Энтони заплакал навзрыд, утирая слёзы рукавом пиджака. Всё, что он только что выговорил в пустоту, было лишь частичной правдой. Они оба безумно тосковали по Сэму, но старались не говорить об этом вслух. Сэм звонил не часто, но звонил. Расспрашивал, интересовался, как они без него, много шутил, наказывал не ссориться, грозился, что приедет и наведёт порядок… Признавался, что влюблён в Лос-Анджелес, что ему очень по душе его работа и что у него много замечательных друзей. Пять месяцев назад Сэмюэл прислал им обоим приглашение на свадьбу. МЭДЛИН и ЭНТОНИ Сэм категорически отказался отвечать на все их вопросы. Сказал коротко, что счастлив, как никогда, что с нетерпением ждёт их в Калифорнии хотя бы за неделю до свадьбы, что зарезервирует им отель, как только они сообщат о дате своего приезда. Добавил, посмеиваясь, что даёт гарантию - они влюбятся в Дженнифер, так как не влюбиться в неё невозможно. Он категорически отказался от их предложения финансовой помощи, несколько раз повторил, что любит их и ждёт, а всё остальное – сюрприз. Как же они оба были счастливы эти несколько месяцев! Казалось, что у них самих медовый месяц. Суетились, выбирали платье для Мэди – матери жениха, покупали подарки для Сэма и неизвестной Дженнифер, которую они обязательно полюбят, вспоминали юность, изучали по компьютеру карту Калифорнии и Лос-Анджелеса, смотрели статистический прогноз погоды на май месяц… Лишь однажды, взглянув на календарь в очередной раз, Мэдлин внезапно побледнела и схватила Тони за локоть: «Боже, зачем они выбрали эту дату? День скорби, годовщина концерта Арианы Гранде, теракт в Арене… Раненые, убитые, дети… Несчастные матери… Как это я сразу не заметила?» Тони гладил её медную гриву, плечи в конопушках, целовал руки, потом назвал её суеверной тёткой и приказал выбросить всё дурное из головы. Билеты были куплены на десятое мая, гостиница заказана, чемоданы почти собраны. Ночью с 8-го на 9-ое в доме зазвонил телефон. Гудков было много, но пока Тони искал затерявшиеся под кроватью тапки, чтоб подойти к телефону в гостиной, телефон умолк. Зато разлился трелью его мобильник. Тони плохо помнит все детали этого звонка. Что это было? Глупый розыгрыш? Злая жестокая шутка? Звонили из Лас-Вегаса и просили приехать опознать тело… Что было дальше, он тоже плохо помнит. Жуткий крик, нет, протяжный стон, животный вой своей жены… Лас-Вегас, полиция, морг, у морга зарёванная белобрысая девочка - Дженнифер, которую срочно вызвали из Лос-Анджелеса. А на металлическом столе - закрытое тело. Приподняли простыню, под ней лежал их мальчик с чёрным завитком надо лбом, только очень бледный, будто и не жил никогда в солнечной Калифорнии. Когда Мэди выписали из больницы после обморока и сердечного приступа, случившегося там же, в морге, Энтони уже всё организовал. Разрешение на перевоз тела самолетом домой в Англию и билеты на самолёт. Настоял на немедленном отъезде Дженнифер домой к маме. Несколько раз пытался понять неправдоподобную в своей ужасающей простоте историю о смерти сына, которую сбивчиво рассказывал ему Эдвард, лучший друг Сэма… Традиционная холостяцкая предсвадебная вечеринка в Лас-Вегасе с друзьями в Хилтоне… Сэм, которого нашли наутро возле Банкомата за углом отеля с ножевой раной. Удар был нанесён сзади. Лезвие попало прямо в сердце... Паника, полиция, вызов родителей и невесты… Убийцу нашли по видео банковской камеры слежения. Обычный наркоман, которому была нужна очередная порция. Нашли и арестовали его, совсем ещё мальчишку, на мусорной свалке неподалёку от ярких огней города греха, где он валялся с кошельком Сэма в кармане засаленных джинсов. Их мальчик погиб не в массовой перестрелке, не от руки террориста, не по политическим мотивам, не из-за ненависти к «чужим»... Их мальчик погиб самой нелепой смертью ровно за две недели до своей свадьбы. Мэдлин настояла на кремации. Тони не противился, боялся услышать ещё раз её звериный вой. 22-го Мая, в День Скорби, она высыпала из урны в тихие воды Мeрси прах единственного сына. И только уже потом, подойдя к двери их дома, она хрипло сказала Тони «Уйди!», и замолчала. *** С того дня прошло три месяца и девять дней... Тони вздрогнул от телефонного звонка мобильника. Звонила Мэди: «Тони, приезжай, пойдём вместе на реку. Я хочу, чтоб ты сказал кадиш!» НАСМЕШКА СУДЬБЫ 1. После тяжелого рабочего дня, лёжа в постели, Маша медитировала под монотонный голос Луизы Хэй. На 97-ой из ста жизнеутверждающих установок «я здорова, меня ничего не беспокоит», её растолкал Миша. «Тебе Элька звонит, говорит, что срочно», - сказал он, протягивая жене мобильник. «Ты мне нужна! Приезжай»! - прозвучал в трубке настойчивый голос подруги. «Сейчас? Что-то случилось? У твоих всё в порядке? - забеспокоилась Маша. - Давай перенесём на завтра, у меня спина разламывается», - попросила она. Безапелляционный Элин ответ «Сейчас!» не оставил ей выхода, как кряхтя, подняться с постели. «Завтра не забыть пойти на иголки», - вспомнила она, натягивая на себя спортивные штаны под Мишино бурчание. - Маша, что же ты такая бесхарактерная! Элька свистнула, и ты уже бежишь… Ты что, забыла, как она тебя обидела? Ты потом несколько месяцев пролежала, в себя прийти не могла. Она тебя даже с днём рождения не поздравила, подружка называется… Маша была уже у двери, а муж всё не унимался. - Ну, куда ты в ночь едешь? Нет, вас баб никогда не поймёшь… - Миша, а что тут понимать? Эля первый раз за пятьдесят лет нашего знакомства у меня что-то попросила. А ты «бабы, бабы». Значит, я ей нужна! До Санта Моники даже в девять вечера ехать пришлось почти 40 минут. Дорога была знакомая, не первый год Маша туда ездила, и она даже не заметила, как погрузилась в воспоминания. Они с Элей действительно были знакомы ровно полвека - с тех пор, как посадили их, семилетних, за одну парту. Пару лет они по-детски настороженно приглядывались друг к другу, а потом сдружились. Странная эта была парочка - совершенно неподходящая на первый взгляд. Маша - хорошенькая, тоненькая, спортивная. Эля - пухленькая, неуклюжая, подслеповатая, с громадными очками на круглом, как шар лице. Их в школе и прозвищами наградили: Машка - хохотушка, Элька - тихоня. Так всё и было: Машу хлебом не корми, дай поболтать да посмеяться, а Эля в книжки зароется, слова из неё не вытянешь. Но это для других, а когда они оставались наедине, никак не могли наговориться: и о страхах своих детских, и о сомнениях, и о любви. Обе знали, что никогда и никому не расскажут о своих минутах откровения, и что такое доверие к другому человеку – редкость. После школы дороги их разошлись. Эля уехала в Москву и поступила в Первый Медицинский. Машу, несмотря на пятую графу, приняли в местный Политехнический институт. Пару лет они переписывались, а потом… А потом началась взрослая жизнь, у каждой своя, так и потерялись навсегда. Как же они удивились, когда спустя много лет, гуляя по Променаду в Санта Монике со своими семьями, случайно встретились. «Этого не может быть, откуда ты здесь? Как давно?» - перебивали они друг дружку, жадно вглядываясь в знакомо-незнакомые лица. Хотелось всё расспросить, рассказать, познакомить с мужьями и детьми, и больше уже не расставаться. Довольно долго, встретившись вдвоём в кафе, они вздыхали «а помнишь…», и эта связка была важнее всего. Разглядев друг друга поближе, обе поняли, что совершенно они разные, и не только внешне. Маша за эти годы раздобрела (где эта тонкая талия и торчащая попка), стала домоседкой и кудахтала над своим Мишей и детьми, как над цыплятами. Работа с 9-ти до 5-ти в строительной фирме её вполне устраивала, а дома – обед, телевизор и книжки о чужой любви. Миша-Маша были образцовой семейной парой: ни ссор, ни скандалов, вся жизнь была распланирована наперёд. Они даже внешне были похожи – два румяных колобка. Эля, на удивление, превратилась в стройную и привлекательную женщину. Она сменила очки на линзы, и её новое радостное лицо с серыми в рыжую крапинку глазами, нисколько не напоминало прежнюю Эльку. О своей тяжёлой работе - медсестрой в госпитале она рассказывала нехотя. Но как только Эля заговаривала о путешествиях, прошлых и будущих, её голос звенел от возбуждения так, что хотелось немедленно собирать свои рюкзаки и чемоданы и следовать за ней. Муж её, Женя, бывший геолог, до сих пор был помешан на турпоходах, бренчал на гитаре и любил собирать у себя гостей. Они опять сдружились, теперь уже семьями. А у женщин появились свои новые тайны, как прежде. Как-то Маша встретилась с Элей на запланированный заранее утренний кофе. После изнурительного ночного дежурства подруга выглядела удивительно свежей, с искрящимися глазами, как после длительного отпуска. Маша не выдержала и спросила, в чём же секрет. Элька в ответ только рассмеялась: «Роман завела с пациентом. Да не смотри ты на меня так! После того, как он уже выписался. А причём здесь Женька? У нас всё хорошо. Это же никому ни во вред, если быть осторожной. Во-первых, он никогда не узнает, а во-вторых, бросать я его не собираюсь, лучше мужа всё равно не найти. Лизоньке я уже не нужна, уезжает она в Бостон учиться. Так что всё в полном порядке». Эля задумалась и, глядя в глаза школьной подружки, неожиданно продолжила: «Помнишь, как там, у Окуджавы, «вот уж день прошёл, так и жизнь пройдёт, словно сад осенний опадёт». - Так что, сидеть и ждать, когда жизнь пройдёт? Ну, уж нет, жить надо так, чтоб потом было, что вспомнить! А ты, что, никогда? Ну и дурочка!» Маша подругу не осуждала, слегка завидовала, но не в её характере было бросаться в авантюры. «Ох, и рисковая же ты!» - говорила она Эльке, которая после этой встречи ещё лет десять рассказывала ей про свои новые увлечения. Её романы, как правило, длились около года, а потом сходили на нет. Эля, казалось, и не переживала. «Зато будет, что вспомнить на смертном одре», - с усмешкой повторяла она всегда одну и ту же фразу. *** Сейчас Маша мчалась к Эле, несмотря на недавнюю обиду и размолвку. Началось всё с того, что Маша полтора года назад попала в автомобильную аварию и серьёзно повредила спину. Эля, конечно, кинулась помочь. И снимки немедленно организовала, и самых лучших врачей насоветовала, и весь план Машиного выздоровления выстроила. Маша, неожиданно для всех, воспротивилась и решила лечиться нетрадиционными методами. В ход пошли целители, бабки-знахарки, костоломы и гипнотизёры. Невыносимые боли продолжались. Тогда она решила, что ей этот урок дан свыше «в наказание», и записалась на курсы Рейки и Кабалы. Её как подменили. Она стала разговорчивой, как когда-то, любила пофилософствовать о земных и неземных жизнях, о карме, о реинкарнации… Спина болела по-прежнему. Лекарства от боли Маша не принимала. Знакомый иглоукалыватель намешал ей смесь из китайских травок, пообещав стопроцентный результат, и она снова стала жить очередной надеждой. Из-за этого они с Элькой впервые в жизни и поссорились. Эля просто зашлась в крике, обозвав Машу средневековой идиоткой. «Ты кому это говоришь, мне? - вопила она. - Я ведь медик! Вы все одурели со своей альтернативной медициной, органической пищей и духовным ростом! Если б ты меня слушалась, давно забыла бы о своей проблеме! Посмотри, во что ты превратилась! Жрать надо меньше, чтоб вес сбросить! Для твоей спины это важнее, чем молитвы и советы мошенников!» Подъехав к знакомому дому, Маша, к своему удивлению, увидела пустое парковочное место, где обычно стояла Женина машина. Тут же в голове мелькнула ужасная мысль, вытеснив собой все обиды и размолвки: «Элька попалась, Женька всё узнал о её последнем ухажёре и ушёл от неё. Вот что она хочет мне рассказать…» Дверь на втором этаже была открыта. Эля выглядела непривычно растерянной. «Женьки нет, он прилетит завтра первым рейсом из командировки. Поэтому ты мне была нужна сегодня», - ответила Эля на немой вопрос, помогая Маше сесть в кресло. «Ты только меня не перебивай, Машенька, сиди и слушай. Я сегодня по своему желанию уволилась с работы. Мы с тобой не виделись давно. Со мной что-то происходить стало. Про твой день рождения, вот, начисто забыла, ты уж извини. Путаю всё, забываю, даже имя последнего любовника вдруг из головы выскочило, - попробовала пошутить Эля. - А если всерьёз, то месяц назад я перепутала лекарства и принесла не тому больному. К счастью, вовремя спохватилась. На прошлой неделе не могла вспомнить фамилию врача, с которым работаю вместе больше десяти лет. Тем же вечером с трудом нашла дорогу домой. Стояла, как вкопанная, и гадала, мой это дом или чужой…» Эля замолчала, вдохнула, выдохнула и продолжила, глядя в пол: «Короче, сделала я тест и получила сегодня результат…Альцгеймер у меня, прогрессирующий… Об этом ещё никто кроме тебя не знает, даже Женька».