Выйдя из пике, головной Ар-2 начал набор высоты, одновременно закладывая пологий левый вираж. Шестаков повторил его маневр, оставаясь на высоте 5000 м. Осмотревшись, он обнаружил, что два клубка истребителей продолжают крутиться на своих прежних местах, других немцев на подходе пока не было видно. Продвинувшись еще километров на пять в глубину немецкой территории, он поставил свое звено в круг. Головное звено бомбардировщиков завершило вираж и легло на курс к железнодорожному мосту, расположенному в 4 км восточнее автомобильного. Концевые тройки пикировщиков отбомбились по забитому автотранспортом шоссе за автодорожным мостом. Моста больше не было. Только один понтон сносило вниз по течению. Во втором и пятом звеньях бомбардировщиков не хватало по одному самолету. Пикировщики обратным ходом атаковали второй мост, точнее его целую западную половину, и баржи, приткнутые к опорам восточной половины, с которых, очевидно, немцы занимались восстановлением моста. От моста густо ударили зенитки. Из клубков истребителей вываливались с дымными шлейфами самолеты. Но понять, чьи они, на таком расстоянии было невозможно. В эфире раздавалась только нечленораздельная и неинформативная матерщина. Отличавшийся острым зрением замполит капитан Федяев первым заметил подходящую с юго-запада группу истребителей. Почти одновременно прозвучало предупреждение Гвоздики-1 о подходе с северо-запада еще одной группы. Шестаков предложил Гвоздике заняться северной группой, а сам нацелился на южную. Гвоздика согласился. В подходившей снизу южной группе было всего семь самолетов. «Однако у немцев в полках тоже совсем мало самолетов осталось, – подумал Шестаков. – Это, видимо, все, что они наскребли на ближних аэродромах». Немцев атаковали тем же маневром, сзади сверху. Они также увернулись от первого удара, но затем преимущество в скорости дало себя знать. Шестаков сумел догнать и завалить одиночку. Затем Федяев подбил еще одного. Дальше стало полегче – четыре против пяти. Крутясь в круговерти боя, Шестаков старался, прежде всего, не подставиться сам, во-вторых, прикрыть своих и уж потом, при удобном случае, дать очередь по подставившемуся немцу. Вопреки ожиданиям самого Шестакова случай вскоре представился, и он его не упустил. Вышедшая из атаки по второй паре «ишаков» пара «мессеров» пересекла его курс под острым углом. Он дал по ведущему короткую очередь из всех стволов с упреждением – «навскидку», как говорят охотники. И, что удивительно, попал. Скорее всего, в летчика. Потому что фашист сразу свалился в вертикальное пике. Похоже, все-таки в этой последней группе были менее опытные летчики, потому что на равных они драться не захотели, а, используя преимущество «мессера» в скорости, вышли из боя. Комполка огляделся. Бомбардировщики уже скрылись из виду. Три клубка дерущихся истребителей по-прежнему висели в воздухе. Альтруистом Шестаков не был. Да и горючее поджимало. Поэтому он повел свою четверку к правому клубку, где дрались звенья Воробья-4 – штурмана полка и Воробья-5 – зама по огневой подготовке. На подходе стало видно, что 6 «ишаков» бьются с 8 «мессерами». Внезапной для немцев атакой удалось сбить одного. Стало десять против семи. Численное большинство удалось реализовать – кто-то завалил еще один «мессер». Оставшиеся немцы вышли из боя. Направив четвертого и пятого Воробьев на помощь ко второму и третьему, сам Шестаков со штабными пошел на помощь истребителям из бомбардировочной дивизии. Дела у них, как выяснилось, шли не блестяще. Три «ишака» дрались с пятью «мессерами». «Ишаков» стало меньше на три, а сколько они смогли завалить «мессеров», было не ясно. На этот раз драться не пришлось. Вовремя увидев приближающуюся четверку Шестакова, немцы удрали. Комэск Гвоздика-4 по радио горячо поблагодарил за помощь и передал, что им удалось сбить один «мессер». Было ясно, что если бы помощь не пришла вовремя, немцы посбивали бы их всех. По причине малой скорости оторваться от немцев коллеги не могли. Общей группой двинулись на восток. Воробьи передали, что вышли из боя и отходят к себе. По дороге Шестаков с Гвоздиками разогнали «110» – х «мессеров», сбив одного и выручив эскадрилью коллег. У тех счет с немцами был равный: два – два. Комполка очень надеялся, что отходящую колонну бомберов никто не перехватит, поскольку предполагал, что немцы подняли в воздух все, что имели поблизости. Неясным было только отсутствие еще одной-двух эскадрилий Ме-110. Но, видимо, они выполняли какую-то другую задачу. Дотянуть до своего аэродрома не удалось. Горючку в бою все-таки перерасходовали. Отлично знавший район Шестаков вывел свою группу на последних каплях бензина к покинутому перед войной аэродрому у Ружан. К счастью, на аэродроме обнаружилась эскадрилья штурмовиков и эскадрилья истребителей из штурмового авиаполка, которые, запросив разрешение начальства, поделились горючкой. Через три часа все были на своем аэродроме. Бомбардировщики свою работу выполнили полностью – разнесли в пух и прах оба моста. Попутно разбомбили колонну грузовиков. Позднее Бобров сообщил, что полк пикировщиков дошел до своего аэродрома благополучно, потеряв над целью три машины от зенитного огня. Полк Шестакова сбил шестерых и потерял пятерых. Коллеги из БАД тоже потеряли пятерых, но сбили только троих. Так что общий счет по истребителям в этом бою 9:10 в пользу немцев. Глава 5. Брест. Крепость. Прорыв Около одиннадцати вечера 27 июня командир полка Гаврилов со своим ординарцем и двумя связными выбрался из штабного бункера на макушку развалин кольцевой казармы правее бывших Холмских ворот. Гарнизон только что отбил последнюю атаку противника. Артобстрел прекратился. Дым и пыль от разрывов несильный западный ветер уже отнес в сторону Кобринского укрепления. Пожаров в крепости давно не было. Однако даже после шестидневных массированных артобстрелов и бомбежек огонь все еще умудрялся находить какую-то пищу для себя в развалинах зданий. Казалось бы, все, что могло гореть, уже давно сгорело в первые дни осады. Но кое-где огонь продолжал тлеть, и дым от него окутывал крепость. Очевидно, разрывы снарядов в очередной раз переворошили развалины и выбросили на поверхность какие-то горючие обломки. Солнце уже скрылось за горизонтом, видимость по горизонтали составляла 300–400 м. Сквозь сильную оптику бинокля было смутно видно, как за Мухавцом немецкие санитары вытаскивают раненых из развалин горжи Кобринского укрепления. Еще в первый день майор строго-настрого запретил обстреливать санитаров. Немцы тоже после каждой отбитой гарнизоном атаки, как правило, на какое-то время прекращали артобстрел. Когда 24 июня, после второй атаки за день, немцы по какой-то причине возобновили артобстрел, Гаврилов приказал обстрелять санитаров. Командование противника сделало правильные выводы. Теперь после каждой отбитой атаки обе стороны полностью прекращали огонь минут на тридцать-сорок. Эти стихийно сложившиеся кратковременные перемирия обе стороны тщательно соблюдали. Отличить по внешнему виду командира полка от ординарца и связных было практически невозможно. От многодневного ползания по развалинам форма у всех изорвалась и приобрела цвет кирпично-цементной пыли. На обросших закопченных лицах из-под запыленных касок блестели только белки глаз. Ушибы, царапины и ссадины на лице и руках уже давно никто не считал. Окружающий пейзаж напомнил Гаврилову фотографию поверхности Луны в телескоп из школьного учебника. Старое солдатское поверье о том, что снаряд дважды в одну воронку не падает, здесь было нарушено многократно и повсеместно. Вся территория Цитадели была сплошь покрыта воронками. Внутрь огромных воронок от тяжелых авиабомб ложились меньшие воронки от тяжелых артиллерийских снарядов и малокалиберных бомб, а внутрь их – воронки от снарядов корпусных и дивизионных пушек. Здание кольцевых казарм полностью разрушено. Двухметровой толщины стены из прочного «царского» кирпича снесены до основания. Кое-где над грудами битого кирпича возвышались остатки фундаментов. Во многих местах, где бомбы и снаряды пробили перекрытия подвалов, не было и их. Там все обломки стен провалились вниз. Только участок казарм между Тереспольскими и Холмскими воротами, где в подвалах размещались гаубицы, местами сохранился, так как здесь весь объем первого этажа над артиллерийскими казематами был еще до войны заполнен под потолок грунтом, а наружные стены казармы прикрыты земляными насыпями до уровня второго этажа. По этой же причине частично сохранились казармы вокруг Северо-западных ворот, где в подвалах тоже стояли гаубицы. Несмотря на шестидневную ожесточенную бомбежку и артобстрел, примерно одна треть подвальных казематов кольцевых казарм все же уцелела. Во временами смутно просматривавшемся Кобринском укреплении более-менее сохранился только западный бастион и западная часть куртины. Остальные валы и форты превратились в рваные цепочки разновысоких холмов. Ни единого здания в укреплениях и Цитадели не сохранилось. Валы Волынского и Тереспольского укреплений, тоже испятнанные воронками, в основном уцелели. В пороховых складах Цитадели, где размещался полковой лазарет, тяжелые авиабомбы пробили земляные насыпи и своды в трех казематах, убив около 70 тяжелораненых. Даже в наиболее защищенном командном бункере Цитадели один из бетонированных казематов был обрушен двукратным попаданием тяжелых бомб. Большая часть отсеков командного бункера также была занята под лазарет. Несмотря ни на что, вода из последнего уцелевшего колодца и свет от последних уцелевших электростанций в казематы Цитадели исправно подавались. Четырех часов темного времени короткой летней ночи для прорыва было недостаточно. Гарнизону предстояло прорвать две, а скорее всего, три линии обороны противника и пройти маршем 11 км по пересеченной местности без дорог с обозом и ранеными. Поэтому было жизненно важно выиграть хотя бы еще час времени на подготовку прорыва. Видимость была слишком хорошей. Следовало добавить дыма на театре военных действий. Гаврилов достал из командирской сумки листок бумаги с планом крепости и, прикинув направление ветра, поставил на нем три крестика в Тереспольском укреплении, два – в Волынском и еще три – в Цитадели, написав снизу: «Музалевскому. Добавить огонь и дым в указанных точках. Не перестарайтесь!» Слишком сильный дым мог бы насторожить немцев. Связной боец, пригибаясь, опрометью метнулся к штабному бункеру. Командир полка абсолютно четко понимал, что всех тяжелораненых и всех неходячих легкораненых бойцов придется оставить на милость немцам. Никакой реальной возможности эвакуировать их у него не было. Из всех транспортных средств в полку уцелели только 78 лошадей, находившихся в бывших пороховых складах Волынского укрепления. В случае удачного прорыва гарнизону предстоял как минимум стокилометровый марш через тылы противника по лесам и болотам Припяти. Всех лошадей придется навьючить минами для минометов, патронами и медикаментами. Гаврилов очень надеялся, что джентльменское отношение гарнизона к санитарам противника зачтется, и немцы окажут нашим раненым хоть какую-то медицинскую помощь. Самое тяжелое дело за сегодняшний день было связано у Ивана Васильевича именно с обходом лазарета. Он счел своим долгом обойти все казематы порохового склада и лично сказать своим раненым бойцам и командирам слова благодарности и ободрения. С рвущей сердце болью он просил у них прощения за невозможность эвакуации. Всех легкораненых, имевших ранения в ноги, он просил занять на будущую ночь места в боевом охранении по периметру крепости, чтобы прикрыть прорыв гарнизона. Практически все неходячие легкораненые бойцы и командиры, сохранившие в целости руки, вызвались добровольцами. С ранеными, размещенными в отсеках командного бункера, разговаривал командир артполка Иваницкий. После получения приказа командарма Гаврилов со штабом полка до 10 часов утра подсчитывал и распределял наличные силы, планировал боевые действия и готовил приказ на прорыв. Вариант «Григорий» предусматривал прорыв из Волынского укрепления на юг на 3 км вдоль берега Буга через прибрежное мелколесье до форта № 5, затем в том же направлении еще на 4 км через небольшой лес мимо деревни Бернады. За деревней предстоял двухкилометровый переход на восток через открытые поля с пересечением автомобильной и железной дорог до входа в обширный лесной массив. Далее можно было идти лесами и болотами до самой Припяти и вдоль нее на восток, практически не выходя на открытое место. В леса нужно было во что бы то ни стало войти затемно. Из лесного массива прорыв должен был поддержать разведбат их дивизии, оставленный с этой целью в лесу Серпилиным. Всю неделю разведбат тихо сидел в густых лесах восточнее Коденя, высылая лишь отдельные разведгруппы для корректировки огня крепостной артиллерии. На всем маршруте прорыва, за исключением последнего полевого участка, правый фланг колонны прикрывала река. Самым опасным был последний участок – переход через поля. За те три часа, что потребуются полку, чтобы дойти до этого места, противник вполне мог перебросить по автомобильной дороге из Бреста и Коденя свои части и перерезать маршрут прорыва. Тяжелые минометы из крепости до этого места уже не доставали. Весь день с 8 и до 22 часов, не обращая внимания на не прекращавшиеся бомбежку и артобстрел, Гаврилов и Иваницкий со своими штабами занимались подготовкой к прорыву. Нужно было все скрупулезно учесть и ничего не забыть. Все, что только возможно, надо было подготовить до ночи. С наступлением темноты будет дорога каждая секунда. Обороной Кобринского укрепления весь день руководил капитан Каменев. По плану прорыв должны были поддержать огнем из крепости оставшиеся 2 гаубицы, 9 тяжелых минометов, 2 зенитных автомата и 6 тяжелых пулеметов. Их расчеты сформировали из 30 артиллеристов-добровольцев и сотни неходячих легкораненых бойцов. Командовать поддерживающей артиллерией добровольно вызвался старший лейтенант Мозжухин. Еще 180 легко раненных в ноги бойцов нужно было перенести вечером из лазаретов на боевые позиции в казематы и окопы по обороняемому периметру крепости. По плану, постреляв до утра, они должны были поднять белые флаги, как только рассветет. Командир полка взял на себя такую ответственность и написал это в приказе черным по белому. Последствия такого приказа для него лично предсказать было трудно. Они могли быть и весьма печальными. Поэтому начарт Иваницкий категорически настоял на том, чтобы его подпись тоже стояла под приказом. В голове трех колонн полка на прорыв должны были идти три сводные передовые группы в составе: пограничники заставы, расположенной в Тереспольском укреплении, остатки разведроты и саперы под общим командованием командира заставы лейтенанта Кижеватова. Саперы должны были убрать все мины и заграждения на пути, а пограничники и разведчики – выявить и уничтожить все уцелевшие огневые точки противника. Следом должны были двигаться главные силы – в центре сводная опорная рота при 2 полковых и 8 ротных минометах, 6 «максимах», 9 противотанковых ружьях, 2 огнеметах и две штабные группы с командиром полка и начартом. Опорная рота под командой старлея Баландина должна будет давить выявленные разведчиками огневые точки. На флангах – 2 и 3-я роты 2-го батальона. Задачей главных сил было добить оборону противника, если у передового отряда не хватит на это огневой мощи. Командир главных сил – комбат-2 старлей Галицкий. Подполковник Иваницкий со своей штабной группой должен корректировать огонь поддерживающих средств из крепости. Во втором эшелоне по центру должна двигаться санрота с колонной невооруженных ходячих раненых в количестве 240 человек и обоз из 78 вьючных лошадей. С флангов обоз и санроту прикрывают 2 и 3-я роты 1-го батальона. Командир второго эшелона – комбат-1 старлей Фомин. В арьергарде следует сводная рота из артиллеристов – 240 бойцов под командой Шапкина, заместителя Иваницкого. Всего на прорыв шли 1120 бойцов и командиров, считая невооруженных раненых. Дым от очагов возгорания тем временем заметно загустел. Видимость теперь не превышала ста метров. Гаврилов вырвал из блокнота еще одну страницу. Написал: «Начали!» – и отправил второго связного в штаб. На его наградных «Командирских», полученных от командарма за успешные батальонные учения в прошлом году, было 23 часа 17 минут. Через 6 минут из казематов на берег Мухавца вылезли бойцы и начали натягивать два троса паромных переправ. Выше их по течению из-под маскировочных сеток от берега отчалили паромные плоты. Посмотрев на налаживающих переправы бойцов, комполка спустился с груды развалин и полез через кирпичные завалы к входу в штабной бункер. В вечерних сумерках саперы сняли заграждения и мины во внешнем рву на правом фланге Волынского укрепления. С наступлением темноты они начали скрытно разминировать минное поле на нейтральной полосе. Несмотря на войну, обстрелы и бомбежки, выкошенная в середине июня трава под временами выпадавшими благодатными июньскими дождиками за две недели поднялась выше колена. Продвигавшиеся ползком саперы – не были заметны немцам даже в свете регулярно запускаемых ими ракет. Однако осветительные ракеты сильно замедляли работу саперов. Разминирование заняло почти час драгоценного времени. По расчетам штаба, перед Волынским укреплением не должно быть больше одного сильно потрепанного батальона 34-й пехотной дивизии. За предшествующие дни эта дивизия потеряла не менее половины боевого состава, причем ее главные силы были сосредоточены в развалинах Кобринского укрепления. Танки 3-й танковой дивизии также были сосредоточены против Кобринского укрепления. Неизвестной величиной были мотопехотные полки танковой дивизии. Хотя в атаках на крепость они тоже понесли серьезные потери. Гаврилов очень опасался, что они могут быть переброшены ночью на перехват прорыва гарнизона. Все решали быстрота и внезапность. Штаб полка рассчитывал, что немецкое командование не успеет среагировать на рывок гарнизона. Из наблюдений разведчиков следовало, что в первой немецкой траншее, в 600 м от крепости, сидят две роты немцев, а во второй траншее, в 900 м за первой – еще одна рота. На опушке леса, в 200 м за второй траншеей, располагались позиции полковой артиллерии и минометов. Сидевшие в окопе на гребне вала со своими штабными группами Гаврилов и Иваницкий заметили в 00:22, 00:26 и в 00:29 одиночные вспышки карманных фонариков с красными светофильтрами в трех местах перед немецкой траншеей. Саперы сигнализировали об окончании своей работы. Увидев сигналы третьей передовой группы, командир полка от души хлопнул Иваницкого по плечу и сказал: – Ну, давай, Лев Петрович, начинаем! В 00:31 шесть тяжелых минометов калибра 120 мм ударили по заранее пристрелянным целям в первом немецком окопе. Пристрелка проводилась еще вечером, с большими интервалами времени между выстрелами, и не должна была насторожить немцев. С началом артподготовки первый эшелон, заранее накопившийся во рву, рванулся вперед, а второй эшелон, включая раненых и обоз, двинулся с крепостного двора через вал. За короткую десятиминутную подготовку на 900-метровый участок немецкого окопа свалилось около 1000 тяжелых мин. К сожалению, укомплектованные ранеными бойцами расчеты выдавали только половину от максимальной скорострельности. Но и этого количества – одна мина на погонный метр окопа – должно было хватить. Затем минометчики перенесли огонь на вторую траншею и на опушку леса. Пограничники и подошедший первый эшелон одним рывком ворвались в передовую траншею и перебили всех уцелевших немцев. С флангов участка прорыва из первой траншеи немцы начали запускать осветительные ракеты и открыли пулеметный огонь. По ним ударили с гребня вала станковые и тяжелые пулеметы. Немцы на время заткнулись. Все три колонны продвигались вперед, ко второму немецкому окопу. Без двух минут час из первого эшелона выпустили одновременно красную и зеленую ракету, давая знать, что роты вышли на исходную позицию для броска во второй окоп. Минометчики тут же перенесли весь огонь на фланги и на позиции немецких пушек и минометов. Роты первого эшелона с грозным криком «ура-а!» ворвались во второй окоп. Выжившие после обстрела немцы побежали к лесу. На бегу комбат-2 Галицкий дал одну за другой две зеленые ракеты. Минометчики перенесли весь огонь на фланги. Не останавливаясь, первый эшелон на плечах у немцев ворвался на опушку. Уцелевшие немецкие артиллеристы и минометчики предпочли оставить позиции и скрылись в лесу. Второй эшелон с обозом и ранеными подходил ко второй немецкой траншее. Опомнившиеся немцы подтянули по первой и второй траншее с флангов пулеметы и легкие минометы и открыли с каждой минутой усиливающийся огонь. Особенно плотный огонь противник вел с высокого левого берега Буга. Оттуда в свете ракет прорывающиеся колонны были видны как на ладони. Раненые бойцы не выдержали и залегли. Прикрывавшие их с флангов роты и арьергард вынуждены были залечь тоже. Молодцами оказались обозники. Вместе с лошадьми они бегом вырвались из-под огня и скрылись в лесу. Минометы и пулеметы в крепости вынуждены были рассредоточить огонь на четыре участка: оба фланга в первой и второй траншее. Плотность огня значительно снизилась. Подавить огонь противника не удавалось. Немецкие расчеты постоянно меняли позиции и попеременно прижимали огнем к земле колонну раненых. Наступил критический момент боя. Драгоценное время уходило. Стоявший со своей штабной группой на опушке леса, рядом с разбитой немецкой полковой пушкой, Гаврилов продумывал варианты действий. Как уже не раз бывало в его жизни, обычно неторопливый и даже флегматичный майор в критические минуты начинал соображать с молниеносной быстротой. Просчитав все возможные варианты действий, командир полка выдал готовый приказ: – Иваницкий! Весь огонь из крепости сосредоточить на первой и второй траншее на противоположном берегу реки! Баландин! Развернуть ротные минометы и подавить огневые точки в первой траншее на левом фланге! Галицкий! Третьей ротой атакуй влево вдоль второй траншеи! Второй ротой обойди немцев по опушке и ударь по ним с тыла! Необходимо очистить от немцев 500 м траншеи. Выполняй! Через три минуты по команде Иваницкого 6 минометов и 2 зенитные скорострелки из крепости сосредоточили огонь на второй траншее за Бугом. Очереди трассирующих снарядов и их частые разрывы, конечно, не могли причинить сидящим в окопах немцам серьезного вреда. Но психологический эффект от них был впечатляющим. Зато не видимые в полете тяжелые мины были не так эффектны, но весьма эффективны. По первой траншее за рекой били оставшиеся 3 миномета и все пулеметы с гребня вала. Густо летящие трассирующие очереди зенитных и станковых пулеметов тоже сильно впечатлили противника. Огонь с правого фланга полностью прекратился. Еще через две минуты протяжное «ура-а!» оповестило о том, что роты второго батальона выбивают немцев из второй траншеи на левом фланге. Почти сразу вслед за ними минометчики опорной роты открыли беглый огонь по левому флангу первой траншеи. Через пару минут немцы заткнулись и там. Во вспышках ракет было видно, как бойцы санроты поднимают раненых. В 01:03 последние раненые и бойцы арьергарда втянулись в лес. Скрепя сердце, Гаврилов приказал не останавливаться для подбора неходячих, тяжелораненых бойцов. Рисковать всем полком он не имел права. Через несколько минут в крепости разорвались первые тяжелые снаряды. Вскоре артобстрел крепости стал ураганным. К этому времени все расчеты минометов и пулеметчики, оставшиеся в крепости, укрылись в казематах. Двигаясь со штабной группой перед колонной легкораненых, комполка то и дело посматривал на часы. Несмотря на промаркированную пограничниками с помощью висящих на ветках белых лоскутов тропу, идти через мелколесье безлунной ночью было трудно. Зажигать ручные фонари Гаврилов категорически запретил. Особенно трудно приходилось раненым. Посыльные от Шапкина уже дважды предупреждали, что раненые отстают. В 01:45 из крепости сообщили по радио, что тяжелая артиллерия противника перенесла огонь на опушку леса. Немецкое командование пока отставало от развития событий. Но такое везение могло скоро кончиться. Необходимо было что-то делать. Командир полка подозвал к себе четырех связных и приказал передать командирам эшелонов приказ выходить влево на опушку леса и двигаться также тремя колоннами вдоль опушки. В 01:58 передовой отряд вышел из леса на поле. Гаврилов приказал остановиться и подождать, пока подтянутся раненые. Хотя каждая минута промедления могла обойтись очень дорого. В 2 часа 5 минут движение возобновилось. Колонны благополучно миновали селение Гершоны, оставшееся в двух километрах слева. После Гершон на автодороге Брест – Кодень замелькали фары автомобилей. Над горизонтом показался полумесяц. Посветлело. Немцы с автодороги заметили колонну полка. С дороги в сторону колонны полетели осветительные ракеты. Гаврилов приказал снова свернуть в лес. В 02:35 сзади загрохотали разрывы. Немецкая артиллерия обстреливала лес в том месте, где колонна ушла с поля. Враг наступал на пятки. В 02:50 над головой зашелестели снаряды. Две последние уцелевшие гаубицы с восточной стороны Цитадели по целеуказанию разведбата начали заградительный огонь по автодороге по обеим сторонам от предполагаемого участка прорыва. При свете неполной луны идти по лесу стало значительно легче. В 03:15 голова колонны подошла к опушке леса на предполагаемом участке прорыва через поля. Гаврилов со штабом к этому времени нагнал передовой отряд. Запретив выходить на поле, комполка приказал ждать, пока подтянутся все колонны, а сам вместе с Иваницким и Баландиным начал осматриваться. Штабные группы разворачивали радиостанции. В свете месяца и запускаемых немцами над полем осветительных ракет было видно, как со стороны Бреста по шоссе с околицы Бернад выходят автомашины, с которых выгружаются солдаты противника. Далее немцы следуют пешим порядком вдоль железной дороги. На шоссе слева каждые 20 секунд вставали разрывы гаубичных снарядов. На таком расстоянии эллипс рассеяния снарядов дивизионных гаубиц имел размеры 240 на 45 м, причем длинная ось эллипса почти точно ложилась на шоссе. По этой причине по шоссе немцы не двинулись. Оценив обстановку, Гаврилов приказал Иваницкому обстрелять разгружающуюся пехоту противника. Баландину приказал развернуть за кустами на опушке ротные минометы. Начарт определил координаты целей и начал корректировать огонь двух гаубиц из крепости. Радисты доложили об установлении связи с разведбатом. Знакомый Гаврилову командир разведбата капитан Падерин сообщил, что 30 минут назад со стороны Бреста в Бернады втянулась длинная колонна грузовиков, не менее 50 машин, и он дал команду в крепость открыть заградительный огонь. Не рискнув прорываться под огнем по шоссе, противник начал выгружать с автомашин пехоту на окраине Бернад. К настоящему моменту выгрузилось уже 500 человек пехоты, которая занимала позиции за насыпью железной дороги на участке Бернады – Прилуки по фронту длиной 3 км. У околицы Бернад развернули одну батарею полковых пушек и одну батарею противотанковых. По центру рубежа разворачивались батареи минометов. Немцы имели до 30 легких минометов и 10 станковых пулеметов. Пехота развернута в одну линию за насыпью железной дороги. Пулеметы распределены по фронту равномерно. Разведбат противником не обнаружен и занимает позицию по центру участка. Противник как на ладони. Имеется отличная возможность ударить по немцам с тыла. Гаврилов знал, что у Падерина в наличии около 300 бойцов, 400 лошадей и штатный комплект тяжелого вооружения, то есть 3 ДШК, 6 станковых пулеметов, 12 ротных минометов и 12 ПТР. Боевые возможности у Падерина были больше, чем у него самого. Иван Васильевич еще раз мысленно подивился прозорливости командарма. Если бы не разведбат, шансов прорвать немецкую оборону практически не было. Укрывшиеся за насыпью железной дороги немцы неуязвимы для стрелкового оружия. В лучшем случае лишь небольшая часть полка смогла бы прорваться в лес. Остальные полегли бы на поле перед железной дорогой. Впрочем, если бы разведбата не было, Гаврилов не стал бы брать в прорыв раненых и, скорее всего, успел бы пересечь поле и уйти в лес до подхода немецкой пехоты. Колонна раненых все-таки сильно замедляла движение. Так что и сам он, тоже, не дурак, мысленно похвалил себя Иван Васильевич. И тут же одернул себя. Рано радоваться. «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати». Поговорка древних русских воинов была донельзя к месту. Среди разгружающихся грузовиков взметнулись столбы гаубичных разрывов. Малина у немцев закончилась. Командир полка подозвал связных и отдал приказы командирам эшелонов. Затем по радио дал указания Падерину и назначил условные сигналы. Затем подозвал Баландина и назначил цели для минометов. Подбежавший связной от Шапкина отрапортовал, что второй эшелон и арьергард подтянулись. До рассвета оставалось минут двадцать. Мысленно перекрестившись, в 03:26 Иван Васильевич приказал открыть огонь. Хлопнули минометы. Корректировку огня минометчиков Баландина по немецким минометам, не просматриваемым за железнодорожной насыпью, вели по радио минометчики разведбата. Гаубицы перенесли огонь на артиллерию противника. Выждав пять минут, Гаврилов приказал связным дать желтую и синюю ракеты. Второй батальон, развернувшись цепью на 400 м, бегом пошел в атаку. 1-й батальон пошел вторым эшелоном с интервалом 100 м. Еще через 100 м выдвигались, развернувшись двумя цепями, пограничники, саперы и опорная рота без минометчиков. Минометчики и штабные группы пока не двигались. Арьергард оставался в резерве. Разведбат сохранял молчание. Уцелевшие немецкие артиллеристы и минометчики начали пристрелку. Не такое уж простое занятие под огнем. Минуты через три снаряды и мины стали разрываться рядом с нашими атакующими цепями. Цепи залегли. Гаврилов дал по радио команду Падерину подключить к делу минометы и снайперов разведбата. Комполка надеялся, что разрывы наших мин и снарядов не позволят немцам понять, что минометы разведбата стреляют у них в тылу. В разведывательных подразделениях недаром всегда собирались лучшие кадры. Не прошло и четырех минут, как немецкие пушки и минометы заткнулись. Цепи поднялись и бодро пошли дальше, навстречу посветлевшему востоку. В 04:02, когда передовая цепь подошла к автодороге, на насыпи «железки» запульсировали многочисленные огоньки. Пулеметчики противника открыли огонь. Цепи снова залегли. Гаврилов приказал дать две зеленые ракеты – сигнал разведбату. Теперь огоньками засверкала опушка дальнего леса – 9 станковых и 36 ручных пулеметов дивизионных разведчиков за минуты выкосили почти всех немцев на участке прорыва. Падерин выпустил две синие ракеты. Разведчики с тыла и первый эшелон полка с фронта ударили по немцам в штыки. Протяжное «ура-а!» долетело за полтора километра до опушки леса. Противник побежал. Все огневые средства полка и разведбата перенесли огонь на фланги. Второй эшелон поднялся и заспешил к спасительному лесу. Гаврилов приказал Баландину свернуть минометы и вместе с арьергардом догонять полк. Когда минометчики и арьергард втянулись в лес, на только что пройденном ими поле сплошной стеной встали разрывы тяжелых снарядов. Противник снова запоздал, хотя и совсем не много. Прорыв 44-го стрелкового полка удался[23]. Командир полка Иван Васильевич Гаврилов начисто переиграл командира 12-го армейского корпуса вермахта генерала Шрота.