– Когда мы в грязи и крови по самые яйца, думать некогда. Знай себе маши топором, – сказал Харго, прикоснувшись к йерсканскому тесаку на поясе. – Все, на что я способен, – стараться выжить. – Он внезапно отвернулся и провел рукой по лицу. Минута прошла в молчании. Варгус положил руку ему на плечо. – Мы все боимся умереть. А я – больше остальных. Когда Харго поднял голову, глаза его покраснели. – Братство, или называй как хочешь… Я знаю, оно меня изменило, но я никогда не верил тому, что ты еще говорил. Что надо радоваться каждому вздоху. Это из него религиозное дерьмо прет – вот что я думал. – Я не священник, ясно тебе? – сказал Варгус, стиснув ему плечо. Он дождался кивка и ослабил хватку. – Я рассказывал, да не я придумал. Так что не делай из меня вождя или святого. Варгус откинулся на стуле и отхлебнул пива, чтобы успокоить нервы. На слова обижаться не стоило – Харго ведь не обиделся, когда Варгус прилюдно отвесил ему пинок. – Ну, все равно, ты сказал, и слова пустили корни, – нарушил молчание Харго. – Я ни при чем, оно само получилось. Кое-кто из ребят без этих слов не протянул бы так долго. Вот и все. Варгус присмотрелся к товарищу, с которым каждый день сражался плечом к плечу. Со дня знакомства лицо у Харго осунулось и посуровело, а во взгляде зажглась какая-то новая жажда. Руки его были покрыты шрамами, от правого уха недоставало куска. Обычный человек разглядел бы в Харго лишь тупоголового дикаря или, может быть, хорошего солдата, но в этих глазах скрывалось многое. – Однажды какой-нибудь засранец меня порешит, – прошептал Варгус. – Может, новобранец, готовый обмочиться от страха. Может, зубастая и когтистая самка ворги. Неважно. Я истеку кровью и умру, как любой другой человек… Помнишь, что случилось на днях? – Три драссийских наемника пошли прямо на тебя, как будто никого больше не видели. – Знаешь почему? Харго пожал плечами, прикинувшись дурачком. Варгус подождал, и тот наконец ответил: – Могу угадать. Наверное, узнали про Братство и хотели от тебя избавиться. – Как от короля, – сказал Варгус. – Думают, если отрезать голову, оно само отомрет. Так что перестаньте звать меня по имени. Если кто из новичков спросит о Братстве, рассказывай, только меня не упоминай. Нельзя, чтобы с моей смертью все кончилось. От тех троих я еле отбился, и то угодил в лазарет. В другой раз за мной пошлют десяток или два. А не пошлют, так я все равно однажды дам маху. – Я скажу остальным, – пообещал Харго. – Но за мной по-прежнему должок. Варгус допил пиво и протянул пустую кружку. – Тогда проставляйся, пока я не упаду без памяти и штаны не обмочу. – Это дело, – ухмыльнулся Харго. Входная дверь распахнулась, кто-то из солдат вздрогнул от резкого шума. Орран вошел с таким довольным видом, будто у него только что умер богатый дядюшка. Он опустился за стол и молча ждал, пока Харго не вернется от стойки. – Стало быть, нашел свою шлюху, – сказал тот, передавая им обоим выпивку. – Всеблагая Мать, это была не простая шлюха, – ответил Орран, прихлебывая из кружки. – Я попросил ее сделать что-нибудь, чего раньше не пробовал. Что-нибудь новенькое. – Не хочу это слышать, – сказал Варгус, отворачиваясь. – Я тоже, если все кончится тем, что она сунула тебе палец в зад, – предупредил Харго. – И вот закрываю я глаза, – продолжал Орран как ни в чем не бывало, – и вдруг слышу музыку, а в ушах как-то странно звенит. Харго не удержался: – И что там было? – Она взяла одно мое яйцо в рот и замурлыкала под нос мелодию. Мать честная! У меня так резко встал, что я чуть глаз себе не выбил. – Все, хватит, – сплюнул Варгус. – Я будто воскрес. – Орран в два глотка осушил кружку и пошел к стойке. – Эй, девоньки, не зевайте! Снова хлопнула дверь, и в зале повисла странная тишина. В таверну ввалился изможденный мужчина в лохмотьях. Он кашлял и хрипло дышал, будто болел чахоткой. Вокруг его глаз темнели фиолетовые круги, и он отчаянно шарил взглядом по толпе, высматривая кого-то. При виде Варгуса тело незнакомца охватила судорога. – Эй, нищим тут не место, – прикрикнул хозяин, кивая парню с тяжелой дубинкой. – Постой-ка. – Варгус подошел к оборванцу. – Я о нем позабочусь. Последние силы оставили нищего, и он упал Варгусу прямо в руки – легкий, как пылинка. На нем не осталось ни жира, ни мышц, только кожа обтягивала скелет, щеки ввалились, дыхание отдавало сладким. От тела исходило неестественное тепло. Он был при смерти. Одежду нищего покрывала корка грязи и пыли, а на изношенной рубахе спереди виднелись темные пятна. Варгус усадил его на стул, и незнакомец так сильно закашлялся, что все его тело забилось в судорогах. Спустя несколько минут кашель затих. На губах выступила кровь. – Это сыпь! – крикнул кто-то. – Красная сыпь вернулась! – Спаси нас Создатель! – Выкиньте его на улицу! – закричал хозяин. – Мне тут больные не нужны. – Кто это? – спросил Харго, совершенно трезвый. Варгус не знал, как ответить, и в конце концов выбрал самую простую из истин. – Мой брат. – Тогда он и наш брат, – выступил вперед Орран. – Вы не поняли, – сказал Варгус. Человек снова закашлялся. – Он… кровный родственник. – Не знал, что у тебя есть родня, – удивился Орран. – Я о нем позабочусь, – сказал Варгус, подняв нищего на ноги и закинув его костлявую руку себе на плечи. – Ему нужно отдохнуть и принять какое-нибудь лекарство. Это не заразно. – Помочь чем-нибудь? – спросил Харго, придерживая дверь. – Мы справимся. Веселитесь и ни о чем не думайте. Варгус чувствовал на себе взгляды, но не оборачивался. Пройдя несколько улиц, он опустил человека на землю и прислонил к стене. Тот едва держался в сознании: глаза закатились, кровь текла из носа, кожа по углам рта потрескалась. Придерживая его лицо, Варгус несколько раз шлепнул нищего по щеке, пока тот не очнулся. – Кай? Это ты? – Помоги мне, Плетельщик, – прошептал умирающий. – Что случилось? – Все кончено, – всхлипнул Кай. – Они сожгли все мои храмы, изнасиловали и убили моих жриц. У меня больше нет последователей. Тех, кто отказался принять новую веру, утопили или сожгли. Кто-то сделал вид, что согласен, но их теперь заставляют читать молитвы сраному фонарщику. Мне конец. – Где такое творится? – Повсюду! – Кай ухватил его грязными руками. – Помоги! На короткий миг Варгус задумался, не оставить ли его умирать на улице. Правды никто не знал, а без чужой помощи Кай не дотянет до рассвета. Утром его найдут, примут за нищего – и на этом все кончится. Кай на его месте так бы и поступил. – Радуйся, что я – не ты, – сказал Варгус, закидывая его на плечо. Несколько прохожих мельком взглянули на них без особого интереса. Пьяные были делом обычным, особенно среди воинов на побывке. По дороге им попались несколько солдат, выглядевших куда как хуже – они спали на голой земле или громко блевали. Люди из городского ополчения следили за порядком на улицах: лежавших без памяти подбирали, а тех, кто еще держался на ногах, отправляли домой. Из переулков доносились страстные вздохи – в каждом тенистом проходе, в каждом темном углу кто-то был. Рабочие парни и девушки пытали удачу. Ничто так не разжигает страсть, как жизнь на лезвии ножа, под угрозой смерти – день за днем. Долгая дорога в Старый город пошла в гору, идти стало тяжелее. Кай то и дело терял сознание, а приходя в себя, бормотал что-то нечленораздельное и временами пускал газы. Варгус знай себе шел. Он останавливался отдохнуть возле таверн, ливших на улицы теплый свет, смех и музыку. Больше всего на свете ему хотелось зайти внутрь и забыть за весельем о долге. Глоток-другой притупил бы боль, а после дюжины он не вспомнил бы свое имя. Соблазн был велик, и Варгус в который раз задумался, не бросить ли ему свою ношу. В конце улицы маячил собор Создателя, построенный в традиционном стиле. Он весь сиял изнутри, фонари и свечи бросали на улицу свет, а витражи окрашивали камни на мостовой в дюжину разных оттенков – красный, золотой, синий. Огромная церковь служила напоминанием о том, на какие свершения способен человек и как он веками может поклоняться богу, который давно не дает о себе знать. Вздохнув, Варгус свернул с главной улицы, миновал большой храм, посвященный Всеблагой Матери, и остановился перед ветхим зданием. Дюжина человек, незнакомых друг с другом, ждали снаружи. Никто не знал, зачем пришел сюда – всех вел какой-то неясный инстинкт. Большинство были из местных, но явились также и моррин, и две драссийки, богатые торговки в неброских шелковых мантиях. Когда Варгус с силой толкнул покоробленные двери и вошел в храм, Кай пошевелился. Вокруг него закружилось облачко черных точек, но это были не мухи – ни объедков, ни грязи, обильно покрывавших пол, он не задел. Едва оказавшись в старом здании, Кай начал понемногу приходить в себя и даже устоял на ногах без поддержки, когда Варгус прислонил его к дальней стене. Дюжина незнакомцев ступили в храм, и все как один преклонили перед нищим колени. Варгус отошел в сторону. – Повелитель, – сказал один из местных, и другие эхом вторили ему. – Мои верные дети, – произнес Кай, утирая окровавленные губы рукавом рваной рубахи. – Я рад, что вы пришли. Я не хотел умирать в одиночестве. – Прикажите, господин, и я все исполню, – сказала одна из драссиек. Она склонилась перед ним до самой земли, не замечая ни грязи, ни вони. – Просите нас о любой милости, – произнес еще кто-то, и другие согласно закивали. – Теперь уже ничего не поделаешь, – печально улыбнулся Кай. Казалось, он смирился с судьбой. – Чем-то наверняка можно помочь. Мы на все готовы. – На все, господин. Только прикажите.