Тогда я просто расстегнул его джинсы и спустил их почти до самых ботинок. На правой ноге парня оказалась огромная татуировка, начинавшаяся ниже колена и уползавшая под трусы. Какие-то лезвия, черепа, языки пламени… Вторая нога была чистой. Заинтересовавшись, я задрал рукава его куртки. Может, и на руках что-то есть? Там оказалась только одна небольшая наколка чуть ниже левого локтя: свастика, заключенная в круг. – Скинхед, что ли? – я отвесил парню подзатыльник. – А может, ты из этого… Из Ордена Черного Пламени? Он промолчал. – Ладно, дело твое… – Я поднялся, намереваясь идти в кабинет. – Мы до тебя доберемся, – скрипнул зубами бритоголовый. – Что?! Ты мне угрожаешь, чамора разрисованная? Одним движением я вырвал из его джинсов ремень. Из толстой кожи, с тяжеленными пряжками – таким и убить можно, если попасть, например, по виску. Носком ботинка я приспустил на лежащем голубые «семейники» и принялся хлестать ремнем по голой заднице. Он заорал и задергался, попытался отползти, но я наступил ему на шею и продолжал экзекуцию, пока рука не устала. – Все понял? Или еще объяснить? Его исполосованные ягодицы представляли собой жалкое зрелище. Я подумал, что теперь диваны и стулья очень долго будут казаться ему пыточными инструментами. Сложив ремень вдвое, я звучно щелкнул им, как мы делали это в армии. – Так надо еще объяснять? Не слышу ответа! – Не надо… – В следующий раз думай, когда можно грозить, а когда лучше запихать язык в жопу. Понятно? Я прошел в кабинет. Вадим лежал в прежней позе. Я скрутил ему руки трофейным ремнем – по сравнению со стальными браслетами такой способ эффективнее действовал психологически. Я сел в хозяйское кресло и задрал ноги на стол. Закурил. – Ну, долго ты еще будешь?.. Хорош притворяться! Берестнев открыл глаза. Правда, с учетом его расквашенной физиономии слово «открыл» звучит слишком сильно… Посмотрел на связанные руки, пошевелил ими. – Что дальше? – От тебя зависит. – Я потушил сигарету об стол. – От нашего разговора. – О чем говорить? Ты и так знаешь все. – Ну, положим, не все. – Тебе Цыган рассказал? – Да, Цыган. Ты же мне утром советовал присмотреться к нему повнимательнее? Вот я и присмотрелся… Не ожидал, что твой совет может бумерангом ударить? Ладно, речь не об этом! Мне хотелось бы услышать твою версию. – В моем положении лучше молчать. – От молчания твое положение только ухудшится. Напомнить, как поступают со стукачами? – Зачем тебе это нужно? – Извини, друг. Ничего личного. Чисто понятия! Я достал из кармана помявшиеся ксерокопии документов, обнаруженных в тайнике Цыганкова, и с пафосом зачитал: – «Начальнику Главного управления… Свои сообщения буду подписывать псевдонимом “Боец”!» Или вот еще: «Обзорная справка по работе с негласным сотрудником…» – Я был уверен, что Цыган уничтожил эти бумаги. Он же мне обещал! – Дурак ты, Боец! Такой компромат хранят вечно. Так как же ты стал стукачом? Рассказ Берестнева занял десять минут. В основных чертах он совпадал с тем, что изложил Цыган в своей справке. Началось все в Афгане. Берестнев действительно служил в ВДВ, и его часть дислоцировалась под Кандагаром. Там он первый раз и встретился с Цыганковым, откомандированным в Афганистан для оказания интернациональной помощи по линии МВД (мне, естественно, было известно, что Лев Валентинович провел два года «за речкой», но он не любил вспоминать об этом периоде своей жизни). Формально Цыганков не имел никакого отношения к десантному полку Берестнева. Менты – отдельно, вояки – отдельно. Но это если формально. А фактически интересы постоянно пересекались. В тот несчастливый вечер старослужащие отправили Берестнева обменять патроны на «травку». Обычно патроны приводили в негодность, вываривая в кипящей воде, но в тот раз дали самые настоящие. Лавочник, к которому пришел Берестнев, оказался агентом Цыгана. Сразу после заключения сделки Вадима и повязали. В задержании кроме Цыгана участвовали «особисты» полка. Вадима взяли в оборот. Злые «особисты» угрожали трибуналом, добрый Цыган предлагал взаимовыгодное сотрудничество. Берестнев дал первую в своей жизни подписку о негласном сотрудничестве. От него не требовали слишком многого. Так, информировал потихоньку о настроениях в роте. Пару раз получал за это маленькие денежные вознаграждения, а к концу первого года службы удостоился лычек сержанта. Успокаивал себя тем, что не один он такой – многие сотрудничают, и ничего. А после армии все это забудется. На «боевых» ему чертовски везло. Рисковал, лез под пули, но не получал ни царапины. В глубине души мечтал о легком ранении, в мягкие ткани бедра или плечо. Госпиталь, отпуск… Если повезет, вообще комиссуют. Или переведут дослуживать в Союз. Мечты сбылись ровно наполовину. Когда до дембеля оставалось полгода, накурившийся анаши Берестнев продырявил себе ногу из автомата. Ранение оказалось тяжелым. Местный хирург был категорически настроен на ампутацию. Положение спас не комбат, как Берестнев мне рассказывал раньше, а все тот же Цыган. Правда, в остальных деталях история повторялась; наезд на врача, уже готовившегося к операции, и демонстрация пистолета в качестве последнего аргумента имели место в действительности. Долечивался Берестнев в Душанбе. Часто вспоминал Цыгана и думал: какое странное фронтовое братство у них получилось. До девяностого года их дороги не пересекались. Берестнев и думать забыл о своем стукаческом прошлом. Ну, ошибся по молодости. С кем не бывало? Весной девяностого года Цыганков приехал к Вадиму домой и предложил сотрудничество возобновить. «Предложил» – мягко сказано. Как откажешься, если в прошлом дал слабину? К тому же Лев Валентинович умело давил на моральный аспект: «Я тебе с врачами помог, а теперь ты мне помоги», и обещал, что не станет требовать информации о друзьях Берестнева. Пусть сливает конкурентов, этого будет достаточно. А если кто-то из нашей бригады влетит, то Цыган поможет отмазаться. Вадим был вынужден согласиться. Кое-кого Берестнев действительно слил, благодаря чему наша группа взяла под контроль несколько новых объектов и упрочила свое положение в городе. Я-то думал, что причина этому – мои пробивные способности и светлая голова Кушнера, а оказывается, это Берестнев подсобил! Встречаться с Цыганом Вадим ходил в церковь. Я помнил этот его неожиданный всплеск интереса к религии и считал, что на него давит прошлое, что он бегает к алтарю грехи фронтовые замаливать… Нас действительно задержали совершенно случайно. Какие-то материалы на нас имелись в КГБ, какие-то – у ментов, но реализовывать их никто не готовился. Если б мы не попали под раздачу карликового спецназа – ничего бы и не было. По крайней мере тогда. Но раз попали имеющуюся в отношении нас информацию стали использовать. Прижатый к стенке Вадим пытался выкручиваться, как мог. Сообщал Цыгану всякую ерунду, вроде того, как Пучковский руку сломал. И попутно пробивал тему: времена смутные, страна развалилась, инфляция – не желает ли Лев Валентинович отбросить лишние принципы и заняться благоустройством собственной жизни? Ведь до пенсии осталось немного, а у него, заслуженного майора с боевыми наградами, ни кола ни двора. Берестнев обрабатывал Цыгана с одной стороны, Кушнер нашел другие подходы. Поскольку Цыганков и без них задумывался о смене правовой ориентации, долго подкупать его не пришлось. Результат известен. Перед увольнением Цыган сообщил Берестневу, что уничтожил все официальные компрометирующие документы, но если с ним, Цыганом, произойдет какая-нибудь неприятность, заинтересованные люди получат нужную информацию. Закончив рассказ, Вадим минуту молчал, а потом заявил: – Как ни крути, а от моего предательства вреда было меньше, чем пользы. Мне захотелось ответить в тон Берестневу. Подыскав слова, я сказал: – Важен сам факт, а не то, какие были последствия. – Ты же с Цыганом работаешь, и ничего! Одного не пойму: почему он про меня рассказал?.. Или… Он жив? Я молча кивнул. Конечно, стоило бы рассказать, что Цыгана застрелил взбесившийся Рамис – хотя бы из тех соображений, что узнав про убийство, Берестнев может подумать на меня. Стоило рассказать, но я промолчал. Слишком противно было объясняться перед предателем. Хотя он прав, польза от его стукачества перевешивала ущерб. – Цыган просил меня помочь и в твоем деле. – Что? – Он тебе об этом не говорил? Странно! Как раз сегодня я кое-что разузнал. Совсем недавно сообщили. – Выкладывай! – С Цыганом точно все в порядке? Просто меня смущают бумаги, которые ты показал… – Не смущайся. Итак?.. – Есть одна группа, которая торгует оружием. Три недели назад через Интернет с ними связались покупатели, которые интересовались пластиковой взрывчаткой. Договорились о встрече. Приехали какие-то малолетки, старшему лет восемнадцать, наверное. Короче, продавцы решили их кинуть. Вторую встречу назначили за городом. Прикатила та же компания, теперь уже не пешком, а на черном БМВ. Номера, кстати, пробили потом – они липовыми оказались. Так вот, приехали и сразу, без разговоров, поставили всех под стволы. Отобрали товар, запихнули в машину одного продавца и дали деру. Представляешь? Эти просто обалдели от такой наглости. Пытались догнать, но потеряли на трассе. Парня, которого взяли в заложники, выкинули из машины на полном ходу. Он потом умер в реанимации. – Думаешь, это может иметь отношение?.. – Думаю, да. Там, в столе, должны быть фотографии. В крайнем ящике лежали. Я сел на корточки и принялся ворошить рассыпанные по полу бумаги. Нашел! Фотографий было две штуки. Черно-белые, паршивого качества. Снимали с приличного расстояния скрытой камерой, так что и ракурсы оказались достаточно скверными. Но рассмотреть лица было возможно. Одного парня я сразу узнал. Тощий, в джинсовом костюме, в очках, с блестящими зализанными волосами. Это именно он управлял БМВ, которая стукнула мой «запорожец», и сказал: «Ну, мужик, ты попал». Что ж, круг замкнулся.