– Я понял, – сказал Евген, помолчал и спросил: – Что, солдаты в самом деле прибудут? – Думаю, что прибудут, – сказал Марко. – Вот только когда – не знаю. Может, к вечеру, как я сказал. Может, ночью или к утру… – Значит, мне ты доверяешь, а Павлу не доверяешь? – спросил Евген. – Почему же так? Марко хотел что-то сказать, но почему-то не сказал. Он лишь надвинул селянский картуз себе на глаза и по-селянски похлопал руками по бокам. Так в здешних краях делали все селяне, готовясь к какому-то трудному и решительному делу. – Спасибо за ответ, – скупо усмехнулся Евген. – А тогда – откровенность за откровенность. Тут вот какое дело… Пока вы ловили вашего карася, ко мне подошел один селянин. Утром мы выставляли на опознание двух убитых у Панского брода… – Ну? – спросил Марко, с прищуром взглянув на Евгена. – Подошел он ко мне, этот селянин, отозвал меня в сторону и шепчет: так, мол, и так, а ведь один из убитых – мой знакомец! Тот, который с пулей с сердце. Звали его Гаврило Лащ. В зятья, говорит, мне набивался, оттого и знаю. Не наш он, не из Березичей и не с хуторов, а из села Купины. Это, если ты не знаешь, в тридцати километрах от нас. Ну, говорю я тому селянину, значит, тебе придется искать другого зятя! Да ты погоди, говорит мне этот селянин, я ведь не все еще сказал! И говорит: этот Гаврило был хорошим знакомцем нашего участкового Павла Онысько! Я сам, говорит, видел, как они встречались и о чем-то говорили. А где, спрашиваю, они встречались и сколько раз? Ну, говорит, этого в точности я не знаю. А только я два раза видел, как Гаврило Лащ выходил из дома Павла Онысько. Два раза! В ночное время. Так ведь по ночам, говорю, темно, и ты мог спутать Гаврила с кем-то другим. На это селянин мне и говорит: уж кого-кого, а Гаврила я бы ни с кем не спутал. Потому что все глаза он мне измозолил, просясь ко мне в зятья. Он, значит, просился в зятья, а я – не хотел, чтобы он был моим зятем… Тогда я спрашиваю того селянина: а сам-то ты что делал ночью у дома Павла Онысько? А ничего, говорит, я не делал, просто живу я от него неподалеку. Выхожу ночью к скотине, гляжу – Гаврило вместе с участковым. Прощаются, значит, у калитки. И так – два раза. А, может, и не два, а больше, но того, говорит, я не видел. Так ты, говорит мне тот селянин, передай тем, кто приехал из города… Потому что это очень даже подозрительно. Но только, говорит, ни в какие свидетели я не пойду, так и знай! Это я говорю тебе так, без всякого свидетельства. А если, спрашиваю, тем, кто прибыл из города, захочется с тобой увидеться? Можно, говорит, но только так, чтоб об этом никто не узнал. Скажем, ночью. Евген умолк и стал смотреть куда-то вдаль, в сторону Панского брода. А затем спросил у Марка: – Что, понравилась тебе моя сказочка? Будешь встречаться с тем селянином, чтобы проверить, правду я тебе сказал или сбрехал? Если захочешь встретиться, то я сведу. – Не буду я с ним встречаться, – помолчав, ответил Марко. – Зачем? Ты и так мне все рассказал. Тем более вдруг кто увидит нашу встречу, несмотря на ночное время? Подставим мы тогда того селянина, чего доброго, под бандитскую пулю. – Ну, дело твое, – спокойным, почти безразличным тоном проговорил Евген Снигур. И вновь стал подчеркнуто внимательно смотреть вдаль, в сторону Панского брода. – И что ты об этом думаешь? – спросил Марко. Евген ответил не сразу. Вначале он перестал смотреть вдаль, потом перевесил автомат с одного плеча на другое, затем пристально взглянул на Марка и сказал: – Наверно, то же, что и ты. – Ну да, Перемога где-то рядом… – согласился Марко. – Думаешь, что Павло Онысько и есть Перемога? – спокойным, почти равнодушным тоном просил Евген. – Перемога он или не Перемога, этого мы пока не знаем. Если бы все это было так просто, тогда бы мы уже давно их всех переловили! – вздохнул Марко. – Так-то оно, конечно, так, – согласился Евген. – Но ведь не доверяешь же ты ему, разве это неправда? Сам дал мне понять. Значит, есть у тебя причина, чтобы не доверять. – Недоверие – это еще не доказательство. – А его знакомство с Гаврилом Лащом? А то, что он никому не сказал, что знал его? Почему он не сказал? Или, может, ты думаешь, что тот селянин мне все сбрехал? – Нет, не думаю, – сказал Марко. – А только и это еще никакое не доказательство. А всего лишь повод к еще большему недоверию. Мало ли по какой надобности они встречались – этот самый Гаврило Лащ и Павло Онысько? Причин может быть много. – Так что же будем делать? – спросил Евген. – Что делать? А вот что. Когда сделаешь все свои дела, приходи. Посовещаемся подробнее, что нам делать. Подумаем. И еще. Присматривайся к участковому. Но так, чтобы он этого не увидел и не почуял. Евген в знак согласия кивнул, развернулся и ушел. * * * Тарас торопился. Он прекрасно понимал, что ему надо попасть в город как можно скорее и вернуться обратно в Березичи тоже как можно скорее – еще до наступления ночи. И, конечно, не одному, а вместе с солдатами. Потому что ночью, скорее всего, в Березичи придут бандиты. Они придут, чтобы отбить того самого карася, которого смершевцы вместе с милиционерами выловили в одной окраинной клуне недалеко от Панского брода. А коль придут, то, значит, будет бой. А будет бой – будут и чьи-то смерти. И ладно бы это были смерти бандитов. Но нет, полягут и «ястребки», и милиционеры, и, может так статься, кто-то совсем посторонний. Пуля – она ведь не разбирает, она – слепа, тем более в ночное время. Да, но когда ты – пеший, то тут хоть торопись, хоть не торопись, а толку от того все равно немного. Вот бы попутную подводу с лошадью! Тогда, конечно, другое дело. Тогда-то Тарас домчится до города с ветерком, все дела мигом уладит и с таким же ветерком прибудет обратно в Березичи – с солдатами. Да вот только нет никакой попутной подводы – хоть оглядывайся, хоть не оглядывайся, хоть прислушивайся к далекому тарахтенью колес, хоть не прислушивайся… Но, как гласит цыганская поговорка, кто идет по дороге с чистой душой, тот обязательно встретит на пути удачу. Вдруг Тарасу почудилось, что сзади него затарахтели колеса и зафыркала лошадь. Да неужели? Он остановился и прислушался. Точно, тарахтенье колес и фырканье лошади! Ну уж этого долгожданного момента упустить никак нельзя! Вскоре из-за кустов ольшаника показалась и бричка, запряженная даже не одной, а двумя лошадьми. Тарас встал на середине дороги и поднял руки. Бричка замедлила ход и остановилась. В бричке сидели двое – пожилой дядька, по виду селянин или хуторянин, и девушка. Может, это была его дочь, может, невестка или еще кто-нибудь – Тараса сейчас это не интересовало. – Дядько, богом тебя молю! – сказал Тарас. – Добрось до города! Спешу, аж падаю! А ты вот на конях! Я хлопец тихий, никого не стесню! Какое-то время дядька раздумывал, затем молча кивнул и указал на бричку: садись, мол, да и поедем. – Вот спасибо тебе, дядько, вот уж спасибо! – радостно сказал Тарас. – Ведь это же сколько грехов спишет тебе бог за твою доброту! Тронулись, причем рысью, и такая скорость очень обрадовала Тараса. Какое-то время ехали молча, но что же это за езда, если молча? Так в Полесье не бывает. Когда едешь в одной бричке, надо о чем-то говорить. – Сам-то – откуда будешь? – покосился на Тараса дядько. Да и дивчина также глянула на Тараса с интересом. – Из Березичей я, – сказал Тарас. – Ну да? – не поверил дядько. – Сам-то я из Купин, но в Березичах знаю почти всех. А вот тебя не знаю. – Так ведь я там недавно, – сказал Тарас. – В примаки налаживаюсь к одной красавице. Вот, иду в город за подарками. Чтобы, значит, красавица еще больше меня любила. Оно ведь дело известное. Какой же ты примак, если без подарков? А, горлица? – подмигнул он дивчине. – Разве я не прав? – И к кому это ты наладился в примаки? – поинтересовался дядько. – А вот этого я тебе не скажу! – рассмеялся Тарас беззаботным смехом. – Даже и не проси! Потому что оно ведь как. Скажешь – и ничего не получится. Даже несмотря на подарки. Уж такое это тонкое дело, определяться в примаки! Ты со мной согласна, красавица? – И Тарас вновь подмигнул дивчине. – Ну не хочешь, так и не говори, – равнодушно произнес дядько. Какое-то время ехали молча. И тут дядько вдруг с досадой произнес несколько крутых слов и резко натянул вожжи. Лошади остановились. – Что такое? – недоуменно спросил Тарас. – А вот ты погляди сам! – зло произнес дядько. – Чтоб вы сквозь землю провалились! Только вас и не хватало! Прямо посреди дороги, не давая проехать подводе, стояли двое мужчин. Оба они были вооружены: один – держал в руках карабин, а другой – немецкий автомат. – Ага! – прищурив глаза, сам себе сказал Тарас. Дело было вполне понятным. Это были те, из болот. Точнее сказать, один из постов на пути к городу. Что им здесь было нужно? Понятно что. Они должны были проверять каждую подводу – не везут ли в ней пойманного милиционерами и смершевцами ночью важного заграничного карася. – Что-то музыка стала печальной, и горилка закончилась враз… – промурлыкал Тарас две строки из песни, которую он когда-то распевал, будучи музыкантом в ресторане. Давно это было, до войны, совсем в другой жизни. Тогда и сам Тарас был другим, да и не был он тогда Тарасом. Бандиты тем временем, держа оружие наизготовку, не спеша подошли к подводе. Дядько слез с брички. Хотела слезть и дивчина. «Сиди на месте!» – шепотом приказал ей Тарас. И сам также остался сидеть, лишь его правая рука незаметно, будто сама по себе, придвинулась к карману пиджака. – Кто такие? – спросил один из бандитов у дядьки. – Куда едем? Зачем? – Из Купин мы, – угрюмо ответил дядько. – Вот дочку в город везу. К доктору. – А для чего? – не столько веселым, сколько похабным тоном поинтересовался бандит. – Неужто нагуляла себе пузо? Ну, с такой-то кралей и я бы не прочь… – И довольный своей шуткой, бандит рассмеялся, а вместе с ним засмеялся и другой бандит. – Нет… – помотал головой дядько. – Замолкни! – велел ему веселый бандит. – И подними-ка руки! А я тебя обыщу! – Да нет у меня ничего такого, – сказал дядько, поднимая руки. – Из Купин мы… В город, к доктору… – Сказано – закрой рот! – лениво произнес бандит и принялся обыскивать дядьку. Обыск ничего не дал. Бандит с ленивым прищуром посмотрел на Тараса. – Ну а ты чего расселся? – спросил бандит у Тараса. – Или, может, обделался от страха? Так ты нас не бойся. Мы люди добрые. Хотя… Кто ты вообще такой? – А это – мой зять, – вдруг произнес дядько. Тарас с удивлением взглянул в его сторону. Вот ведь какое дело – заступился за него дядько! Пытается его спасти от беды! Никто его о том не просил, а он пытается! Ой, спасибо тебе за это, дядько, ой, спасибо! А только вряд ли такой нехитрой ложью можно уберечься от напасти… Но все равно спасибо тебе, дядько! – А, так это, значит, ты тот самый и есть, что смастерил ей пузо! – указал бандит на дивчину и вновь расхохотался. – Молодец, коль так. Ну, ступай ко мне. Обыщу заодно и тебя. – Так нет у меня ничего такого, – пожал плечами Тарас. – Из Купин мы… – А вот мы сейчас увидим, есть или нет, – хмыкнул бандит. Не спеша, нарочито расслабленным шагом и с притворно испуганным выражением лица Тарас направился к бандиту. Исподволь и незаметно он поглядывал и на другого бандита. Тот, другой, шел сейчас к подводе обыскивать бричку. Когда до бандита, к которому шел Тарас, оставалось всего два или три шага, Тарас вдруг указал пальцем за спину бандиту и крикнул испуганным голосом: – Ой, а что там такое? Оба бандита невольно оглянулись, и это решило исход дела. Тарас стрелял, не вынимая пистолета из кармана. Все произошло мгновенно, буквально за какую-то секунду. Хватило двух выстрелов. Оба бандита упали. Дядько ошарашенно разинул рот. Дивчина испуганно вскрикнула. Тарас подбежал к первому бандиту – он был мертв. Мертвым был и второй бандит. Тарас, торопясь, обыскал оба тела, но ничего особенного не нашел. У одного из бандитов был за пазухой пистолет – Тарас торопливо сунул его себе в карман. Затем он поднял с земли карабин и автомат и зашвырнул их в наполненную водой канаву на обочине дороги. – Помоги! – сказал Тарас дядьке. – Что? – переспросил дядько: он никак не мог прийти в себя.