– Нелепое утверждение, – презрительно хмыкнул тот. – Вовсе нет. Невозможность решить проблему с помощью ума толкает людей к созданию механических устройств. Вот, например, те самые настенные часы. Разве знание точного времени решает проблему данного времени? Разве красота или мораль что-то приобретают оттого, что сейчас восемь минут одиннадцатого? – Упрощаете понятие, – высокомерно возразил Хаас. – Однажды часы могут отомстить. В спор вступил Хановер. – Что касается вашего презрения к создателям, то считаете ли вы всех нас исключительно мыслителями, не способными к действию? Старкингтон улыбнулся. – Если честно, то в последнее время мы перестали быть как теми, так и другими. А теперь обязаны воплотить в себе оба качества. Смотревший в окно Луковиль вдруг обернулся и решительно проговорил: – Послушайте, Драгомилов уехал: покинул страну и вряд ли вернется. Почему бы не прекратить бессмысленную погоню? Не лучше ли взять бизнес в свои руки и самим восстановить работу бюро? Шеф организовал его в одиночку, а нас все-таки четверо. – Прекратить погоню? – потрясенно переспросил Хаас. – Бессмысленную? Но как же мы тогда сможем восстановить организацию, если откажемся от основополагающих принципов? Луковиль согласно кивнул. – Вы, конечно, правы. Я упустил из виду важнейший фактор. Итак, каков же наш следующий шаг? На вопрос ответил Хаас. Худой, изможденный, но исполненный энергии мудрец встал и, словно вестник судьбы, навис над столом. – Сегодня в четыре из гавани Дирборна отправляется еще один пароход. «Восточная звезда» – самое быстроходное судно на тихоокеанских маршрутах. Оно без труда придет на Гавайи на день раньше «Восточного клипера». Предлагаю встретить Драгомилова в Гонолулу, но при этом вести себя осмотрительнее наших коллег. – Великолепная идея! – с энтузиазмом поддержал его Хановер. – Тем более полезная, что шеф будет чувствовать себя в полной безопасности. – Шеф никогда не чувствует себя в безопасности, – заметил Старкингтон, – но при этом не позволяет тревоге поработить его. Итак, джентльмены, принимаете ли вы предложение коллеги Хааса? Молчание продолжалось пару мгновений, а потом Луковиль покачал головой. – Не думаю, что следует ехать в Гонолулу всем четверым. Хаас еще не полностью оправился от раны. К тому же, как гласит мудрая поговорка, не стоит складывать все яйца в одну корзину. Предлагаю, чтобы Хаас остался здесь. Не исключено, что потребуется содействие с континента. Пытаясь определить собственное отношение к высказанному предложению, трое коллег задумались. Старкингтон принял решение первым. – Я согласен. Каково ваше мнение, Хаас? Фанатичный, несгибаемый агент грустно улыбнулся. – Конечно, был бы рад внести свою лепту в акцию, однако вынужден принять логику Луковиля. Так что согласен. Хановер ограничился молчаливым кивком, но счел нужным уточнить: – А средств у нас достаточно? Старкингтон открыл ящик письменного стола и достал конверт. – Курьер принес это сегодня утром. Холл написал доверенность и предоставил мне право распоряжаться деньгами организации по собственному усмотрению. Хановер вскинул брови. – Значит, уехал вместе с Драгомиловым. – Скорее вместе с его дочерью, – с улыбкой уточнил Хаас. – Бедняга! Любовь загнала парня в ловушку: вынужден терпеть тестя, которого сам же и заказал! – Логика Холла замутнена чувствами, – высказал авторитетное мнение Старкингтон. – А судьба эмоционального человека не просто предсказуема, но и заслуженна. – Он поднялся. – Итак, если все поддерживают план, немедленно займусь организацией нашего путешествия. – Он озабоченно посмотрел на Луковиля. – Но почему вы хмуритесь? – Думаю о питании на корабле, – печально вздохнул тот. – Как по-вашему, в меню будут представлены свежие овощи? На востоке из-за горизонта показался краешек солнца. Уинтер Холл стоял на палубе, наслаждаясь теплым бризом тихоокеанского утра, и внезапно ощутил рядом чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел вглядывавшегося в даль Драгомилова и улыбнулся: – Доброе утро! Хорошо спали? Драгомилов заставил себя улыбнуться в ответ. – Настолько хорошо, насколько можно было ожидать. – Когда во время морского путешествия не могу заснуть, я обычно разгуливаю по палубе, – простодушно сообщил Холл. – Как правило, свежий воздух и движение помогают. – Дело вовсе не в недостатке физической активности. Драгомилов внезапно повернулся и в упор посмотрел на высокого, красивого молодого человека. – Вчера перед отправлением парохода ко мне в каюту явился посетитель. Воспоминание настигло Холла словно удар молнии. – Джон Грей! Именно ему поручили проверить это судно! – Да, меня навестил мистер Грей собственной персоной. – Он по-прежнему на борту? – Холл перестал улыбаться и оглянулся. – Нет, он не отправился вместе с нами. Остался. Постепенно начиная понимать, что произошло, Уинтер смерил невысокого бесцветного человека пристальным взглядом. – Вы убили его! – Конечно. Был вынужден. Холл снова сосредоточился на созерцании восхода, но его мужественное лицо приняло суровое выражение. – Были вынуждены, – повторил он и поинтересовался: – Следует ли считать данное заявление признанием изменения концепции? – Нет. – Драгомилов покачал головой. – Хотя любая концепция должна поддаваться изменению, если мыслящий человек использует свойственную ему способность к рассуждению. Сказал, что был вынужден, потому что вплоть до прошедшей ночи Грей оставался моим другом. Можно даже сказать, лучшим учеником и протеже. И вот, следуя моему же учению, вознамерился забрать жизнь учителя. Но, признавая чистоту помыслов, учитель забрал жизнь ученика. Холл устало вздохнул. – Вы нисколько не изменились. Скажите на милость, когда прекратится все это безумие? – Безумие? – Драгомилов пожал плечами. – Определитесь с терминологией, молодой человек. Что же в таком случае считать благоразумием? Благоразумно ли позволять жить тем злодеям, чьи поступки ведут к гибели ни в чем не повинных людей, порой тысяч? – Разумеется, вы не имеете в виду Джона Грея! – Нет, не имею, всего лишь излагаю основы своего учения, того самого, в которое Джон Грей верил и которое вы называете безумным. Холл взглянул на собеседника без тени надежды. – Но ведь вы уже признали ущербность подобной философии. Человек не имеет права судить, может только подвергаться суду, причем со стороны не одного какого-то лица, а нескольких. – Верно. Опираясь на это положение, вы сумели убедить меня в том, что цель Бюро заказных убийств является недостойной. Впрочем, определение «преждевременной», очевидно, подходит больше. Нельзя забывать, что бюро представляет собой сложное единство самых разных сотрудников и тем самым отражает общество, иными словами, включает в свои рамки все человечество. В таком случае ваши аргументы теряют силу. Но это не имеет значения. Как бы то ни было, вы меня убедили, и я отдал приказ о собственном устранении. Жаль только, что безупречность организации сработала против меня. – Безупречность! – раздраженно воскликнул Холл. – Как вы можете произносить это слово? Уже шесть, если не все восемь, их попыток провалились! – Неудачи убедительно доказывают безупречность, – гордо возразил Драгомилов. – Вижу, что вы не понимаете сути процесса. Провалы можно предусмотреть. Бюро располагает собственными средствами оценки, и провалы доказывают действенность методов. Уинтер Холл изумленно посмотрел на стоящего рядом невысокого щуплого человека и воскликнул, не веря собственным ушам: – Невероятно! Скажите на милость, когда же все это… хорошо, не стану произносить «безумие»… когда же это приключение наконец закончится? К огромному его удивлению, Драгомилов улыбнулся вполне дружески. – Слово «приключение» мне нравится. Вся наша жизнь – сплошное приключение, однако мы не ценим этого до тех пор, пока сама жизнь не подвергнется опасности. Когда приключение закончится? Полагаю, тогда, когда закончимся мы, когда наши умы перестанут функционировать, когда пополним армию безмозглых червей. А в моем конкретном случае, – добавил Драгомилов, заметив нескрываемое нетерпение Холла, – как только минует ровно год с того дня, как я отдал приказ Хаасу. – Но ведь этот период неумолимо истекает. До окончания контракта осталось не больше трех месяцев. Что же дальше? Улыбка на лице Драгомилова внезапно поблекла. – Не знаю. Не могу поверить, что организация, которую я сам так усердно создавал, позволит пережить оставшееся время. Данный факт поставит под сомнение плодотворность моего многолетнего труда. – Но ведь вы же не желаете своим агентам успеха?