— Зато все начертания вычистились, — заметил я, разглядывая стены и пол. Нергал с улыбкой взглянул на меня. — Твой нездоровый оптимизм иногда просто пугает. Я до сих пор до конца не пойму — это проявление могучей силы воли или твоей абсолютной безалаберности? — Это великий дзен, бессмертный брат мой, — с трагическим лицом проговорил я, двинувшись вместе с друзьями вперед. — Называется дао пофигиста. В нем есть три главные заповеди. Первая — нефиг нервничать по поводу того, что могло случиться, но не случилось. Вторая — нефиг нервничать о том, что еще не произошло. Ну а если что-то все-таки случилось и произошло, то тут вступает в силу третья заповедь. Она гласит: пофиг! — Ничего себе пофиг, — буркнула Ли. — А если помрешь ненароком? — Ну, если помру, переживать об этом мне уже точно будет поздно. Так что нафиг. — Нефиг, пофиг, нафиг, — задумчиво повторил Нергал. — Должен сказать, фиговое у тебя дао, Даня… — Истину говоришь, юный падаван. Поздравляю с достижением. Ты поднялся на первую ступень постижения великого дзена! — торжественно провозгласил я. В ответ Нергал добродушно отвесил мне подзатыльник. — Вот ведь бестолочь. — Завидуешь его легкости? — усмехнулась Ли. — Удивляюсь умению так вдохновенно врать! — с легкой улыбкой взглянул он на меня. — Поскольку будь ему на самом деле все пофиг и нафиг, то ни меня, ни тебя, ни его самого здесь бы не было. Но, к счастью, наш товарищ в каждой бочке затычка, так что… Там начертание, убери! — А сам не можешь? — хитро зыркнула на него Лилит и вышла вперед, чтобы убрать светящееся на стене клеймо. — Все-таки в чем-то даже боги первого и второго поколения уступают чокнутым суккубам. — Просто я не мастер по художествам. Искусство шинкования сволочей, достойных мучительной смерти — вот это мой профиль, — проворчал Нергал. — А спасение других богов от несправедливости остального сообщества — это у тебя в какой категории? Вторая специализация, или просто увлечение для души в свободное от шинкования время? — поинтересовалась она. Тот улыбнулся одним уголком рта — криво, и оттого нерадостно. И ответил не сразу. — Видишь ли… — задумчиво проговорил он. — В мире столько важных вещей, которых я не знаю. Но которые хотел бы знать, потому что это значительно облегчило бы мне жизнь. А может, и не только мне. Сотот был добрым стариком. Общительным. Он любил беседовать со мной, но тогда мне это было не очень-то интересно. И я упустил свою возможность. Я даже упустил тот момент, когда он вдруг просто исчез. Увы — когда мы молоды, то по большей части не задаемся вопросами. Нам интересней и важней действовать, рисковать, испытывать новые эмоции, чем разбираться в устройстве обыденных для нас вещей. Но чем больше накапливается опыта, тем отчетливей начинаешь понимать, что даже когда-то очевидные вещи на самом деле не столь уж очевидны. К примеру, взять пресловутую чашу. Ты когда-нибудь задумывался, что это такое? Эта штука держит за шею тысячи бессмертных, заставляя их прогибаться под сапог Совета. Но что она из себя представляет? Я озадаченно почесал за ухом. — Ну-ууу… Какой-то волшебный стакан, или что-то типа того. Куда собирается энергия. — И каким же образом она туда собирается? Почему? — А разве ты сам никогда не видел эту чашу? — с интересом спросила Ли. — Видел, — кивнул Нергал. — И это совсем не стакан. Это скорее огромный черно-фиолетовый смерч, очень сильно замедленный во времени. Он вспыхивает множеством искр, даже плюется ими… Мои ноги сами остановились. — Как ты сказал? Черно-фиолетовый смерч?.. — Да. А что?.. Я вспомнил тот день, когда летел в самолете вместе с Ленкой. Иллюминатор. Белые облака. И черно-фиолетовое веретено, возникшее вдруг из ниоткуда за мгновение до того, как мы очутились на берегу. — Мне кажется… Я тоже видел ее. В момент перехода между мирами. Ли с Нергалом тоже остановились. Переглянулись. — Но это невозможно, — полувопросительным тоном проговорила Ли. — Чаша принадлежит Верхнему миру. Ее нельзя увидеть ни в каком другом месте. Нергал задумчиво покачал головой. — Может быть. А может, и нет. Арес говорит, что в своем внемирье тоже однажды встречался с чем-то похожим, только очень маленьким. — Это он тебе после пьянки рассказал? — насмешливо протянула Лилит. — Между трогательной историей о том, как его сонного на карусели катали и повестью о доблестной… — Нет, — перебил ее Нергал. — Гораздо раньше. Тебя, может, тогда еще и на свете не было. Ли изумленно выгнула тонкие яркие брови. — Вот как? Так вы давно знакомы?.. — И что он с ней сделал? — спросил я, возвращаясь к главной теме и чувствуя, что прямо здесь и сейчас передо мной вдруг приоткрылось что-то очень важное и таинственное. — Попытался уничтожить, — отозвался Нергал. — Удалось? — Нет. Она лишь разделилась на крошечные частицы, но не исчезла. Не умерла. Другими словами, она бессмертна. — Скажешь тоже, — рассмеялась Лилит. — Бессмертны только боги!.. Поймав выразительный и пристальный взгляд Нергала, она вдруг умолкла, Улыбка медленно съехалась. — Да ладно, — проговорила она. — Почему нет? — пожал плечами Нергал. — Когда-то ведь уже происходило нечто похожее. — Эй, погодите, вы о чем? — сгорая от любопытства, поспешил я вмешаться в разговор. — О чем речь? — Возможно — о будущем новом боге, — отозвался мой патрон. — Ведь зодчих вселенной никто не рождал, они каким-то образом появились сами. Может быть, из такого же вихря энергии — кто знает? И тогда, может быть, чаша на самом деле вовсе не пища для нынешних богов, а зародыш, который никак не может обрести сознание и форму. Вселенная дает ему энергию для рождения, но другие боги просто пожирают ее. И, пока я подбирал челюсть с пола, двинулся дальше по коридору. — Или бывший старый, — почти шепотом выпалил я. Нергал резко остановился. Обернулся. — Что ты сказал? Какой еще бывший старый?.. — Ну, если древние зодчие вселенной растворились в ней так, что могут переходить из одного мира в другой, как им вздумается… — медленно проговорил я, пытаясь собрать все свои разрозненные мысли во что-то стройное. — Значит, они могут быть везде, так ведь? И если бы вдруг им опять захотелось материализоваться… Это могло бы случиться в самых разных точках вселенной. Даже в моем прежнем мире. Поэтому я и сказал, что это может быть вовсе не новый, а как раз наоборот, очень древний бог. Из числа тех, что однажды уже родились во вселенной. Или… Или просто уже однажды точно так же материализовывались?.. — неуверенно закончил я. Вокруг воцарилась абсолютная тишина. Ли вытаращилась на меня, как на чудо. Нергал, казалось, завис и переживал длительный процесс перезагрузки. — Нужно найти Сотота, — проговорил он, наконец. — У него должны быть ответы. Так мы добрались до комнаты с порталами. Зеркала перехода стали полупрозрачными и едва поблескивали над клеймами начертаний, светящихся на полу. — Это… порталы Эреба? — удивился Нергал, разглядывая тусклые вензели на камне. — Они сделаны старинным способом, через символ пролонгированного перемещения. — Он их не делал, а только перенес из одного места в другое, — пояснила Ли, приблизившись к порталам. — Эти символы он отыскал где-то в одной из древних пещер и повторил их здесь. С тех пор он был одержим изучением открывшихся пространств. Думаю, он сам так и не успел разобраться, где территориально находятся все эти подземелья. — Ты можешь их обновить? Ли покачала головой. — Нет. Это уровень великого мастера, которого я еще не достигла. Какой бы сволочью не был старик, одного у него не отнять — в начертаниях он разбирался великолепно. — Значит, если они угаснут… — То уже насовсем. — Ну, тогда мы вовремя пришли, — проговорил Нергал, окинув взглядом весь портальный ряд. — В какой из них нам надо? — спросил он, обернувшись ко мне. — Эммм… Я озадаченно уставился на них. В моей памяти хорошо отпечатался только цвет порталов. А вот в который из них я вошел сначала, а в какой — потом, никак не мог припомнить. — Попытка у нас, скорее всего, только одна, — заметила Ли. — После перехода портал выдохнется и закроется. А вернуться обратно к входу в школу и пройти тем же путем во второй раз мы вряд ли сможем. Я уставился на порталы, нечеловеческими усилиями стараясь точно вспомнить, как же все было. Когда мы только направлялись сюда, я был уверен, что точно все помню. Но сейчас так боялся ошибиться, что начал сомневаться.