«И патрон, наверняка, уже в стволе», — мелькает мысль. Побледневший отец инстинктивно закрывает спиной растерявшуюся маму. И в этот момент я обрушиваюсь на Петренко сбоку, находясь чуть сзади. Ладонь сбивает руку с пистолетом в сторону, захватывая толстый рукав телогрейки. Стечкин грохочет короткой очередью, выплевывая пули. От кирпичей брызгают осколки, звенит и медленно падает разбитое стекло в окне на первом этаже. Истошно орет невидимая женщина. Корпусом сбиваю подполковника, заставляя его опрокинуться на багажник волги, и с силой пробиваю секущий удар ребром ладони в затылок, туда, где шея соединяется с основанием черепа. Пистолет лязгает, падая на землю. Петренко оседает, цепляясь руками за желтую поверхность волги. Подлетевший батя добавляет ногой по корпусу, сшибая подполковника как кеглю. Я, обогнув машину, лечу к водителю. Вижу искаженную злобной гримасой поросячью рожу со шрамом, похожим на изломанную птичью лапку. Через открытое окно на меня смотрит дуло второго стечкина. Быстро прыгаю в сторону, мягко приземляясь кувырком, встречая руками землю и пригибая подбородок к шее. Надо мною грохочет очередь. Такси газует и сдает назад. Раздается громкий противный хруст и сдавленный вопль. Машина чуть приподнимается, как будто переезжая небольшой пригорок. «Там же Петренко лежал сзади. Амбец толстому», — понимаю я. Волга отъезжает вперед, и разворачивается, ударяя капотом подбегающего отца. Батя успевает среагировать, оттолкнуться руками и отпрыгнуть, но все равно отлетает в сторону, теряя равновесие. Автомобиль уносится из двора на полном ходу, взметая пожелтевшую листву и поднимая столб пыли. Папа вскакивает и бежит ко мне: — Сынок, ты в порядке? Но мама успевает первой. Она уже прижимает меня к себе, всхлипывая и ощупывая со всех сторон. — Лешенька, тебя не ранили? Ничего не болит? — бормочет родительница. Слезы оставляют прозрачные дорожки на её лице, а губы неловко тычутся мне в макушку, скулы и лоб. — Тебя же убить могли скотина такая, — шепчет мама. Её теплые ладони прижимают меня к груди. Слышу, как колотится матушкино сердце. Крепкие руки отца обнимают нас сзади. Петренко, раздавленный волгой, хрипит и плюется сгустками крови, пачкая подбородок и бутафорскую запыленную бороду, но это никому не интересно. Так мы и сидим несколько секунд, обнявшись и отгородившись от остального мира. А двор быстро заполняется встревоженными и возбужденными людьми. Многие видели нападение со стрельбой, похожее на сцену из голливудского кино своими глазами, и теперь оживленно обсуждают произошедшее. Батя встает, и никого не подпускает к лежащему АПС с отъехавшей назад рамой и разбросанным рядом желтым цилиндрикам патронов. Мы с матерью стоим рядом. Соседи подходят к нам, что-то спрашивают, мы на автомате отвечаем. Через несколько минут раздается вой милицейской сирены. Люди расступаются, освобождая подъезд. Во двор залетает желтый «уазик» с синей надписью «милиция», и, скрипнув тормозами, останавливается. С машины спрыгивает крепкий сержант, придерживая ладонью кобуру. Внимательно смотрит на потерявшего сознание Петренко, цепляет взглядом лежащий «стечкин» с гильзами, расстрелянное окно и выщербленный пулями кирпич, и уверенным шагом приближается к нам. — Что здесь произошло? — колючий взгляд работника милиции поочередно сверлит меня, родителей и соседей. * * * Желтая волга «такси» резко остановилась на заброшенном пустыре Петроградки. Полного мужчину кинуло вперед, но руки, лежащие на руле, амортизировали удар. Ермилов выпрямился, откинулся на сиденье, облегченно выдохнул и на секунду застыл, закрыв глаза. Спустя мгновение прапорщик встряхнулся, с силой несколько раз ударил ладонями по рулю, обтянутому оплеткой из проволоки, и взвыл: — Черт! Черт! Черт! Через минуту, успокоившийся Егорович, открыл дверь, чтобы вылезти из «волги», но неожиданно замер. Ощущение, что он упустил что-то очень важное, не покидало, разливаясь тревожной волной по телу. Мужчина задумался, напрягшись, и восстанавливая в деталях произошедшую разборку. Подсознание подсказало нужный момент. Парень, похожий на Александра Шелестова, грамотно отбил пистолет в сторону, сшиб и отправил в нокдаун Михайлыча косым ударом ребром ладони. Именно этот момент выделило подсознание, посылая в мозг сигналы тревоги. Смутная догадка, размытой тенью возникла в голове, помогая найти верный ответ. Егоровичу вспомнился высокий силуэт резким движением ладони бросающий порошок с перцем и солью в лицо, летящая в корпус нога и молниеносный удар рукой в кадык. Зрачки прапорщика изумленно расширились. — Точно, это он был! Гад мелкий! — потрясенно прошептал Ермилов, невидящим взором уставившись сквозь лобовое стекло. Через десяток секунд прапорщик пришел в себя, грубо толкнул дверцу такси, и, кряхтя, вылез наружу. Его трясло от бешенства. Шрам в виде скрюченной птичьей лапки налился кровью. — Погоди, еще не вечер. Клянусь, мы еще с тобой встретимся сопляк, — прошипел Ермилов, не замечая, что озвучивает мысли вслух, — Ты мне за Михайлыча лично ответишь. Егорович поправил АПС за поясом, запахнул телогрейку. Пальцы-сардельки шустро пробежались по петлям застежек, вдевая в них пуговицы. Толстяк, злобно плюнул под ноги, нецензурно выругался, и быстро пошел прочь, удаляясь от машины. 28 октября. 1978 года. 9.15 Невысокий 50-летний мужчина в сером пальто, вышел из подъезда. Надменное лицо, массивная челюсть с выпирающим вперед подбородком говорили о амбициозности и высоком самомнении этого человека. Буйная шевелюра с проседью немного оттеняла грубое и тяжелое лицо, сглаживая негативное впечатление о внешности. Мужчина, направился к строящей рядом белой копейке, раздраженно воткнул ключ в замок, и уселся на место водителя. Машина затряслась, выхлопная труба плюнула клубами дыма, и автомобиль тронулся. Из квартиры на третьем этаже в доме напротив, колыхнулась штора, возвращаясь на место. — Объект «Инженер» выехал, — пробормотал жилистый русый парень, поднимая рацию к губам, — Шестой, как слышно? — Пятый, слышно хорошо, — гулко отозвалась рация, — Ведем объект. Всё под контролем. — На заправку поехал, — уверенно сказал крепкий мужчина, с противоположной стороны окна, опуская бинокль, — опять будет записки кидать в машины дипломатов. Цирк какой-то. Просто не понимаю, как КГБ этого голубя проворонили. Похоже, в конторе совсем обленились. Ведущий конструктор секретного НИИ «Фазотрон» живет рядом с посольством США и регулярно, почти открыто бросает записки в автомобили американцев, а они и в ус не дуют. Дебилы какие-то, честное слово. — Сергей Иванович, думаете, всё получится? — поинтересовался блондин. — А как же? Всё продумано и учтено, — ухмыльнулся капитан ГРУ, сотрудник 5 управления оперативной разведки, — Сейчас он на автозаправке остановится, а там уже черный «линкольн» стоит с дипломатическими номерами. Записочку свою кинет в автомобиль, и рыбка на крючке. Ну а дальше, всё как по учебнику. Встреча на конспиративной квартире, договор о сотрудничестве, записанный на магнитофон. Затем задержание нашего голубя сизокрылого с поличным при попытке передать секретные материалы с НИИ. — А если на заправку не поедет? — Значит, в другом месте спалится. У нас и второй автомобиль есть — «мерседес». Если что, быстро поставим его в нужное место. Толкачев всегда на выходных по одному маршруту ездит, автозаправка и стоянки, недалеко от дома, говорю же, всё учтено. Мы за ним уже пару недель наблюдаем. — Интересно, а где вы машины такие достали? — полюбопытствовал парень. — Где достали, там уже нет. А вообще для этого целая оперативная комбинация реализовывалась, — довольно усмехнулся капитан, — рассказывать всё не имею права. Только скажу, что владельцы этих машин свято уверены, что их сейчас чинят в одной московской станции техобслуживания. — И что с этим Толкачевым будет? — Уволят с НИИ, отправят под суд, дадут несколько лет за попытку шпионажа. Все от судьи и прокурора будет зависеть и от тяжести предъявляемой статьи. Расстрел ему не грозит, поскольку ничего передать американцам не успел. Посадят в какую-то глухую зону строгого режима лет на пять. — Туда ему суке и дорога, — злобно проговорил парень, — Адольфу этому. Даже имя паскудное. Как у Гитлера. Будь моя воля, я бы этих предателей шлепал пачками. Выучили, выкормили, должность хорошую доверили, а они паскуды… — Имя тут не причем, а в остальном говоришь правильно, но учти…, — начал отвечать старший, но рация зашипела. — Пятый как слышно? Объект проглотил наживку. Как слышно? Капитан отобрал рацию у парня, и ответил: — Шестой, вас услышал. Отлично. Действуйте по плану. — Так точно. Есть действовать по плану, — гаркнули в ответ. — Уходим лейтенант, — приказал Сергей Иванович, — Нам здесь больше делать нечего. Инженер кинул записку в машину. Наши ребята всё зафиксировали на камеру и фото сделали. Теперь ему уже не отвертеться. — Отлично, — облегченно вздохнул парень, — одной гнидой на воле меньше будет. Воздух чище станет. * * * Разумеется, ни в какую школу я в пятницу не попал. Сначала сержант устроил нам допрос. Нашлись свидетели нападения, выступившие в нашу защиту, поэтому милиционеры особо не зверствовали. Усадили меня и отца на сиденье «уазика», а не в «обезьянник» сзади, и заявили, что отвезут нас в отделение. А там пусть начальство разбирается. Правда, окна были открыты, и я прекрасно видел и слышал, что происходило Отец успел крикнуть матери, чтобы срочно звонила в часть, позвала особиста — капитана Трофимова, и рассказала ему о нападении, обязательно упомянув Петренко. И мама, ни секунды не раздумывая, побежала в квартиру связываться с военными. Потом подъехали врачи на белом «рафике» с красными крестами. Мужчина с измученным лицом в белом халате поверх куртки, глянул на замершего посеревшего Петренко с опечатками автомобильных шин на груди и ногах. На губах у подполковника пузырилась розовая пена, а подбородок и борода были заляпаны темными сгустками подсохшей крови. Доктор присел, проверил пульс, аккуратно потрогал продавленную грудную клетку и встал. — Мы здесь уже ничем не поможем. Труповозку вызывайте. — А чего сразу труповозку? Может его ещё можно спасти? — попробовал возмутиться сержант. — Молодой человек, — доктор посмотрел на милиционера усталыми глазами — Он уже не жилец. Там всё раздавлено в кашу. Я двадцать лет на «Скорой» и, поверьте, знаю, о чем говорю. Последними приехали на двух волгах, начальник милиции Петровска — полковник Сидоренко и прокурор города — Погосян. Оба знакомые деда и отца. Высокий, похожий на медведя лысый белокожий Сидоренко, с маленьким, полненьким и смуглым прокурором с пышными усами и густой черной шевелюрой, тронутой пепельной сединой, смотрелись полными противоположностями. Но не успели они осмотреть труп и дать начальственные указания забегавшим подчиненным, как во двор влетели ещё два темно-зеленых «УАЗика», шустро выскочившие пара солдат в касках разместились по сторонам, придерживая висящие на ремнях «АК-74». Из машины выпрыгнул Сергей Петрович Трофимов — капитан особого отдела, сослуживец отца. Я изредка бывал в части и его знал. Из второго «УАЗа» неторопливо вылез высокий и плечистый мужчина в фуражке и зеленом армейском плаще. Трофимов подошёл к трупу, вгляделся в него, затем подошел к Погосяну и Сидоренко и что-то им сказал. Затем в разговор вступил его плечистый военный. Говорили они между собой тихо, и я ничего не услышал. Затем четверка дружно направилась к УАЗику, где сидели мы с отцом. — Мы забираем Александра Шелестова и его сына. Погибший — объявленный в розыск, подполковник Петренко. Это дело в компетенции военной прокуратуры, — твердо заявил сержанту Трофимов. — Но…, — сержант растеряно посмотрел на Сидоренко и Погосяна. — Делай, что тебе говорят, — рыкнул главный мент. Прокурор величественно кивнул, подтверждая слова коллеги. — Слушаюсь, — вытянулся в струнку милиционер.