистил горло. Светлана махнула бармену: – Налей ему. Лучшего виски. – Я не пью за счет женщин, – мягко сказал Убер. «Врешь! – откликнулся кто-то из глубины гулкого пространства головы. Из затылка. Из темной области. – Когда ты пьешь, ты пьешь за любой счет. Ты пьешь все, что горит и убивает».