– Ты только что призналась, что, возможно, откажешься от данного мне обещания, и все же думаешь, я тебе что-то расскажу? Она пожимает изящным плечиком, стряхнув с волос снег. – Я хочу знать, как это происходит. – Как происходит – что? Рисса улыбается, словно я делаю ровно то же – намеренно все усложняю, – и это ее забавляет. – Забудь. И так понятно, что царь Мидас, когда позолотил тебя, передал часть своих сил, и он не хочет, чтобы об этом кто-нибудь узнал, – тихо говорит она, и сердце у меня обрывается. Рисса внимательно на меня смотрит. Я не знаю, что она видит в выражении моего лица, но уголки ее губ победно приподнимаются. – Вот почему он отказывается золотить остальных. Не потому, что ты одна-единственная фаворитка, а потому что он не хочет случайно наделить своей магией кого-то еще. Она говорит больше с собой, чем со мной, и получает подтверждение, посмотрев мне в лицо. И хотя слова ее тихие, я, до смерти перепуганная, оглядываюсь, чтобы убедиться, что рядом никого нет. В горле застревает твердый ком, словно булыжник, не сдвигающийся с места. Если Мидас когда-нибудь узнает об этом разговоре… – Как часто ты можешь пользоваться его силой? – задумчиво спрашивает она. – Рисса, ты должна перестать задавать подобные вопросы. Нельзя рассказывать о том, что случилось с капитаном Фейном. Это должно остаться в тайне, – торопливо, лихорадочно шепчу я, стреляя глазами по сторонам. Она наклоняет голову, размышляя, соображая. – Хочешь моего молчания? – Да, – решительно заявляю я. В ее глазах что-то вспыхивает – как у рыбы, увидевшей крючок, который она вскоре заглотит. – Ладно. Но я хочу золото. Сердце ухает вниз, потому как я знала, что это неизбежно, и надеялась, что до такого не дойдет. – Рисса… Она смотрит на меня без сострадания. – В этом мире у тайн есть цена, и нам всем приходится платить. Даже девушке из золота. Хочется расхохотаться – не потому, что она ошибается, а потому что я знаю, насколько она на самом деле права. Я все истратила на тайны. Монеты. Время. Страдания. Незабываемые мгновения. Мне пришлось отказаться от детства, от свободы, от малой толики счастья, что у меня была. Я на собственном опыте познала, как дорого обходятся тайны. – Мне, как и тебе, приходится выживать, – упрямо твердит Рисса, в ее голосе не слышно сочувствия. – Тебе нужно мое молчание? А мне нужно золото. Такова моя цена. Секунды тянутся, как вдохи, одна за другой без перерыва. Рисса держит спину прямо, а голову высоко, но я знаю, что на спине у нее еще заживает отметина от удара ремнем капитана Фейна, как у меня заживают ссадины на ребрах. И все же сильнее всего меня волнуют раны без отметин. Я немного горблюсь, с губ слетает печальный вздох. – Мне жаль, что к тебе притронулся капитан Фейн, – тихо признаюсь я. – Прости, что позволила этому зайти так далеко. Она хмыкает. – Я делаю это не потому, что он ко мне притронулся, и мне не нужна твоя жалость. Со мной обращались куда хуже, и длилось это куда дольше. К тому же это моя обязанность как наложницы. Я качаю головой. – Не говори так. Ты не должна обращать преступление в пустяк. Не со мной, – говорю я ей. – Да, ты наложница, но царская наложница, и тебе надлежит быть только с царем. Но ты к тому же еще и женщина, которая достойна любви и уважения. На сей раз Рисса откровенно надо мной насмехается, запрокинув голову назад и устремив прищуренный взгляд к падающим с неба хлопьям. Резкий холод касается ее лица, снег падает в рот и сыплется на светлые волосы. Я скрещиваю перед собой руки, переплетая пальцы в перчатках, словно таким образом могу сдержать бурлящие во мне чувства. – Что тебя так рассмешило? Рисса качает головой и продолжает путь, вынуждая меня последовать ее примеру. – После стольких лет ты до сих пор думаешь, что это реально? – спрашивает она. Мы проходим мимо стражников и Лу, что хорошо, поскольку так я получаю повод подумать перед ответом. Это так? Неужели я думаю, что это реально? Спроси меня Рисса об этом пару месяцев назад, я бы не задумываясь ответила, что Мидас меня любит. Он любил меня с той минуты, как спас. И все же… Мой царь меня любит. Безусловно. Любит так сильно, что решил держать в клетке. Трещина в стекле возвращается – та, что образовалась, когда я думала, что Мидас передает меня королю Фульку. Она расходится, как паутина, тонкие, будто шелк, нити расползаются, выявляя несовершенства в чистой любви, которую я всегда испытывала к своему царю. Сквозь нее трудно увидеть истину. Но разве это моя вина? Неужели я позволила командиру Рипу посеять во мне сомнения? – Любовь и уважение существуют, – тихо говорю я, когда мы снова обходим палатку. Возможно, сейчас, когда разговор касается Мидаса, я в замешательстве, но мои родители любили друг друга. Я мало что помню, но я в этом уверена. – Может, для кого-то и существуют, – признает она, ее голос тоже становится тише и печальнее. – Но не для таких женщин, как мы. Ее признание обращено к горизонту, слова эти впитают облака и прольют дождем на землю. – Мы красивы и приятны глазу, предназначены для разжигания похоти, для отведенной нам роли. Но нам не дано познать истинной любви, Аурен. Единственные женщины в Орее, кто получает уважение, – те, что сидят на троне. И даже они на втором месте после их мужчин. Тебе бы пора уже это запомнить. – Царь Мидас… Рисса меня перебивает: – Царь Мидас все же правитель. А правители ставят кое-что превыше всего. Власть. Уныние стекает с ее языка, как сильный яд, не имеющий противоядия. – Золото, Аурен, – тихо напоминает она, почти не сходя с места. – Если хочешь, чтобы я сохранила твою тайну, мне нужно золото. – Я не могу сделать тебя золотой. – Я тру глаза, смотря, как подолы наших юбок подметают толстый слой снега. Она продолжает прозорливо за мной наблюдать. – Выходит, ты можешь пользоваться его силой, но не так часто? Похоже на правду. Той ночью ты явно была измучена. Я думала, ты потеряешь сознание после того, как позолотила капитана, оставив его с висящими на лодыжках штанами. – Я чуть и не потеряла. – Меня удерживали только страх и шок. На мгновение Рисса задумывается, пока мы делаем еще один круг, проходя мимо Лу и стражников. Моя сопровождающая бросает на меня многозначительный взгляд, дав понять, что время уже на исходе. – Царь Мидас знает, когда ты пользуешься его силой? – спрашивает Рисса. – Тс-с! – поспешно говорю я и оглядываюсь, чтобы убедиться, что солдаты не слышали. Но никто и не смотрит на нас. Лу слишком увлечена злорадством из-за победы, которую вырвала в этом раунде, а двое других бурчат, что новичкам везет. Я чуть успокаиваюсь, когда мы сворачиваем за угол, хотя меня нервирует неосмотрительность собеседницы. – Если так сильно хочешь золота, тебе лучше высечь кусок из замка Хайбелл, – бубню я себе под нос. – Ты вообще осознаешь, как часто стражники производят смотр дворца? – Рисса фыркает и смотрит на меня как на круглую дуру. – Я не идиотка. Все наложницы, что когда-либо осмеливались взять даже самый маленький, крошечный кусочек, всегда попадались. Всегда. И, поверь мне, их судьбе не позавидуешь. Я глотаю ком в горле, в голову приходят разные виды наказаний. Я ни разу не задумывалась, какой надзор осуществлял Мидас за замком, чтобы убедиться, что никто не украл ни кусочка из самого дворца или даже части его сооружения.