– Приходи послезавтра, – сказал женский голос. – Ну, иди. Трепетный огонек свечи тут же погас. Это означало, что невидимая Снигуру и Онысько женщина вошла в хату и затворила за собой дверь. – Эх! – сокрушенно произнес Олекса. И, если судить по звукам, стал спускаться с крыльца. Павло и Евген отпрянули в сторону. Олекса прошел мимо них, не заметив их и не почуяв. – Слышал, о чем они говорили? – шепотом спросил Павло у Евгена. – Не глухой, – ответил Евген. – Интересный разговор, не правда ли? – сказал Павло. – Очень даже интересный. Вот зачем бабе знать все эти подробности? Кого увезли, с солдатами или без солдат, что сталось со Свиридом Зеленюком, жив ли Стась Швайко… – Баба, она всегда любопытная, – пожал в темноте плечами Евген. – Потому и спрашивала. А завтра растрезвонит о том по всему селу. Обычное дело. – Ты так считаешь? – с сомнением спросил Павло. – А что, если оно не так? Если дело здесь не в бабьем любопытстве? – А тогда в чем? – А в чем-то другом. – А что это за баба? – спросил Евген. – Я-то ее и не знаю. А ты знаешь? – Знаю, – ответил Павло. – Я в селе знаю всех. Да и на хуторах тоже… Ганна Кравчук. Вдова. – А мужа что же – убили на войне? – Нет, не на войне. Да они и перебрались к нам в село совсем недавно – после войны. Она и муж. Вроде как эта хата досталась им в наследство. Раньше здесь жила старуха Ворониха, а потом, значит, умерла. А эта Ганна вроде как бы ее родственница. Ну и перебрались они с мужем в эту хату, как не стало старухи. – А раньше где они жили? – Вроде как в другой области. Так сказала мне сама Ганна. – А муж-то куда подевался? – Вот тут дело интересное, – не сразу ответил Павло Онысько. – Вроде как ушел однажды на болота, да так и не вернулся. Пропал. Вроде как утонул в болотах. Так сказала сама Ганна. Она приходила в сельсовет с заявлением, чтобы, значит, мы поискали ее мужа. Да ты что же, не слышал? – Я хуторской… был, – запнулся на слове Евген. – На хуторах свои слухи. И что же, никого не нашли? – Это на болотах-то? Будто сам не знаешь, что это дело гиблое. Коль уж пропал человек на болотах, то хоть ищи его, хоть не ищи… Сколько их на нашей памяти пропало – вот так-то? Пошел на болота, ступил один неверный шаг, и тебя уже нет. Год назад это было. Почти сразу, как пришла советская власть. – И что, с той поры эта Ганна так и живет одна? – Почему же одна? – усмехнулся Павло. – Вот Олекса к ней по ночам приходит. Да только не верю я… Павло хотел сказать еще что-то, но не успел. Потому что в хате вдруг скрипнула дверь, и на крыльце возник темный женский силуэт. – Это Ганна! – шепнул Павло. Женщина тем временем подошла к воротам, отворила их и вышла на улицу. Здесь она немного постояла, будто прислушиваясь к тому, что происходит в темноте или вглядываясь в нее, а затем неслышным скорым шагом пошла по улице. – Интересно, куда это она пошла? – шепотом произнес Павло. – Ведь почти ночь… Ну-ка, пойдем за ней! И Павло с Евгеном такими же неслышными шагами, какими передвигалась и сама Ганна, пошли вслед за нею. Шла Ганна довольно-таки долго. Село длинной прерывистой линией было растянуто вдоль болота, и женщина дошла почти до самой сельской окраины. Здесь она подошла к какому-то дому и постучала в окошко – не так, как стучал к ней Олекса, а обычным, торопливым и прерывистым стуком. На первый стук никто не ответил, и Ганна постучала еще раз. Только тогда на оконце отодвинулась занавеска, и чье-то лицо приникло к оконному стеклу, вглядываясь в темноту. – Откройте двери! – резким, почти приказным тоном произнесла Ганна. В доме что-то ответили или спросили, но ни Павло, ни Евген не услышали ни звука. Зато они отчетливо расслышали слова, которые в ответ произнесла Ганна. – Перемога все видит! – сказала женщина. – Это же их пароль! – удивленно прошептал Павло. – Я его уже слышал там, в хате Свирида Зеленюка… Так это же… – Цыть! – цыкнул на него Евген. – Слушаем дальше! А дальше отворилась дверь и тотчас же захлопнулась. Судя по всему, хозяева впустили Ганну в хату. Свет в хате так и не зажегся. – Кто здесь живет? – шепотом спросил Евген. – Василь и Горпина Гнатюки, – ответил Павло. – Перебрались недавно с хутора. – Этих знаю, – сообщил Евген. – Были соседями… Не знал только, что они перебрались в село. – Так в селе спокойнее, – сказал Павло. – К тому же Василю здесь предложили хорошую работу – заведовать пекарней. – Угу, – произнес Евген. – И что будем делать дальше? – Думаю, ждать, пока Ганна выйдет из хаты. А там… Честно говоря, не знаю. – Зато я знаю! – жестко произнес Евген. – Ганна уйдет из хаты, а мы войдем в ту хату! И разузнаем, что и как. – А если их там целая куча? – с сомнением спросил Павло. – Это кого же? – Болотяныков. А нас всего двое… – У тебя пистолет, у меня автомат, – сказал Евген. – Значит, нас уже не двое, а четверо. – Это так, – согласился Павло. – Но все равно, будем ждать, когда она выйдет. Ганна пробыла в хате недолго. Вскоре скрипнула дверь, и на пороге возникли два силуэта – женский и мужской. Женщиной была Ганна, а вот кто был мужчина – поди догадайся: может, это был хозяин Василь Гнатюк, может, еще кто-нибудь. Выйдя из дома, Ганна пошла в обратном направлении – откуда пришла. Евген и Павло последовали за ней. А иначе было никак нельзя – вдруг Ганна захочет зайти еще в какую-нибудь хату! Но женщина никуда больше не заходила. Она пришла к своей хате и вошла в нее. Павло и Евген для верности прождали еще добрый час, но больше Ганна из хаты не выходила, и к ней также никто не приходил. – Ну что, теперь – к Гнатюкам? – спросил Евген. Они пошли по улице быстрым шагом, чуть ли не бегом, и скоро были у дома, где жили Василь и Горпина. Глава 16 – Кто там? – спросил мужчина, приникший к оконному стеклу. – Всю ночь нет от вас покоя. – Перемога все видит! – сказал Евген. – Отпирай, есть срочный разговор. В хате что-то загремело и зазвякало, и дверь вскоре отворилась. – Перемога все знает! – полушепотом произнес хозяин. – Входите побыстрее, пока никто не увидел. В сенях было темно, и Василь Гнатюк (а это был он) не смог распознать в ночных пришельцах Павла и Евгена. – Вот сюда, в хату, – сказал он. Прошли на ощупь в хату. – Вы кто? – спросил Василь. – А ты зажги лампу – и увидишь, – сказал Евген. – Ничего, зажигай. Я позволяю. Василь зажег керосиновую лампу и глянул на гостей. – Эге… – растерянно произнес он. – Что, признал? – На лице Евгена появилась деревянная идольская улыбка. Из другой комнаты, кутаясь в платок, вышла Горпина и вскрикнула. – Вижу, что и ты нас признала! – сказал Евген. – Это хорошо. Что, поговорим? – О чем же? – угрюмо спросил Василь. – Это что же за разговор – посреди ночи? – А что, своей гостье ты тоже говорил такие же слова? – сощурился Павло.