Сосредоточенный Глеб достал телефон и заменил свою сим-карту на выданную Цыганковым. Она уже давно ходила по разным рукам, была и у торговцев наркотиками, и у каких-то ментов. Если Пучковский и Плакса возьмутся проверить, какие еще звонки с нее делались, то совершенно запутаются. Из докладов групп наружного наблюдения и «слухачей» нам было известно, что Плаксин до сих пор сидит дома, собирается отвезти беременную жену в консультацию. А холостяк Пучковский только что приехал в «Монголию» с какой-то роскошной блондинкой, устроил разнос дежурному администратору и заперся со своей спутницей в кабинете. Самое время ему кайф обломать… Глеб включил на аппарате громкую связь, так что мы с Цыганковым слышали все. Леха долго не отвечал. Ни по сотовому, ни по обычному. Наконец соизволил ответить: – Кто там? – Это не важно. Алексей? – Ну, допустим! Сам-то обзовись как-нибудь. – Я по поводу твоих друзей. – У меня много друзей! – Физули и Асад. Или, если тебе так удобнее, Федор и Саня. – Я не знаю таких! Я чуть не рассмеялся. Пучковский оказался никудышным актером! Голос его полностью выдал. Теперь я, без всяких там экспертиз, мог бы сказать, что фотографии Серого – подлинные на все сто, и Гасанов оказался в компании Лехи и Юрика неслучайно. Можно было не продолжать, и я сделал соответствующий знак Глебу, но он решил доиграть до конца: – Вспомни получше. По твоему приказу они грохнули Ольгу, но потом облажались с ментами. Соображаешь? Ордынский пока не знает об этом, но, если мы не найдем общего языка, мне придется ему рассказать. Хотя я лучше бы договорился с тобой. – Да пошел ты! – Не торопись, я дам тебе время подумать. Жди звонка… Плаксин что-то забулькал в ответ, но Глеб решительно дал отбой и быстро набрал домашний номер Плаксина. Телефон Юрия был оборудован определителем, и ему, наверное, не понравилось, когда вместо цифр на дисплее высветились тревожные черточки. Во всяком случае, нам долго не отвечали, а потом мы услышали напряженный голос Юркиной благоверной: – Алё. Глеб подпустил блатных интонаций: – Слышь, Юрка позови! – Его нет дома. Кто спрашивает? – Кому надо, тот и спрашивает! Скажи ему, чтоб за бабу не прятался; я знаю, что он рядом стоит. Ну, поживее! Жена Плаксы положила трубку. Глеб перезвонил и напоролся на короткие гудки. Тогда он набрал номер мобильника Плаксы. Сначала – «официального», который он писал на всех визитках; аппарат оказался выключенным. Потом – специального, предназначенного для узкого круга доверенных лиц. Плакса ответил, слово в слово, как и его подельник три минуты назад: – Кто там? – Тебе от Ольги привет. И от Федора с Саней, помнишь этих черных зверей? – Что?! – Хер тебе в очко! Короче, Леха сказал, что это ты дал команду Ольгу валить. Значит, с тебя и основной спрос! Догоняешь? – Какой Леха? При чем здесь Ольга какая-то? – Ты все понял. Если мы не договоримся, я не стану молчать. – Еще скажи, что у тебя есть доказательства! – Может, и есть. Но я же не в ментовку собрался! Там, куда я пойду, к доказательствам проще относятся. Когда тебя на кол посадят, сам все расскажешь. Про Ольгу. Про Кушнера. И про Артема. – Что-о-о? – Вот теперь Плакса встревожился не на шутку. Только было неясно, что же его зацепило: обвинение в преступлениях, которых не совершал, или, наоборот, – то, что его тайна раскрылась. – Ты чего лепишь? Следи за базаром! Больше мы ничего интересного не услышали. Диалог продолжался еще минуту или побольше того, но Плакса взял себя в руки и попер буром на Глеба, отрицая даже факт знакомства с Гасановым и вторым азербгоном. Кончилось тем, что он бросил трубку. Бросил, может быть, не только фигурально: перед тем, как понеслись короткие гудки, мы услышали яростное ругательство и непонятного происхождения треск. – Молодец, – похвалил исполнителя Цыганков. – Теперь надо ждать, но определенные выводы уже можно сделать. Мне бы хотелось прямо сейчас обсудить их с Цыганом, но Глебу наши дебаты слышать не стоило, и мы поехали в офис. Я прибавил громкость магнитолы, и из динамиков, будто в насмешку, понеслась ненавистная мне песня из прошлого: «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…» Цыганков завел машину во двор, дернул рычаг ручника и посмотрел на Глеба: – Ты отчаливаешь? – Да, Лев Валентинович, если можно. – Можно. Только не опаздывай завтра. И будь все время на связи, если потребуешься – позвоню. – Я могу вечером, после поезда… – Будешь нужен – позвоню. А так не приезжай. Счастливо! Они обменялись рукопожатием, и Глеб посмотрел на меня: – До свидания, Константин Андреевич! – Счастливо, – повторил я, хлопая его по ладони. Мы с Цыганковым вылезли из машины и почему-то остались стоять, наблюдая, как Глеб пересаживается на водительское место и выезжает на улицу. – Он сегодня жену с сыном отправляет на юг, – пояснил Цыганков. – Я его отпустил проводить. Ничего, Константин Андреич? – Мне до балды. Может вообще на работе не появляться, только пусть дело делает. – Он как раз делает. Только у него есть один недостаток. До сих пор переживает, что из ментовки уволился. – Я слышал, это проходит. – У кого как. Некоторые очень долго мучаются. Он ведь не по компромату ушел, сам, добровольно. Если бы там платили нормально – до сих пор бы играл против нас. – Еще скажи, что ты не хочешь видеть его в роли противника! Цыганков, мне кажется, был готов это сказать. Но промолчал. Только неопределенно дернул плечами. А пожелания счастья, высказанные Глебу мной и Цыганковым, действия не возымели. Когда он устраивался за рулем и протирал свои очки без оправы белым платочком, а потом осторожно вел «нексию» к выезду со двора, я видел его последний раз… В смысле – видел живого. * * * Плаксин добрался в «Монголию» только в два часа дня. Супруга провела в консультации времени больше обычного, и он ждал ее, закипая от злости. Когда пришла, сорвался и наговорил много лишнего. Пришлось извиняться, везти в магазин… Юрий чувствовал, что время уходит, а он вместо дела занимается ерундой. Хотя – почему ерундой? Сейчас, когда все надежды только на то, что ее папа-банкир даст льготный кредит, ссориться никак не возможно. Поссориться – себя погубить. Собрав волю в кулак, он умаслил жену, отвез ее домой и рванул в клуб, на встречу с Пучковским. Игнорируя лифт, на чердак поднялся по лестнице, перескакивая через ступеньки. Видя, что шеф находится в состоянии мрачной ярости, подчиненные жались к стенке. Одна официантка уронила поднос, и звон разбитых стаканов перекрыл грохот музыки в баре на втором этаже. Дверь офиса была заперта. Плакса поднес к считывающему устройству смарт-карту, и мягко щелкнули, срабатывая, два замка. Ну, где там Пучковский? Алексей находился в кабинете. Жалюзи были опущены, свет не включен, и только мигали разноцветные огоньки на панели музыкального центра. Пахло женскими духами. Вытянув ноги, Алексей развалился в кожаном кресле, держа в руке небольшой граненый стакан. На полу около кресла стояла ополовиненная бутылка водки и валялись рваные упаковки из-под фисташек. – Песенки слушаешь? – Плакса сунул руки в карманы брюк. – А? – Алексей встрепенулся, сорвал с головы наушники. Нашарил рядом с собой пульт дистанционного управления, выключил центр. Встал. Посмотрел на стакан. Ухмыльнулся и выпил, потом кивнул на бутылку: – Хочешь? – Не хочу. И ты обойдешься. Тебе, по-моему, уже хватит! – Хватит – так хватит! – покладисто согласился Пучковский.