Я бы расхохотался ему в лицо, если бы мог, просто чтобы утереть нос. Но эта тайна намного дороже желания позлорадствовать. Вот почему я приучился делать это наедине. Каждый раз, как Аурен обращает что-то в золото под моим четким указанием, я злорадствую. Каждый раз, когда кто-то восхищается моей силой или называет меня Золотым царем, я злорадствую. Я одурачил всю Орею. А теперь я заявляю права на два королевства. Нужно лишь удостовериться, что я удержу их оба, – вот почему эта встреча так важна. Если она вообще состоится. Снова начинаю постукивать пальцем. Шесть минут. Я дам этому ублюдку еще шесть минут, а потом спущусь в его лагерь и приволоку силой. Никто не смеет заставлять меня ждать. Кончик моего пальца отсчитывает секунды. Одна минута. Две. Три минуты. Четыре. Пять. Когда я отстукиваю шестую, гнев сгущается в груди, как вязкая слизь, которую я не могу счистить. Я поднимаюсь, плечи от раздражения напряжены, в уголках глаз морщинки от досады. – Я сам пойду за этим ублюдком, – рявкаю я. Только собираюсь сделать шаг, как дверь в тронный зал распахивается и ударяется о стену, будто непокорный ветер, прорвавшийся сквозь дерево. Эхом разносится три пары шагов – нет, четыре. У одного слишком легкая поступь, и его почти не слышно. Все облачены в черные доспехи и шлемы, но, даже не видя их лиц, чувствую их высокомерие. Тот, кто входит тихо, мал и ростом, и телосложением. Но следующий – огромный дикарь, явно выбранный в стражники только из-за одних его габаритов. Третий вроде средних размеров, в тех же черных доспехах и коже, с тем же мечом с грубой рукоятью в виде ветви дерева. На нагрудных пластинах символ Четвертого королевства – голое кривое дерево с четырьмя колючими ветками и корнями, полными острых шипов. И все же мои брови сходятся на переносице, когда я вижу четвертого, идущего к помосту. Об этом я наслышан. Командир армии. Похоже, острые пики, изображенные символом на их доспехах, в нем предстали воочию, поскольку из его обмундирования вдоль рук и спины торчат черные шипы, напоминающие зловещие колючки, выдернутые из адской земли. Он – ожившее послание, созданное самим Ревингером, если верить некоторым слухам. Король коснулся гнилой магией своего командира, превратив того в наводящее страх, порочное существо. Он – ядовитые шипы корня того жуткого дерева. Четверка останавливается перед помостом, замерев в одинаковых стойках: ноги на ширине плеч, руки по бокам, шлемы смотрят прямо перед собой. Никто из них не произносит ни слова. Стоит такая тишина, что можно было бы услышать, как упала булавка. А потом, вместо этого, я слышу легкую неторопливую поступь. Я перевожу взгляд на дверь, и в ту же секунду в зал входит сам король Ревингер. Как бы ни старался, все равно я чувствую напряжение в теле. Рот словно шагает в такт моим постукивающим пальцам. Спокойный и собранный, он выходит вперед, словно это он, а не я завоевал это королевство. Мой взгляд подмечает каждое его движение, когда я впервые вижу перед собой имеющего дурную славу короля Рота. На нем никакого королевского одеяния – только наряд из черной и коричневой кожи, как у его солдат, разве что без шлема и доспехов. Но от шеи вверх к подбородку и щекам тянутся какие-то татуировки в виде линий. Нет. Не татуировки. Когда он подходит ближе, я понимаю, что эти линии под его кожей. Что-то похожее на вены, вот только они темные, как перья ворона. Быстро глянув ниже, убеждаюсь, что эти гладкие тянущиеся линии обвивают и его руки, как свернутые стебли, вонзенные в кожу. Я смотрю то на него, то на командира. На корни и на шипы. Только когда король подходит к своим стражникам, я понимаю, что до сих пор стою. Я падаю на трон, но он несущественен, поскольку этот ублюдок решительно поднимается на помост и останавливается прямо напротив меня. Мои солдаты замирают, а вот его расслаблены, вовсе не встревожены. Я же киплю от ярости. Вместо того чтобы смотреть на него сверху вниз, я делаю все в точности наоборот. На меня давят зеленые глаза и болезненно-серая бледность – каким-то образом Ревингер стал прообразом силы. – Царь Мидас, я бы сказал, какое удовольствие с вами встретиться, если бы хотел солгать, но, похоже, меня это сегодня не волнует. Я снова встаю, чтобы не пришлось смотреть вверх, но мой поступок вызывает у этого мерзавца ухмылку. Его корона сидит на голове слегка криво, словно он надел ее абы как. Она представляет собой кольцо спутанных ветвей с шипами наверху, похожими на зубцы. В ней нет ничего царственного или красивого. Она такая же безвкусная, грубая и кривая, что и его гнилая сила. Смотря на него, говорю ровно, бесстрастно: – Вы опоздали. Он лениво оглядывается. – Неужели? Какая жалость, что я вас вынудил ждать. То, как он произносит эти слова, дает понять, что он вовсе так не считает. – Ну что же, начнем? – спрашивает он, словно у него есть право руководить этой встречей и контролировать ее. Не дождавшись ответа, Ревингер поворачивается и уверенно спускается с помоста к боковой двери. Все его четыре стражника идут за ним, пока я, остолбенев, смотрю ему вслед. Передо мной появляется Одо, который тяжело дышит, как будто бежал сюда всю дорогу. – Сир, похоже, прибыл король Ревингер и направился в зал для собраний. – Какая неожиданность, – огрызаюсь я. Подойдя к двери, я переступаю порог, а советники и стража быстро идут за мной. От одного только взгляда на зал у меня готова закипеть кровь в жилах. Ревингер спокойно восседает во главе длинного стола, а его стражники за его спиной выстроились в молчаливую стену угрозы. Требуется вся моя выдержка, чтобы не сорваться из-за наглости этого человека. Единственная неосторожность, обличившая мое раздражение, – дергающийся мускул на подбородке. Но этот ублюдок подмечает и ее. Он расслабленно разваливается в кресле, и уголки его губ приподнимаются в ухмылке. Он словно говорит: «Ваш ход». Мои советники переглядываются, а я тем временем подхожу к столу и сажусь во главе его с противоположной стороны. Черт бы побрал Богов, мне плевать, даже если между нами будет двадцать четыре фута. Не стану сидеть сбоку от него, словно я обладаю меньшим влиянием. Когда я размещаюсь напротив него, мои солдаты выстраиваются за мной у темно-фиолетовых стен. Свет в этом зале более тусклый, слева от меня только одно окно, стекла покрыты звездчатым инеем. Усевшись, я тут же начинаю речь, лишив Рота возможности заговорить первым. – Похоже, у нас проблема, король Ревингер. Он кивает. – В этом я с вами соглашусь. Он прав, потому что в других вопросах мы вряд ли придем к согласию. – Вы скинули на мои границах гнилые трупы. Снова эта ухмылка. – А про какие границы вы толкуете? Судя по последним событиям, у вас их стало больше. Чтобы успокоиться, я постукиваю пальцем по подлокотнику кресла. – Мои границы – это Шестое королевство, как вам хорошо известно. А здесь я лишь выполняю обязанности регента до достижения совершеннолетия наследником Фулька. Зеленые глаза Ревингера загораются. – Вот как. Я прихожу в ярость от его тона, от его равнодушной манеры поведения. Ревингер наклоняется вперед, метки на его шее и лице обескураживают. На мгновение мне кажется, что они двигаются, как те гнилые борозды, скользившие по земле, когда он хвастал своей магией. – Если вы ждете официальных извинений, то вы их не получите, – говорит он. – Это были даже не ваши солдаты, а Пятого королевства. И все же я посчитал нужным доставить их, учитывая, что вы во всеуслышание заявили о союзе с этим королевством. Не хотелось бы, чтобы у вас сложилось неверное представление, царь Мидас. – И что это за представление? – Что я тот, кому вы можете перейти дорогу, – заявление Рота резкое, как меткий удар, нанесенный без особого труда.