– Откуда такая уверенность? Он что, отчитывается перед ней? – У нее нет другого развлечения, кроме как за Машей следить. А Маша к свиданиям всегда готовится одинаково. Да и родители на три дня укатили, грех не воспользоваться. – Хорошо, что у меня сын. Степан, не поняв, что я имею в виду, вопросительно сдвинул брови, а Виктор спросил: – Взрослый? – Семнадцатый год. – Думаешь, он не станет девок таскать, если квартира будет пустая? – Разве что из Интернета… Окна квартиры были расположены высоко. Мне пришлось подставить ящик, чтобы заглянуть. Через щель в неплотно задвинутых шторах я разглядел полутемную комнату. Очевидно, она являлась гостиной. Маленький столик был сервирован на двоих, стояли бокалы, тарелки с холодными закусками, массивный подсвечник с полудюжиной незажженных свечей. Все как у взрослых! Из соседней комнаты вышла Маша: высокая блондинка с не по годам пышными формами. На ней был красный топик и голубые джинсы с многочисленными прорезями на бедрах. Возле уха она держала телефонную трубку. Что она говорила, я, естественно, слышать не мог. Но догадаться было несложно. Девушка улыбнулась, положила телефон на край стола и принялась зажигать свечи. Все ясно, милый сообщил, что скоро будет… Я спрыгнул с ящика. – Мои только что отзвонились, – сообщил Виктор, застегивая боковой карман куртки. – Объект в магазине около «Горьковской». – Я уже знаю. – Мне хотелось удивить Виктора – от предвкушения удачи взыграло мальчишество. Не получилось, Виктор кивнул: – Я тоже заметил, как она зажгла свечи. – И предложил: – Лучше всего его брать вон там. Видишь то место? Там он паркует машину. Из своих окон Маша ничего не увидит. Главное, не давайте ему кричать слишком долго. – Не дадим, – мрачно пробасил Степа. – Я вас прикрою со стороны. Вы его машину здесь хотите оставить? – Да. На фига она нам нужна? – Я могу ее куда-нибудь отогнать. – Если хочешь, можешь ее хоть продать. – Нет, продавать я не буду. А вот бросить ее где-нибудь в безлюдном месте у Невы не помешает. – Гаишников не боишься? – Нет, не боюсь. Но такая работа оплачивается дополнительно. Я достал заранее приготовленный гонорар за работу и добавил пятьсот баксов: – Достаточно? – Да. Виктор убрал деньги, не пересчитывая. Степан переставил «тойоту» на облюбованное Сашей Гумбатовым место. Выключать двигатель и гасить фары не стал: пусть Саша видит, что за рулем пикапа кто-то есть. Тогда он не станет пытаться втиснуться рядом с «тойотой», а подойдет и попросит немного подвинуться вправо, где еще оставалось больше метра до вросшего в землю полуразобранного микроавтобуса. Если пикап передвинуть, то обе машины смогут разместиться свободно. Автором плана был я. Мне казалось, что я представляю, как будет действовать Саша. Если он разглядит, что в пикапе один человек, – а он должен разглядеть, стекла не тонированные, прозрачные, – то обязательно подойдет и попросит освободить место. В конце концов он здесь паркуется постоянно, а «тойота» залетная. Многократная разница в стоимости машин Гумбатова не смутит. Он тоже крутой, просто пока не накопил денег на дорогую игрушку. Я ошибся. Саша сделал по-своему. В пикапе остался Степан, а я спрятался на улице так, чтобы быть близко к предстоящему месту схватки, но в то же время не попасть под фары Сашиной машины. Красная «шестерка»… Виктор сказал мне, что по картотеке ГАИ нарушений за Сашей не числится и, соответственно, они не смогли установить, какой тачкой он пользуется, только узнали от соседей Маши марку и цвет. Я был уверен, что знаю номерной знак. Если тогда, когда я приехал к Карине после посещения морга и увидел у подъезда машину, она мне не соврала, сказав: «Четыреста пятьдесят шесть. Это на последнем этаже живет девочка, к ней парни катаются…» Во двор повернула машина. На большой скорости проехала мимо дома и притормозила, только начав подкатываться к месту стоянки. Лучи фар прошлись по земле в метре от моих ног. Я не видел госзнака, но сумел разглядеть характерную облицовку и сдвоенные круглые фары «шестерки». Ну, здравствуй, Гумбатов! Он не стал выходить и просить. Он оказался просто асом парковки. Не примериваясь, с первой попытки он воткнул «жигули» на свободное место впритирку к «тойоте», заблокировав таким образом дверь Степана. Я чертыхнулся. Такой вариант мы не обговаривали. Как поступит Саратов? Откроет окно и предложит Саше встать по-другому или попробует выйти из машины через правую дверь, перебираясь через высокий подлокотник между сиденьями? Только «шестерка» клюнул носом, остановившись, как Гумбатов вырубил фары и двигатель. Прищурившись, я разглядел номерной знак: «456». Угадал! Мелочь, а приятно. Саша вылез, держа в одной руке литровую бутылку водяры и тортик в прозрачной коробке. С вызовом посмотрел на «тойоту», подбросил на ладони ключи, нажал кнопку брелока; щелкнули, срабатывая, замки «жигулей», и пискнула сигнализация. Я смотрел на Сашу и поражался: как же я мог ему верить? Свидетель?! Да у него поперек морды написано, что он при делах! Степан как сидел, так и продолжал сидеть, держа руки на баранке пикапа. Все ясно: опасается, что если начнет выбираться, то Гумбатов насторожится. И сделать ему замечание за неправильную парковку Степан не решился: хорошо, если Саша начнет скандалить или в драку полезет, а если он молча переставит машину на другую сторону двора? Не оглядываясь, Гумбатов направился к дому. Походка у него была характерной, как у штангиста, подходящего к штанге. Водку и торт он продолжал нести в левой руке, в правой были ключи, которые позвякивали в такт его тяжелым шагам. Степан как сидел, так и продолжал сидеть в джипе… Гумбатов не слышал меня. Мне потребовалось меньше трех метров, чтобы набрать скорость и оттолкнуться. Я прыгнул и засадил ему ногой между лопаток. Точный расчет в сочетании с неожиданностью сделали свое дело. Разбилась бутылка, шмякнулся торт. Гумбатов пропахал брюхом и рожей асфальт. Как только он закончил движение, я рубанул ребром ладони по шее. Готово! Я выпрямился и осмотрелся. Кроме Степана, с грацией медведя выбирающегося из «тойоты» через пассажирскую дверь, ни одной живой души поблизости не было. Хотя я, скорее всего, ошибался. Уверен, что Виктор наблюдал всю сцену от начала и до конца. Наконец Степа выпрыгнул из пикапа и побежал к нам, на ходу разматывая скотч. Мне резанул по ушам треск, с которым липкая лента отклеивалась от катушки. Мы связали Гумбатову щиколотки и запястья и намотали несколько слоев на лицо, чтобы заклеить рот и глаза. Все это время он не подавал признаков жизни. – Ты не слишком его?.. – спросил Степа. – Да и черт с ним! Мы запихали Гумбатова в багажник «ауди». Даже согнутый в три погибели, он там едва поместился, и пришлось сильно давить на крышку, чтобы сработал замок. – Хочешь, я сяду за руль? – благородно предложил Степа. – Если не повезет, я как-нибудь выкручусь, а ты сможешь доделать дела. Я отрицательно покачал головой и пошел искать ключи от «шестерки». При падении Саши они отлетели далеко в сторону, но мне повезло, я наткнулся на них почти сразу. Поднял, положил на крышу «жигулей». Все, теперь можно ехать. Я огляделся по сторонам: где же Виктор? Или его вообще не было во дворе, или он умел сливаться с темнотой. Что ж, обойдемся без прощаний. И будем надеяться, что он, как обещал, перегонит «шестерку» в такое место, которое позволит строить множество версий об обстоятельствах исчезновения Саши. Выезжая с места парковки, Степа не рассчитал, и бампером «тойоты» процарапал боковину «шестерки». В темноте звуки всегда кажутся громче; я испугался, что, услышав скрежет металла о металл, к окнам бросится половина жильцов, в том числе Маша. Степа высунулся в открытое окно, посмотрел, как сцепились машины. Надо было дать чуть вперед и выкрутить руль, но он опять врубил заднюю передачу. Пикап дернулся и, еще больше разодрав борт «шестерки», наконец выехал. Я выразительно постучал кулаком по лбу. Степа развел руками: бывает, и уже аккуратнее, без рывков и аварий, поставил «тойоту» впереди моей черной «ауди». Когда решали, куда везти Сашу, я вспомнил про базу карликовых спецназовцев. Не самое удачное место в смысле маршрута, по дороге можно было не один раз нарваться на гаишников, но предчувствие говорило мне, что мы доберемся без происшествий. А уж там, на заброшенной базе, можно делать все, что угодно. Как я и рассчитывал, добрались мы без осложнений. Правда, я изрядно понервничал, когда в хвост мне пристроилась гаишная тачка. Несколько кварталов она держалась позади меня на одном и том же расстоянии, но в конце концов резко прибавила скорость и обошла справа. Я разглядел бесстрастные лица инспекторов в патрульной машине. Во время обгона водитель приоткрыл форточку и бросил окурок, ярко брызнувший искрами при ударе об асфальт впереди моей «ауди». Знали бы они, что обгоняют свое счастье! Орден не орден, но премию им бы наверняка дали, догадайся они обыскать «аудюху». А глупее всего получилось бы, если б они, когда ехали сзади, зазевались и воткнулись в мой багажник…Будто услыхав мои мысли, Гумбатов очухался и начал брыкаться, заметно раскачивая машину. Но стоило мне подумать, что надо остановиться и успокоить его, как все прекратилось. Мы пролетели спящее Токсово, миновали площадку для отработки навыков маневрирования и углубились в просеку. Она мне показалась короче, чем в прошлый раз. На ограде заброшенной базы горел одинокий фонарь, который издалека служил нам ориентиром. Мы заехали на территорию и встали так, чтобы осветить как можно большую площадь. Вышли, не глуша моторов. Обстановка действовала угнетающе. Я не отличаюсь повышенной мнительностью, но то и дело казалось, что из темноты кто-то наблюдает за нами, подкрадывается, готовит оружие. Надо было в другое место поехать; вот только в какое? Домика с оборудованным подвалом, в каком Татарин держал своих пленников, у меня нет… – Кажись, никого, – прошептал Степа. Прошептал и смутился; откашлялся, сказал громче: – Ну чего, давай разгружаться? – У тебя фонарь есть? – Нет. – Черт, и я не подумал! Я двинулся на разведку. Сперва мне казалось, что по сравнению с моим прошлым визитом ничего не изменилось. Разве что окончательно растаял снег Ни малейших свидетельств того, что на базу кто-то наведывался, я поначалу не замечал… Я дошел до пристройки с высокой трубой и замер, глядя на приоткрытую дверь. Я хорошо помнил, как еще две недели назад она была со всех сторон приварена к косяку. Я хорошо запомнил крепкий ровный шов и еще подумал тогда, что не любой сварщик возьмется его распустить. Сейчас дверь была приотворена на ширину в пол-ладони, и ее края выглядели зубастыми, как открытая ножом консервная банка. Стыдно признаться, но я почувствовал себя не очень уверенно. Оглянулся: силуэт Степы контрастно чернел на фоне машин. Я подошел к двери, нащупал ручку и потянул. Все-таки это оказалась котельная. Огонек бензиновой зажигалки помог мне отыскать выключатель. Он располагался на стене, справа от входа. Не рассчитывая на положительный результат, я нажал кнопку, и под потолком вспыхнула лампа, большая, как химическая колба. Бетонный пол покрывал толстый слой пыли, испещренный многочисленными отпечатками ног. Следы были разными. Мне казалось, что я различаю и незамысловатую подошву армейского башмака с подковкой на каблуке, и витиеватый рисунок кроссовок. Как минимум, в котельной натоптали три человека. Чьи-то следы были едва заметно видны, другие выглядели совсем свежими. Но все они были небольшого размера. Максимум – тридцать седьмого. Обстановку котельной составляли стол, два жестких стула и металлический шкафчик, точно такой же, в каком я провел незабываемый час после задержания карликами. Дверца была приоткрыта, и я мог разглядеть, что внутри шкафа ничего нет. А на столе лежали журнал «За рулем», номер первый за девяносто второй год, открытая пачка сигарет «Аюдаг» (я видел такие, когда служил в армии, в Дагестане), алюминиевая ложка, и стояла такая же кружка, пустая, изнутри покрытая коричневым налетом.