— Какой вечер? — спросил я. — Караоке. Регулярно, по четвергам. — Не ожидал… Аксель изогнул бровь: — Люди полны сюрпризов. Еще вопросы есть? — Не жди его скоро. У входа в «Карлайл», обшарпанный паб на углу, красовался обгоревший остов автомобиля, будто эпатажное обугленное творение выпускника художественного училища. В пабе было почти пусто, случайные посетители делали последние заказы. Из стереосистемы грохотала минусовка «Young at Heart». На сцене Полубокс вполне сносно копировал Синатру. По крайней мере, его голос. Огни рампы высвечивали кратероподобную вмятину в черепе Полубокса. Контраст между внешностью и голосом, настоящим и желаемым родом занятий символизировал горькую правду жизни. Я решил дать ему допеть. Поглядывая на сцену, подошел к барной стойке и заказал порцию «Джеймсона». Полубокс был так погружен в музыку и ослеплен огнями, что не заметил меня, а когда к концу песни его голос стал срываться от эмоций, я уже прикончил виски. И вернулся к барной стойке, как раз когда Полубокс спустился со сцены и подошел сделать заказ. Я протянул ему руку якобы для рукопожатия и мигом защелкнул на его запястье наручник. — Какого хрена? — возмутился Полубокс, свирепо сверкая глазами. Я посмотрел на него, наверное, не менее свирепо: — Давай выпьем? — Сними с меня эту дрянь. Я притянул к себе его руку в наручнике: — Выпьем давай, я сказал. — Бабам ты, наверное, нравишься… Я заказал две большие порции виски и повернулся к нему: — Ты сказал, что Мартин Вик был одержим Лиззи Мур. — Да, — неуверенно признал Полубокс. — Девочка-блондинка, которую он убил. — И ты нашел ее фотографии у него в камере? Он осторожно кивнул. Вспомнив, что вмятина в черепе — подарок от отчима, я сбавил тон. Достал из кармана куртки конверт, который мне дал Адам, открыл его и показал Полубоксу газетные вырезки: — Это их ты видел, Крис? Он глянул на фотографии и с отвращением отвернулся: — Ага. Я дождался, когда он повернется ко мне, и отстегнул наручник. — Давай рассказывай. VII Буйное прошлое[22] 1 Мы с Наоми сидели в палате Сатти без света и слушали мерное пиканье монитора. Была поздняя ночь, мы устроились по бокам от двери. Заглянувший в палату никого бы не заметил. Немногочисленные посетители Сатти догадались не приносить цветов. Я откупорил одну из бутылок виски «Джонни Уокер», рядком выстроенных у кровати. Глотнул побольше, предложил Наоми. Она посмотрела на меня укоризненно, потом пожала плечами, взяла бутылку и отпила. — Ух ты! — резко выдохнула она. — Это ж как надо его не любить — бухло принесли, а минералку зажали. — Могу поискать тебе жидкого мыла… — Лучше скажи, что или кто должен появиться. — Правда не знаю. Может, уборщица, может, бутылка с зажигательной смесью. — Тогда хотя бы посветлее станет. — Может, вообще ничего не будет, — сказал я. Мы замолчали, услышав шаги в коридоре. Кажется, шли двое. Я затаил дыхание, когда шаги замерли. Наверное, пришедший или пришедшие вглядывались в полумрак палаты через дверное окошко. Голоса о чем-то посовещались, потом дверь отворилась, порог переступили двое. Один из них, судя по силуэту — крупный мужчина, приблизился к ширме у кровати Сатти. Я нажал кнопку настольной лампы рядом со мной. Фрэнк Мур замер спиной к нам. Повернулся, посмотрел на Наоми, на меня, на свою жену — Ребекку, застывшую у двери. Выпрямился во весь свой почти двухметровый рост и изобразил улыбку. — Я всегда говорил, что вы блуждаете в темноте, Уэйтс. — Фрэнк. — Я кивнул. — Ребекка. Составите нам компанию? Мур направился к двум свободным стульям возле кровати Сатти и мягко опустился на ближайший. Сел, выпрямив спину, — сказывалась военная выправка. Ребекка последовала его примеру. Сначала нерешительно подошла к мужу, потом села на свободный стул с другой стороны кровати. Фрэнк сдвинул ширму и заглянул в щель: — Непохоже, что проснулся… — До комы то же самое говорили. — Я поставил бутылку на пол. — Что вас сюда привело? Фрэнк взъерошил седую прядь, похожую на зигзаг молнии: — Мы прочитали, что Сатклиффа вывели из комы. Я надеялся, что расследование поручат ему. — Фрэнк, — сказала Ребекка. — Этого человека не стоит воспринимать серьезно, — сказал он краешком губ. — Мы хотели предложить моральную поддержку, — сказала Ребекка, теребя цветы в руках. — Фрэнк не признает этого, но он чувствует свою ответственность. — Ну надо же! — сказал я. — В деле имеется зверски убитая семья и умерщвленный преступник. Один полицейский погиб, еще один борется за жизнь. И абсолютно никто не хочет брать на себя ответственность. — Мартин Вик, — невозмутимо произнес Фрэнк. — Ублюдок в ответе за все, хотел он того или нет. Что касается остальных… Это ваша работа, Уэйтс. За вас ее никто не сделает. — А что, если Мартин Вик не виновен? Голова Фрэнка мотнулась, как у боксера, которому нанесли сокрушительный удар. Он обхватил руками колени, будто чтобы усидеть на стуле. Потом заметил: — Вик написал очень подробное признание. Может, вам стоит его прочесть? — Вряд ли он написал его сам. — О чем вы? — Мартин Вик был практически неграмотен, Фрэнк. Сегодня мы виделись с его бывшей женой. Они расстались за несколько месяцев до того, как была убита ваша семья. Он не мог даже расписаться на свидетельстве о разводе без посторонней помощи. Как, по-вашему, он настрочил двадцатипятистраничное признание? — Но образцы крови не лгут… — Случается.