— Да остановись ты хоть на минуту! — Нет имени. Нет сущности. Нет смысла… — бормотал Сотот, ускоряя атаки. Ли закрыла глаза. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула… — Эй, ты куда?.. — только и успел я сказать, прежде чем она поднырнула под одно из щупалец великого зодчего. И, протянув руки, красивым грудным голосом запела: — Спи спокойно, мальчик мой… Щупальце, устремившееся в ее сторону, замерло в воздухе. Нергал со злом обернулся к Ли: — С ума сошла⁈. Зависшее щупальце с размаху хлестнуло его наотмашь, швырнув через всю пещеру в дальний угол. А Лилит, не останавливаясь и прикрыв глаза, вдохновенно продолжала: — Спи спокойно, я с тобой! Баю-бай, баю-бай, Свои глазки закрывай! От печалей и обид Тебя мама защитит, Твои слезоньки утрет, Тебе песенку споет… Ее голос звучал в абсолютной тишине, как заклятье. Сотот молчал. Его глаза перестали каждый жить своей собственной жизнью и вращаться, куда вздумается. Они все смотрели сейчас на Ли. — Нужно, нужно крепко спать, Чтобы сильным тебе стать… Щупальца Сотота медленно опустились и поползли к демонице. Она продолжала вдохновенно петь, и в ее интонациях, низком голосе было что-то совершенно особенное. От чего начинало приятно щемить в груди. От чего хотелось улыбаться. Материнская нежность. Искренняя. Глубокая. Откуда вдруг все это взялось в суккубе, я не знал. Но эффект неожиданности в данном случае только усиливал впечатление, а не портил его. Зрелище было невероятным. Совершенно беззащитная демоница, баюкающая уродливого древнего бога. Нергал тоже застыл на месте, наблюдая, как щупальца Сотота медленно обвиваются вокруг Ли. Она их не оттолкнула. Наоборот, протянула к ним руки, будто и правда собиралась качать, как дитя. Глаза божества начали медленно закрываться. А Лилит все пела и пела по кругу свою простенькую колыбельную. Наконец, Сотот затих. Его туша опускалась все ниже и ниже, пока, наконец, не легла на каменистый пол рядом с демоницей. — Когда он проснется, с ним уже можно будет поговорить, — шепотом сказала Ли, поглаживая мясистое красное щупальце. — А сейчас пусть отдохнет. — Как ты это сделала? — так же шепотом изумленно проговорил Нергал. — Быть хорошей любовницей — это, знаешь ли, не только уметь спину красиво выгибать. Это целое искусство, — отозвалась Ли. — Уметь чувствовать. Уметь видеть и понимать. И давать именно то, что нужно. Если требуется — то сымитировать. А великому зодчему сейчас нужно было отдохнуть. Он загнал себя в угол и очень устал. Вот и все. Нергал хмыкнул. — Да уж… Никогда бы не подумал. — Не подумал чего? — зыркнула на него Ли. — Что суккубы — не просто тупые шлюхи, как ты привык думать? — Что спятивший и взбесившийся великий зодчий будет спать у тебя в ногах, — сказал Нергал, никак не возразив против предположений Лилит о «тупых шлюхах». Это он зря, конечно. У Ли склероза нет, ей и записывать не надо — все и так припомнит, как только шанс представится. Она выразительно изогнула тонкую яркую бровь. Но вместо ожидаемого ехидства проговорила: — Сейчас он никакой не великий зодчий, мудрый ты наш. А скорее испуганный ребенок. Он забыл так много о мире, что в некотором смысле сравнялся с теми, кто о нем еще не успел ничего понять. Детское сознание всегда тянется к женщине, потому что ребенок в первую очередь ищет мать. А не какую-то дурацкую мертвую курицу! — смерила она Нергала строгим взглядом. — Что это вообще было?.. — Ну э-ээ… — протянул Нергал, отводя глаза. — Не важно. — Что значит «не важно»? У него хрупкая и нежная психика! — Это не мешало ему до смерти сношать девственниц своими тентаклями! И вообще, тебя никак не смущает, что у него никогда не было матери? Может, его сейчас совсем другие ассоциации умиротворяют, а вовсе не те, что ты думаешь? — Ну спасибо, что хоть об этом не стал вспоминать при ребенке! Сотот вздрогнул от звука ее голоса, веки чуть приоткрылись. Но Ли ласково погладила одно из них, и глаза великого зодчего опять закрылись. Нергал только руками развел. — Может, покурим? — предложил я. Мой патрон сначала кивнул, а потом с кривоватой улыбкой покосился на Ли. — Конечно, если наша местночтимая богомать позволит. Та сердито шикнула. — Очень смешно! Мы устроились на большом валуне и закурили. Сладковатый табачный дым заклубился в пещере, как таинственный туман. — Как думаешь, он действительно успокоится, когда поспит? — спросил я. Нергал только плечами пожал. А потом добавил: — Успокоиться, Даня, это даже еще не полдела. Важно, чтобы он вспомнил себя. — Может, ему нужно больше энергии? — предположил я. — Что, пойдешь новые объявления на столбах вешать? «Нужен мне прирост ворот, вот вам новый бог — Сотот?» Я чуть не рассмеялся. — А ты, оказывается, поэт? — Всего лишь слабый подражатель, — хмыкнул он. — Но звучит-то неплохо! — Я тебе дам «неплохо», — уставился на меня своим цепким взглядом Нергал. — О Сототе нельзя трубить. Он не просто опальный или какой-то непопулярный, а официально забытый бог. И при этом — наш козырь в рукаве. Но в таком состоянии он скорее проблема, чем оружие. — Слушай, а разве боги вообще могут впадать в старческое слабоумие? — Откуда мне знать? Никто до сих пор не жил в материальной оболочке столько, сколько он. Я вздохнул. — В конце концов, нам совсем необязательно непременно сделать его совсем нормальным. Так ведь? Главное — суметь найти подход. Чтобы он пошел на контакт и перестал воспринимать в штыки каждое слово. Нергал покосился на меня. Усмехнулся. — Хоть бы перестал пытаться убить всех вокруг ударом тентакля — уже был бы прогресс. Ладно, посмотрим… Надеюсь, он скоро проснется. Но Сотот спал долго. По ощущениям — часа четыре, не меньше. Под конец я смотрел на нашу Ли, как на героиню — все это время она терпеливо продолжала стоять в объятиях щупалец, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Наконец Сотот стал просыпаться. Приоткрыв еще полубессознательные глаза, он принялся молча нас разглядывать, не выпуская Лилит из своего плена.