— Хорошая попытка. Но это не так работает, ты, самовлюбленный псих. Когда ставишь людей перед выбор, ты должен от чего-то отказаться, когда проигрываешь. — Например. — Если ты выиграешь, мы поговорим об извращениях, — которых у меня нет. — Если я выиграю, ты станешь моим мальчиком на побегушках. — О? — он поднимает бровь. — Я и не подозревал, что у тебя есть какие-то извращения, ты непослушная, непослушная девчонка. Однако я отказываюсь, поскольку слишком доминантен, чтобы когда-либо быть чьим-либо рабом, включая самого дьявола. Я бы предпочел связывать женщин ремнями, пока трахаю их до полусмерти. — Я не имела в виду секс, ты, извращенец. Я имела в виду, что тебе придется делать все, что я тебе скажу, и служить мне, пока я не буду довольна. — Как долго? — Неделя. — Хм. Договорились. — Твоя королева мертва, и ты тоже, — я съедаю первую из двух пешек, защищающих его короля. Еще один ход, и ему конец. Конечно, он сдвинет своего короля, но тогда мой слон загонит его в угол. Со всех сторон, все кончено. Раздражающая ухмылка Лэндона остается на месте, когда он передвигает эту чертову ладью прямо рядом с моим королем и вне досягаемости моих ферзя и слона. — Шах и мат. Я смотрю на доску, отказываясь верить увиденному. Этого не может быть. — Ты думала, что принести в жертву королеву было кощунством, но ты забыла важный анекдот. Работа королевы – умереть ради короля. Я свирепо смотрю на него. Как он мог быть таким ненавистным, даже когда говорил о шахматах? — Итак. Не хочешь рассказать поподробнее о своих извращениях? — Я пошутила. У меня нет никаких извращений, — я улыбаюсь в ответ, сопоставляя его энергию психопата со своей дикой и решительной. — Не смеши меня. Тебе понравилось, что на тебя напали в темноте и ты подавилась моим членом, так что это означает, что в тебе есть склонность к подчинению. Одно извращение есть, будут еще, — он подпирает голову кулаком. — Не стесняйся. Я не кусаюсь. — Ты хочешь, чтобы я в это поверила? — Прекрасно. Я не кусаюсь вне секса. Извращенный мудак. Я занята тем, что переставляю шахматные фигуры. Что, черт возьми, я должна сказать в этой ситуации? Он не из тех, кто удовлетворится полуправдой, а я точно не могу признаться, что я девственница, потому что тогда он, возможно, станет более настойчивым в своих правах на меня. Или, что еще хуже, он будет издеваться надо мной из-за того, что я такая скрытная ханжа, поскольку он, вероятно, потерял девственность, когда у него впервые встал член. — Ты далеко не невинна, — сухо комментирует он. — У тебя, должно быть, была доля болезненно заурядных членов – проблема, которую, кстати, решит мой член, так что давай послушаем, что тебе нравится, когда ты раздвигаешь ноги? — Миссионерская поза. — Слишком ванильно для того, кто совсем не ванильный. — Ну, мне нравятся простые вещи и заботливые любовники. Прости, что мои извращения не такие захватывающие, как твой обширный опыт. — Вот почему мы должны это исправить. Ты отчаянно нуждаешься в возбуждении, которое приходит с неизвестностью. Секс должен быть веселым развлечением, а не скучной технической задачей, — он прищуривает глаза, как будто видит меня впервые. Я пристально смотрю в ответ, хотя внутри у меня все переворачивается. О чем он сейчас думает? Он не мог догадаться, что единственное, что я знаю о сексе – это несколько порнофильмов. Да, мне было любопытно, но не настолько, чтобы отдаться первому парню, который постучался в мою дверь. — На что ты смотришь? — я показываю. — Я пытаюсь придумать эксперименты, которые мы можем провести, чтобы определить твои возможные извращения. Для начала… — он замолкает. — Разденься. Оставь только ботинки. — Нет, спасибо, — показываю я, хотя чувствую, как горят мои щеки. — Не будь ханжой. Мы уже видели друг друга полуголыми. — Опыт, которого я не пожелала бы и злейшему врагу. В одну секунду он сидит неторопливо, как лев в своем логове, а в следующую – уже на мне. Все происходит в одно мгновение, и я даже не успеваю заметить, как он нависает над моим креслом. Одна его рука ложится на подлокотник, а другая плотно обхватывает мое горло. Кислород иссякает в моих легких, и я хватаю ртом несуществующий воздух. — Кажется, ты не понимаешь ситуацию, Мия. Моему терпению есть предел, и я не ценю болтливых соплячек, — его большой палец нажимает на точку моего пульса. — Но, возможно, это тоже часть твоих извращенных наклонностей. Тебе нравится, когда у тебя силой отнимают контроль, не так ли? Тебе нравится, когда ты не можешь думать о том, что и как произойдет. Ты предпочитаешь просто быть рядом, как тогда, когда твоя маленькая тугая киска смазывала мои пальцы. Он ослабляет руку настолько, чтобы дать мне возможность вздохнуть, но не настолько, чтобы я могла ударить его по яйцам. Я все еще пытаюсь вцепиться в его пальцы, когда он протягивает свободную руку и ощупывает меня поверх платья. Мои соски мгновенно твердеют, и он находит их, медленно перебирая под тканью с ленивой легкостью. — Видишь? Твое тело приветствует меня, так как насчет того, чтобы последовать его примеру? Я свирепо смотрю на него. Это всего лишь физическая реакция, которая могла бы произойти, даже если бы я была с кем-то другим. Я отказываюсь верить, что температура моей кожи повышается из-за него. Лэндон запускает руку в вырез моего платья спереди, под вшитый бюстгальтер, и прокручивает мой сосок. В паху проносится волна удовольствия, и я прикусываю нижнюю губу. Этого определенно не происходило, когда Брайан прикасался ко мне в старшей школе. — Такая отзывчивая, — он одновременно поглаживает мой бугристый сосок и точку пульса, затем покручивает другой. Пальцы моих ног скручиваются в ботинках, когда давление нарастает в самой интимной части моего тела. Я чувствую, как намокают трусики, и смущение заставляет меня проклинать себя и его. Мужчина, который использует меня и предлагает мне удовольствие, которое я никогда не считала доступным. Он играет с моими сосками, его мощная мозолистая рука крутит, щелкает и щиплет так сильно, что я задыхаюсь и пытаюсь зарыться лицом в кресло. Однако он не позволяет мне этого. Его рука на моем горле сжимается сильнее, удерживая меня на месте, пока его пальцы терзают мои соски, а его глаза топят мои в омуте хаоса. — Ты хочешь, чтобы это прекратилось? — он спрашивает мрачными, зловещими словами. Я киваю один раз. — Тогда сделай, как я сказал, и разденься. Я протягиваю руку за шею, и он отпускает мои сверхчувствительные соски, но это не мешает моим бедрам становиться липкими и влажными. Поза неловкая, но он даже не помогает мне, когда я расстегиваю молнию и снимаю платье. Материал с тихим шорохом падает на землю, и вот так я остаюсь в одних трусиках и ботинках. Мрачный взгляд Лэндона изучает меня сверху донизу, темнеет и блестит, как будто я блюдо, которое он с нетерпением ждет. Нет, возможно, уничтожить с лица Земли. Я никогда в жизни не чувствовала себя одновременно обнаженной и желанной. — Ты выглядишь как моя новая возможная зависимость, — он скользит рукой от моей шеи, по моим возбужденным соскам и вниз к животу. — А зависимости не могут справиться со мной, маленькая муза. Мурашки пробегают по моей коже подобно огненному взрыву. Он сказал, что остановится, но продолжает. И я даже не пытаюсь положить этому конец. Может быть, я очарована, или, что более вероятно, это потому, что я никогда в жизни не достигала такого уровня возбуждения. Его длинные, сильные пальцы задерживаются на резинке моих трусиков, прежде чем он медленно, грубо и так нарочито проводит средним пальцем по намокшей ткани. Злая усмешка кривит его губы, когда моя влага бесстыдно просачивается на его руку. Он поднимает ее и массирует липкие следы моего возбуждения между пальцами. — Удушение и грубое обращение. Есть. Я смотрю в другую сторону и жалею, что не могу забиться в какую-нибудь дыру и никогда не выползать оттуда до конца своей жизни. — Возможно, мы также можем добавить извращение, связанное с предъявлением ультиматума, — его лицо оказывается так близко к моему, что я могу вдыхать только его опьяняющий аромат и мятное дыхание. — Ты бы никогда не призналась, что хочешь меня, если бы не была в таком положении, не так ли? Я собиралась зарычать на него, но он проводит моим собственным возбуждением вниз по носу, по изгибу щеки, затем прижимает средний и безымянный пальцы к подушечке моих губ. Мои губы приоткрываются, и он скользит пальцами внутрь, заставляя меня проглотить собственное возбуждение. Он врывается с силой и контролем, которые сводят меня с ума. Нажимает на мой язык, затем обхватывает его пальцами, перекатывая и размазывая мое возбуждение. Он взрывается на моих вкусовых рецепторах, как афродизиак.