Адам с готовностью рассмеялся. Точнее, фыркнул. — Через два года после того, как Достоувски опубликовал «Преступление и наказание». — Фамилию автора он выговорил с ошибкой, поскольку никогда не слышал, как она произносится. — О чем это вам говорит? — О том, что архитектор его не читал, — ответил я. Адам снова фыркнул; я спросил разрешения сесть. Он кивнул. Я сел на краешек кровати. Наоми пришлось сесть ближе к Адаму. Ему явно было не по себе в ее присутствии, и он отвернулся. Наверное, пытался придумать новый остроумный вопрос. Похоже, он любил поговорить, но ему редко выпадала такая возможность. Я пришел ему на помощь: — Значит, ты читал «Преступление и наказание»? — Да я в нем живу, — фыркнул он. — А ты? — Брался несколько раз… — В этом и проблема. Пожизненный срок надо, чтобы этот чертов роман одолеть. — Но тебе он понравился? — спросила Наоми. — У меня не пожизненный, — слегка смущенно ответил Адам и, скрипнув койкой, отодвинулся чуть дальше к стене, хотя и так сидел напротив нас. — Да, понравился. Он потрясающий. И концовка неожиданная. Обязательно прочитай. Вам там всем надо его прочитать. — Он кивнул в нашу сторону. Потом понял, что я собираюсь задать вопрос, и снова опередил меня: — Тебе сколько лет? — Тридцать один. — Мне тоже. — Его голова слегка поникла. — Адам, — начала Наоми, — мы пришли поговорить о твоем бывшем сокамернике, Мартине Вике… — Ну, хотя бы сколько-то нормально поговорили. — Никто, с кем мы разговаривали по этому делу, не способен рассуждать о книгах. Уж поверь, — сказал я. — Прорва времени на чтение. Вот и все, что у меня есть. Вы знаете, кто убил Мартина? — Пытаемся выяснить. — Тогда зря сюда пришли. Здесь никто ничего не знает. Буквально. — Вы провели много времени вместе. Возможно, ты — единственный, кто может нам помочь. — Мартин… — Адам потер шрамы на запястьях. — Он был не как все. — Нам уже несколько человек так сказали. Почему не как все? Адам надолго задумался. Потом наконец сказал: — Смотрели старый ужастик «Чужие среди нас»?[15] — Джона Карпентера? — уточнил я. — Не помню, кто там играл. Главный герой находит солнечные очки, надевает их и видит, что среди людей разгуливают существа, которые только прикидываются людьми. Вот на такого он и был похож. — На монстра? — спросила Наоми. Адам задумчиво сдвинул брови: — Нет, скорее наоборот. Он был не таким, каким казался. Под личиной монстра скрывался простак. Иногда я даже думал, что он умственно отсталый. Почерк его видели? — Раз или два. — Он стеснялся ошибок, поэтому писал так мелко. До того как сюда попасть, едва умел читать. — Вы много разговаривали? — спросила Наоми. — Я же только что сказал. Ее присутствие явно его раздражало. Я решил вмешаться: — Перед смертью Вик отказался от признательных показаний. Он когда-нибудь говорил об этом? Адам покачал головой. — Мы слышали от другого его сокамерника, что он прятал здесь фотографии, в том числе своих жертв. Адам уставился в пол. — Что ты почувствовал, когда узнал, что его убили? — спросила Наоми. — А как ты думаешь? Бутылка с зажигательной смесью, да еще и рак. Двойная смерть… — Почему с ним так обошлись? — Потому что такие, как мы, — подонки. Это ж ясно. — Адам, — сказал я. Он снова посмотрел на меня. Уже без прежнего пыла. — Кто, по-твоему, хотел его убить? — Да половина «Стренджуэйз». — Популярностью он тут не пользовался, верно? — спросила Наоми. — Я знаю, вы считаете нас зверями, — проговорил Адам. — Но мы не лезем обниматься к детоубийцам. Я подождал, пока он успокоится. — Но ведь здесь немало детоубийц… — И к некоторым относятся будто к особам королевской крови, — сказал он. — Так ведь это Королевская тюрьма. Адам снова улыбнулся, с трудом сдерживая эмоции. — Чем он так отличался от других? За что его все ненавидели? — Есть тут детоубийцы, — проговорил Адам. — И насильники есть. Даже после такого можно заработать авторитет, если правильно себя повести. Но Мартин всех презирал, ясно? — Адам остервенело потер шрамы, из ранки на запястье выступила кровь. — На всех свысока смотрел. — А на тебя? Адам уставился в пол. — Адам, — тихо позвал я. — Да так же, как эта стерва. Будто я чертов микроб. Если она не прекратит, я ей зенки выцарапаю нафиг. Наоми вопросительно посмотрела на меня. — Констебль Блэк, оставите нас на минутку? — Конечно, — сказала Наоми. — Спасибо, что поговорили с нами, Адам. — Она встала и резко вышла из камеры. В воздухе повеяло ее духами. Послышался звук удаляющихся шагов, потом лязгнула дверь. Адама трясло. — Извини. — Он судорожно поковырял лак на ногтях, потер лицо. — Уж очень она симпатичная. Извини. Мне подумалось, что я никогда не видел такого одинокого человека, как этот заключенный с волосами, забранными в хвостики, и руками в шрамах. Я придвинулся чуть ближе к нему, и он замер, будто в ожидании удара. Я поднял ладони в знак того, что не собираюсь его бить. Он искоса взглянул на меня, слегка улыбнулся, кивнул. Вытер лицо краешком тюремной робы, смазав косметику. — А почему слеза? — спросил я про татуировку. — Это означает, что я убил человека… — Ты не похож на убийцу, Адам. — Когда-нибудь я убью себя.