— Разве что триппер, если близко общались. У придурка алиби, уж не знаю, насколько правдивое. Чего людям Джеймса не хватает, так это талантов твоей Блэк. Она всю ночь не спала, просматривала записи с камер из Святой Марии. И Полубокс там на прошлой неделе засветился. Так вот почему у Наоми были покрасневшие глаза. — Вы не ладите друг с другом, сержант? — Все еще привыкаю к новому режиму, — сказал я. — Есть ли прямые указания на причастность Полубокса к покушению? — Пока нет, но не вижу причины ему околачиваться возле больницы. Разве что там начали делать химическую кастрацию. — Перемолвимся с ним словцом. — Да таким, чтоб покрепче. И не тащи его в участок. Чувак полжизни провел в допросных. Под орех разделал Джеймса и компанию. Конечно, такое больше по плечу детективу-инспектору Сатклиффу, но и ты уж, будь добр, покажи себя с худшей стороны. — О состоянии Сатклиффа есть новости? Паррс глянул на меня: — Что, до сих пор не навестил? Я начал было говорить, но он покачал головой: — Друг называется… Детектив-инспектор Сатклифф все еще в отключке. Ровно двумя этажами ниже его палата. У тебя есть несколько дней до того, как его выведут из комы. Можешь по пути обратно заскочить к нему. Я ничего не ответил. — И дочитай до конца, пока ты здесь. — Паррс кивнул на заметку. Я пробежал текст глазами. Слоун вернулся к излюбленной теме: судьбе бывшего констебля Тессы Кляйн. Утверждал, что, несмотря на вновь появившиеся обстоятельства, полиция отказывается расследовать ее исчезновение. — Новые обстоятельства? — спросил я. — Я спрашивал его утром. Вроде как она забронировала поездку на выходные перед тем, как себя порешить. — Хотите, чтобы мы это проверили? — Совершенно не хочу. Чейз уже не может видеть имя Кляйн в газетах. Просила выяснить, не ты ли проговорился об этом Слоуну сегодня утром. — Я ничего не знал об этом, — сказал я. — И сейчас не знаю. — Вот и дальше не знай. Полиция тут ни при чем, Кляйн умерла на гражданке и сама наложила на себя руки. — Паррс так старательно это подчеркивал, что у меня возникло нехорошее подозрение, но я не стал развивать эту тему. — Что с третьим мотивом покушения? — Мы хотели сначала сосредоточиться на Вике. По нему еще столько всего нужно выяснить, что вряд ли… — Вряд ли стоит саботировать приказ, сержант. Исключи вероятность, что покушались на тебя. Я сыт по горло сюрпризами. — А откуда поступили эти сведения? — Наконец-то верный вопрос, — сказал Паррс. — Опять же предлагаю поговорить с напарницей. Я слышал, констебль Блэк разрабатывала эту версию прошлой ночью. В одиннадцать сорок девять подняла соответствующие дела. Похоже, твое благополучие волнует ее больше, чем тебя самого, сержант. Плохо, что она рылась в моем личном деле, но ладно, что не в квартире. — И наконец, по поводу Луизы Янковски… — сказал Паррс. Вчера вечером я оставил ему сообщение, в котором рекомендовал временно перевести ее на административную работу. С ней происходило что-то непонятное, а как-то неправильно разрешать неблагонадежному сотруднику расхаживать по улицам с заряженной пушкой. — Когда я рассказал о твоих подозрениях старшему суперинтенданту Чейз, она долго молчала, а потом попросила меня встретиться с ней здесь. Сейчас она дает интервью, которое пойдет в эфир после съемки. Сказала, что уделит нам пять минут. — Паррс посмотрел на меня и прищурился. — Пил? — Сегодня еще нет. Паррс кивнул и пошел вниз по лестнице: — Возможно, пора начинать. 5 Сцены в помещении отсняли быстро. Важнее были уличные кадры с убегающей женщиной в зеленом спортивном костюме. По официальной версии, реконструкция была призвана освежить память тех, кто мог узнать подозреваемую. После того как в газетах много лет появлялись скандальные статьи о коррумпированных полицейских, вызвать у общественности сочувствие к погибшему сотруднику полиции, который к тому же охранял детоубийцу, представлялось непростой задачей. Я смотрел на разворачивающееся передо мной действо. В воссозданных событиях не было ни чувства надвигающейся беды, которое внушал Мартин Вик, ни изворотливости Ренника, а двойник Сатти не выказывал растущей подозрительности по отношению к происходящему. Я в исполнении актера казался тугодумом, постоянно упускающим подсказки и зацепки. Пожалуй, это была единственная достоверная часть реконструкции, да и мы с молодым человеком были явно похожи. Разница между имитацией и реальностью была столь очевидной, что в голове у меня выкристаллизовалась картина событий той ночи. Они имели какое-то скрытое значение. Эта странная перемена в поведении Вика, настораживающие реплики Сатти, когда он пытался выпроводить меня из палаты. Что-то здесь не так. — Снято! — прокричал режиссер. — Всем спасибо! Съемочная группа принялась собирать оборудование. Из толпы вынырнула суперинтендант Чейз в элегантном деловом костюме. Ее волосы не были собраны назад, как во время пресс-конференции, а элегантно струились волнами по плечам. Демонстрировать «человеческое лицо» полиции в одиночку было нелегкой задачей, но она справлялась. Она кивком велела нам с Паррсом следовать за ней. Мы ткнулись в несколько кабинетов. Все они оказались заняты, и нам пришлось довольствоваться туалетом, где мы с Сатти совещались в ночь покушения. Уже внутри стало ясно, что мы не одни. Из кабинки вышел инспектор Джеймс, извинился и попытался бочком выскользнуть из туалета. — Нет, вам тоже лучше послушать, — остановила его Чейз. Джеймсу негде было стоять, так что он вернулся в кабинку. На меня он не взглянул, будто утреннего разговора не было. Чейз улыбнулась мне, кивнула: — Детектив-сержант. Ужасно много слышала о вас. Теперь еще эта ситуация с Луизой Янковски… — Мэм, — начал Паррс, уловив намек. — Как я уже говорил, сержант Уэйтс выразил обеспокоенность по поводу благонадежности… — Да-да. Я объясню, почему мне это не нравится, — сказала Чейз. — Во-первых, я пока не услышала аргументированных обвинений против констебля Янковски. Во-вторых, сержант Холлидей из спецназа тоже выразил обеспокоенность. Считает, что неправильные действия могут отдалить ее от сослуживцев и разобщить группу. И в-третьих, пресса и сослуживцы Янковски решат, что она — соучастница убийства Ренника, что будет особенно болезненно, поскольку мы ратуем за усиление присутствия отряда особого назначения на улицах города и за выделение соответствующих средств из бюджета. — Она посмотрела на Паррса, потом на меня. — Однако все эти возражения утратят вес, если появится информация о том, что Луиза Янковски замешана в противоправных действиях. — Чейз помолчала. — У нее великолепная характеристика, результаты тестов выше среднего, коллеги верят в нее и доверяют ей. — Чейз посмотрела на меня. — Я придаю большое значение таким вещам, сержант. — Мэм, — начал я, — в коридоре не было никого, кроме нее, когда Вика сфотографировали. — Насколько вам известно. — И она отрицала, что видела фотографию в течение следующих суток. — Что в этом странного? — Фотография была везде. Она не могла не видеть ни одной газеты и ни одного выпуска новостей по теме, которая касается ее лично. — А вы читали газеты пару лет назад, когда вам предъявили обвинение в краже наркотиков, сержант? — Не очень внимательно, — ответил я после некоторого колебания. Чейз переключила внимание на Джеймса: — Вы разговаривали с Янковски. Что думаете? — Что обвинение ее расстроило, — ответил он. — Я специально спросил, как так получилось, что она не видела фотографию. Она сказала, что ее такое не интересует. И статьи о своем героическом поступке она тоже не читала. Чейз перевела взгляд на меня: — Молниеносная реакция и находчивость, проявленные Янковски в Рождество, спасли жизни десяткам людей. Так что, сержант, вернемся к этой теме, когда нечто подобное напишут о вас. И не стоит забывать, что на месте преступления находились другие сотрудники полиции, которых с тем же успехом можно подозревать в соучастии. Паррс шумно вдохнул: — Вряд ли Ренник или Сатклифф стали бы участвовать в заговоре с целью убить самих себя. — В случае инспектора Сатклиффа такое предположение не настолько уж невероятно. А Ренник был неопытен. Кроме того, — продолжала Чейз, все так же глядя на меня, — на месте преступления был еще один сотрудник, который пока что вышел сухим из воды… — Я бы не сказал, что сухим, — заметил я.