— Осматривали Пер-Лашез? — догадался Борис. — Ага. Где-то там, — я махнула рукой. Сначала хотела указать правильное направление, но в последний момент вспомнила, что теперь я блондинка, и махнула в противоположную сторону. — Пер-Лашез — там, — снисходительно улыбнулся Борис, кивнув влево. — Серьёзно? Надо же! — Значит, вы километра два прошли пешком? — Два! Вы шутите. Скорее, двадцать два! Мы же ещё сто километров намотали по кладбищу! Я просто падаю от усталости! — чистосердечно призналась я. Тут бы и предложить даме отдохнуть вдвоём в каком-нибудь ресторанчике. Посидеть на мягких диванах, выпить по бокалу вина, поболтать… Нет, не прокатило. Этот Борис… Он какой-то непробиваемый! Почему на него не действуют мои чары? На других мужчин действуют. На него — нет. — Подруга откололась, увидев вывеску метро, а я пошла гулять дальше. И обнаружила здесь волшебный магазинчик! — я предъявила пакеты. — Да, неплохо вы тут порезвились, Елена! Знаете, если вы соберёте волю в кулак и пройдёте ещё пятнадцать метров, то увидите остановку такси. Вон там табличка. А я, к сожалению, должен вас покинуть. Тороплюсь на важное мероприятие, боюсь опоздать. Был очень рад нашей случайной, но такой приятной встрече! С этими словами Борис ласково пожал мой локоть и, одарив обольстительной улыбкой, быстро обогнул меня по правому флангу и ринулся прочь. Я осталась стоять посреди бульвара с пакетами обуви в руках и с разинутым от удивления ртом… В груди раскручивался каменный жернов ярости, набирал обороты и высекал искры в преддверии грандиозного пожара. Проклятье! Меня опять оставили с носом! 9. Секс в рамках Шенгена — Привет, зайчонок! — прозвучал в телефоне голос Володи. Зайчонок в данный момент больше походил на злобного волка — пасть ощерена, клыки сверкают… Несговорчивый парижанин меня взбесил. Он выпутался из расставленных силков и ускользнул во второй раз. И теперь можно сколь угодно долго размышлять, чем же я ему не приглянулась. Чем больше он мною пренебрегал, тем неотразимее казался. В нём были французское обаяние и шарм. Но мужчины-французы, с кем доводилось иметь дело, все как на подбор были какими-то куцыми, мелкими. Взять того же мсье Моро из пресс-центра в Вильпенте, жадно целовавшего персонал: метр с кепкой, плечики узенькие, нос огромный… Или морской волк Макс — тоже мелочь пузатая, хоть с бородой и в капитанской фуражке. Зато Борис был статным и высоким, породистым. И эта изумительная ямочка на твёрдом подбородке… А его глаза — яркие и насмешливые… Как будто у меня нет мужика! Мечтаю о какой-то чужой ямочке! Позор! Вот как легко, оказывается, подцепить меня на крючок. Кто бы мог подумать! С тех пор, как девятнадцать лет назад со мной мерзко обошёлся Наткин папаша, всех мужчин я обливала презрением. Они танцевали вокруг меня, раззадоренные моей неприступностью, а я их использовала и унижала. Мстила всему мужскому роду из-за подлости одного бесчестного ловеласа. Ситуация изменилась четыре года назад, когда на пражской улице я едва не сбила с ног Володю. В мире стало на одну счастливую женщину больше. Мне не нужны другие мужчины. Но Борис, благодаря хитрому позиционированию, превратился в вожделенную добычу. Он от меня ускользает, он дважды продемонстрировал мне, насколько я ему безразлична. И что теперь? Я должна признать поражение? Да никогда в жизни! …Я сидела на кровати в гостиничном номере и никак не могла прийти в себя, вновь секунду за секундой переживая сцену на бульваре Вольтера. На улице стемнело, в крайнем левом углу окна виднелся кусочек Эйфелевой башни — она сверкала и искрилась на фиолетовом фоне вечернего неба. Наверное, именно этот вид и увеличил стоимость номера на двадцать евро, по сравнению с идентичным, но расположенным напротив по коридору. — Привет, милый, — устало ответила я. И сразу ощутила приятное тепло в груди — словно вернулась домой. Пусть пропадут пропадом все французы вместе взятые, даже самые соблазнительные и неотразимые! Не нужны они мне! У меня есть Константинов. Он вовсе не красавец, да и волос у него немного… Зато как сдавит в медвежьих объятьях! И я сразу превращаюсь в маленькую девочку, очутившуюся в надёжном убежище. Непробиваемый панцирь его любви прячет меня от невзгод и злобы внешнего мира… Какое счастье, что мы всё ещё вместе, несмотря на постоянные перепалки и ссоры! — Володь, как ты думаешь, на сколько я выгляжу? — С макияжем — на двадцать пять. Голая — на восемнадцать, — без запинки отрапортовал любимый. Словно сто лет ждал от меня этого вопроса. — Но почему ты спрашиваешь? Впервые ты интересуешься, какое производишь впечатление. Ты же уверена в собственной неотразимости так же твёрдо, как наши политики — в своей способности руководить государством. — Намекаешь, что и я, и политики заблуждаемся? — Ты — нет. Ты, на самом деле, красавица. — Угу. Престарелая. — Ленка, да что с тобой! Я тебя не узнаю. Тебя кто-то обидел? Кто этот гад? Приеду — рожу начищу, ноги поотрываю. Вот ещё и за это я люблю Константинова… За его интеллигентность! — Когда приедешь-то? — Вот с этим, Ленусь, всё очень и очень сложно. — Ты, вероятно, решил поселиться в Ханты-Мансийске. — Лен, да я уже оттуда уехал. — Куда? Где ты сейчас? — Сегодня прилетел в Брюссель, в представительство. А завтра смотаюсь на завод в Дюнкерк. Но где бы я ни был, куда бы ни летел, я постоянно думаю о моей девочке, оставшейся дома. — Девочка тоже не очень-то сидит на месте. Я снова в Париже. — Ты в Париже?! — изумился Володя. — Погоди-ка… Так мы же практически рядышком. Сейчас посмотрю карту. Точно! Между нами три сотни несчастных километров. — На что ты намекаешь? — На это самое. Я прямо сейчас сажусь в автомобиль и мчусь к тебе. — Ненормальный! Тебе же завтра на завод в Дюнкерк пилить. — Разговорчики в строю! Вот прямо из Парижа и попилю. Успею. В какой гостинице ты остановилась? — Володь, ты ненормальный! Я тоже открыла на экране ноутбука карту и поняла, что мой рыцарь собирается отмахать за ночь более шестисот километров — туда и обратно — ради непродолжительного секса с любимой женщиной. На продолжительный у нас просто не останется времени. — А что это ты так сопротивляешься? — с подозрением спросил муж. — У тебя там в Париже кто-то завёлся? Убью! Найду и прикончу! — Я волнуюсь только за твоё здоровье. Ты, вообще-то, уже не мальчик, чтобы всю ночь метаться по Европе. — Я тоже волнуюсь за своё здоровье. Оно подорвано отсутствием секса. И потом, кто знает, куда нас занесёт через неделю? А вдруг в сентябре это наш единственный шанс встретиться? — О’кэй, уговорил. Ты умеешь убеждать. — Тогда лежи и не шевелись, я сейчас подъеду, — приказал Константинов. …Не могу поверить, что через несколько часов я увижу любимое лицо и покрою его поцелуями, обниму крепкую шею, повисну на могучем плече… Володя, наверное, даже не завёл машину, а я уже ощущала тяжесть его тела — словно он придавил меня на кровати! О-о, он это делает виртуозно! Сердце заколотилось в предвкушении, по спине побежали мурашки, грудь наполнилась тягучим, как сироп, сладостным томлением — поскорее бы! А Борис пусть катится к чёртовой матери! *** Скоротать часы в ожидании любимого мужчины помогла книга Сьюзен Кросс. Я вновь погрузилась в переживания Энни. Её подлая тётка продолжала свои издевательства… «…Никогда не обладая особым характером, я к тому же с десятилетнего возраста подвергалась унижениям и в результате выросла робкой и нерешительной. Когда мне исполнилось восемнадцать, я могла бы начать взрослую жизнь и оборвать все связи с ненавистной родственницей. Но я продолжала поддерживать с ней близкие отношения. Как ни странно, она этого требовала. Видимо, для неё стало насущной необходимостью вымещать на мне своё плохое настроение, да к тому же постоянно использовать в качестве бесплатной домработницы.