Было уже поздно, когда Анна Михайловна очнулась и неожиданно для самой себя легко распрямила плечи. Домой она хотела, домой! Теперь она точно знала, что ей для этого нужно: синее платье и краска - рыжая краска для волос, которой она не пользовалась уже сорок лет. Когда придёт время, она позвонит не сыну, а его жене Рите. Если по справедливости, Ритка ведь умница, и наверняка сможет понять, о каком доме идёт речь. Ведь всё так просто… как в детстве… - Папка, я к тебе в домик хочу! Чтобы близко к небу! ОБЕЩАНИЕ За последние два месяца у меня было две неудачные попытки написать эту историю о чужой жизни. История правдивая, но никак не складывалась у меня в единое целое. Вероятно, мне просто не хватало фактов. К тому же, будучи сторонним наблюдателем, очень нелегко писать о жизни людей, которых ты на самом деле плохо знаешь, хоть и видишься с ними на протяжении многих лет. Это история о Питере и Аги, венгерских евреях-эмигрантах. *** Мы встретились в местном бассейне четырнадцать лет тому назад. По странному совпадению Аги старше меня на четырнадцать лет. Для своих лет она выглядела очень моложаво. Белозубая улыбка, безукоризненная стрижка, идеальные ногти и плотное, загорелое тело в бирюзовом израильском купальнике не могли не нравиться. Эта привлекательная женщина немедленно пожелала со мной познакомиться и представить «новенькую» не только Питеру, но и всем, кому могла. Аги хотела знать всё и обо всех. Для знакомств и общения она выбирала одну из плавательных дорожек. Если ей не удавалось разговорить собеседника, искренне удивлялась: «Кто же ходит сюда плавать, когда можно так славно поболтать?» Обижать улыбчивую и дружелюбную сводню никому не хотелось. «Максимально ограничить информацию о себе, выслушивать её байки вполуха, и никаких чересчур близких отношений», - наказала себе я. Аги очень настороженно относилась к русским. «Мне и моему мужу удалось сбежать от «ваших» после венгерских событий 56-го года только с третьей попытки», - заявила она. Она долго выпытывала у меня, истинная ли я еврейка, как мне удалось эмигрировать, моё отношение к бывшей родине. В конечном счёте, она смирилась с моим советским прошлым и записала в свой «список друзей». Сама же она никогда не снимала с шеи звезду Давида. Что меня по-настоящему поражало в Аги при каждой встрече, так это её неожиданный ответ на стандартное приветствие - как поживаешь, Аги? Её оживлённое лицо превращалось в плаксивую гримасу, и изменившимся голосом она произносила всегда одну и ту же фразу: «Пока ещё жива…» Это настолько не подходило к её образу - энергичной, здоровой и оптимистичной женщины, что ничего кроме недоумения у меня не вызывало. Через минуту она превращалась в прежнюю жизнерадостную Аги, а я, со временем привыкла и перестала обращать внимание на её странности. Аги не всегда болтала только о пустяках. Порой она затевала серьёзные споры с собеседниками и отстаивала своё мнение до победного конца. Такой она мне нравилась больше. Питер, на 10 лет младше Аги, крепыш, добряк и симпатяга в ненужные разговоры не вступал, а лишь снисходительно посмеивался. «Если Аги это нравится, пусть делает, что ей хочется. Она ведь получает от этого удовольствие, такого рода общение ей необходимо, как сама жизнь», - сказал он, когда мы познакомились поближе. Питер эмигрировал из Венгрии в 79-ом году, познакомился и влюбился в Аги, и с тех пор они не разлучались. Для своей Аги он был готов на всё: занимался домашним хозяйством, приносил в дом продукты и готовил обеды; он помогал ей в бизнесе, делал ремонты для жильцов дома, которым они владели, придумывал всевозможные развлечения и планировал путешествия. Меня поражало, как он терпеливо с книжкой ждал её в кресле в «предбаннике» физкультурного комплекса, пока его жена договаривала с кем-то незаконченный разговор. Иногда мне казалось, что Аги его недооценивает, но разве разберёшься в чужой жизни? Да и отношения с годами у нас стали хоть и приятельскими, но не близкими. Два года назад у Аги начались проблемы со здоровьем, походы по врачам, попытки поставить правильный диагноз. Через полтора года её было невозможно узнать. Из привлекательной женщины она превратилась в худющую, морщинистую старуху. А ещё через четыре месяца в госпитале, где от её кровати не отходил заботливый и верный Питер, стало понятно, что долго Аги не протянет. До сих пор у меня перед глазами Питер, который вносит на руках в воду её беспомощное тело и мысль, что видим мы Аги в последний раз. Её нелепая фраза «пока ещё жива» вдруг стала казаться вполне уместной. *** Недели через две в бассейне наша общая знакомая подплыла ко мне поближе и начала что-то говорить. Плеск воды заглушал слова, но я услышала имена Аги и Питера. То, что пыталась мне сказать Луиза, звучало настолько неожиданно и нелепо, что мне пришлось переспросить её несколько раз прежде, чем поверить. «Два дня тому назад похоронили Питера. Он умер от инсульта в машине прямо возле их дома… Это Аги во всём виновата! Питер так за неё переживал и не отходил от неё, а она… Кстати, никакой он ей не муж. Мало, кто знает, что стать его женой Аги наотрез отказывалась, а ведь сколько лет прожили вместе. Ей, видите ли, бывших двух мужей хватило. Первый был не слишком перспективный, как она выразилась, и она его бросила, а второго, зажиточного еврея, со свету сжила своим характером. От него у неё и дом, который она сдаёт в аренду, и немалые деньги. Ты не в курсе, а Аги Питера даже в завещание не вписала. Это за тридцать-то с лишним лет! Не хотела, чтоб ему досталось наследство. Если бы она сейчас умерла, что и должно было произойти, ему даже жить было бы негде, ведь дом только на её имя был записан. Питер за ней, как за любимым ребёнком ухаживал, и любил её бескорыстно. Посмотрим, как она будет без него сейчас, со всеми её деньгами, - взволнованно и зло говорила Луиза. - Что ты смотришь на меня так странно? Всё это чистая правда! Вы тут кудахтали над бедной Аги, ничего о ней не зная, а она - мерзкая, скаредная старуха, ни о ком, кроме себя никогда не думала». Я вернулась домой растерянная и подавленная новостями. «Какая же чудовищная нелепость! Почему так неожиданно должен был умереть Питер, крепкий и полный сил человек? Ведь он никогда ни на что не жаловался. Какая ирония судьбы, что Аги, не жилец на этом свете, осталась одинокой вдовой» - раздумывала я. - А что будет с ней? Неужели у Аги только один выход - старческий дом, она даже ходить сама не может…» Но Аги смогла. Когда через неделю я увидала её в бассейне, такую же худую, но с выпрямленной спиной, принимающую соболезнования от знакомых, я не нашла в себе силы к ней подойти. Я представила, как на мой вопрос Аги ответит своё: «пока ещё жива…» В тот момент я не могла бы ей этого простить. По-честному, Питера мне было жаль намного больше. *** Вот тогда я и решила написать этот рассказ о чужой жизни, о которой я на самом деле ничего не знала… Я сделала две попытки. Чтобы закончить его, мне нужно было что-то очень важное узнать. Мне надо было понять, почему эта женщина всю свою жизнь с молодости повторяла одну и ту же фразу даже тогда, когда на это не было никаких оснований, обладая при этом удивительной жаждой жизни. *** Я, безусловно, выразила Аги свои соболезнования при следующей встрече. Она всплакнула, сказав, что потеряла своего самого лучшего друга... Меня поразило, что Аги выглядела намного лучше, чем раньше. Она явно шла на поправку, набирала вес, кожа немного разгладилась, даже голос стал звонче. Только глаза её были по-прежнему блеклыми. У меня даже мелькнула дикая мысль, что Питер намеренно отдал ей все свои жизненные силы и умер, чтоб спасти свою любимую женщину. - Аги, кто тебе помогает? Кто возит на машине, ты ведь не можешь сама? - спросила я. - Деньги могут всё купить, - с кривой усмешкой ответила она. - Я одним своим жильцам пообещала оставить свой дом в наследство, вот они и стараются. Есть, конечно, и добрые люди, которые просто так помогают. Питера все любили, вот и мне перепадает, пока… - Расскажи мне о себе, о своем детстве, ведь я о тебе очень мало знаю, - попросила я. - А я разве тебе не рассказывала? Я не так ярко помню, что было до июня 44-го года. У нас была большая семья - родители, я с младшим братиком, бабушкой и маминой сестрой. Мы все жили в своём собственном доме в центре Будапешта. Нижний этаж сдавали в ренту венгерской семье с двумя детьми. Несмотря на войну у нас в доме был полный достаток. Хорошо помню празднование Шабата каждую неделю - веселье, смех и игры с детьми. Ну и, конечно, мамины руки, и папины поцелуи перед сном. Он всегда меня и маму дразнил, что я подкидыш, на еврейку совсем не похожа. Да… Мои светлые локоны меня и спасли... Когда мне было лет восемь, взрослые стали много шушукаться между собой, что-то обсуждать вполголоса, нас они разгоняли по своим комнатам. А в июне 44-го мне как раз исполнилось 9 лет. Так вот с этого дня я помню всё, как будто это было вчера. Аги продолжала свой рассказ, а я слушала, не перебивая. - Ты же знаешь историю Холокоста венгерских евреев. В середине июня нас всех должны были переселить в Будапештское гетто. Ну, а потом депортировать в концлагеря… Сразу после моего дня рождения входят ко мне в комнату мама и папа. Говорят: «Доченька, мы, может быть, расстанемся ненадолго. Мы обязательно вернёмся, вы нас только ждите. Мы решили, что ты и Йосик поживёте пока у наших жильцов Ласло и Марианны, на первом этаже. Мы с ними договорились, что если за нами придут немцы, то они скажут, что вы их дети. Только пообещай, что никому не скажешь, что вы евреи… И ещё, запомни самое главное - ты и Йосик должны выжить. Слышишь? Выжить! Обещай!» Через несколько дней в дом ворвались немцы. Больше я ни родителей, ни бабушки никогда не видела. Не знаю, где они погибли… Скорее всего в Аушвице… В 45-ом году из лагеря вернулась только моя тётя, молчаливая и состарившаяся за эти полгода на десять лет. Йосика мы тоже не уберегли. Кто-то из соседей на улице закричал, что он жидёнок, ему спустили штанишки, и тут же пристрелили на месте. А я, как видишь, выжила. Ласло и Марианна сдержали своё слово, Я жила у них до приезда тёти. Только потом я узнала, что мои родители заключили сделку: оформили через нотариуса передачу всей нашей собственности Ласло и Марианне пожизненно. Договор был простой - обмен имущества на жизнь детей. Я всё равно им благодарна, если б не они, не было бы и меня в живых. Ну, а потом пришли русские… А своё обещание маме с папой - «выжить» я, как видишь, выполняю. Я ещё жива!» - с гордостью добавила Аги. Так у моей истории появилась концовка. ЛЁГКИЙ ЛЕТНИЙ РОМАН Посвящается моей бабушке - Какого чёрта я согласился на эту поездку? И теперь я должен плыть на этом второсортном кораблике с паршивой едой, стариками и блеклыми женщинами? И только потому, что я не смог отказать умирающей матери? Я и её-то видел три раза с тех пор как сбежал из дома в 18 лет навсегда, - думал Ганс, заказывая второй стакан виски. - Не могла же мать всерьёз думать, что примирение между нами возможно после стольких лет, и сын сможет простить отцу то самое молчание, в котором уже угадывался ответ? Мы все тогда в конце 60-ых, захотели знать правду, кем были наши отцы во время войны... - Надо завести лёгкий летний роман… ни к чему не обязывающий… и говорить только о приятном... Хотя ночевать всё равно придется с отцом в одной каюте, следить, чтоб не упал во время экскурсий, вместе завтракать, обедать и говорить о погоде. О чём я ещё могу с ним говорить? О комплексе вины или о своей почти законченной третьей книге «Преступления нацизма»? Или о лекциях, которые я читаю в Кёльнском университете? А может, о том, что настоящей причиной развода с Ирмой было то, что я никогда не хотел детей… Из-за них всех, из-за него… боялся посадить своего мальчика ему на колени… Вот и не было никакого мальчика. - Так, впереди ещё пять дней: Малага, Лиссабон, опять Испания, а потом через канал в Дувр. В Лондоне уже снята гостиница на три дня, там не будет выхода. Но сейчас? Да, да, лёгкий летний роман, - решил Ганс и оглядел зал. Эффектная брюнетка с зелёными глазами что-то оживлённо рассказывала соседкам по столику и вдруг заливисто рассмеялась, взорвав невыносимо чопорную тишину. Чинные пожилые пары неодобрительно оторвались от десерта. - Жизнь, там есть жизнь! – обрадовался Ганс и заказал дорогую бутылку вина на их стол. - Странно, что я не видел её раньше, она здесь будто из другого мира. Итальянка? Но говорят они, кажется, на английском. Американка? Хотя все сейчас говорят на английском... *** Ане нравилось всё в этой поездке: и шесть долгожданных дней, пока она с подругой добиралась из Милана в Геную, путаясь в расписаниях поездов, и дешёвенькие отели у железнодорожных станций и предстоящий семидневный круиз. И неважно, что плыть они будут на маленьком корабле без роскоши и развлечений. Вокруг такая красота… Аня даже перестала злиться на Риту, которая всё время сбегала из длинной очереди в галерее Уффици посмотреть на кофточки в витринах магазинов. Дней не хватало, и часто Аня бродила одна почти до рассвета, напевая «Amоre, amоre…». Только бы успеть всё увидеть и запомнить… Казалось, что в мозгу уже не осталось запасных ячеек, а впереди ещё Испания и Португалия… «Сколько же я не спала ночей?» - пыталась подсчитать Аня и рухнула в койку, как только отплыли от Генуи. И только к следующему вечеру она вновь была самой собой, весёлой и жизнерадостной Аней. Всё началось за ужином с появлением дорогой бутылки вина с карточкой «Вon voyage» на их столе. На немой вопрос им указали в сторону бара, за стойкой которого сидел улыбающийся незнакомый господин приятной скандинавской наружности. Потом, когда она с Ритой сидела с ним за стойкой бара, Аня отмечала про себя его достоинства: мягкий баритон, плавная английская речь с лёгким европейским акцентом, умные серые глаза под высоким лбом, безукоризненно сидящий костюм на худощавом теле. Похоже, её ровесник, а сохранил мальчишескую улыбку, даже намёк на ямочку на одной щеке. Он оказывается везде бывал, причём не раз, и рассказывал об этом так живописно, что Аня предположила, что он турагент. А как он настаивал, чтоб они не пропустили экскурсии в Севилью и в Сантьяго де Компостела... - Он наверняка турагент, - предположила она. - И такое лёгкое, приятное, а может и полезное знакомство... Еще бокал вина, и ещё… Беседа затянулась. Вот уже и Рита, скучая и позёвывая, ушла в каюту... А к часу ночи Аня была в незнакомца почти влюблена. - Лёгкий летний роман, - думала она. - Почему я не могу позволить себе лёгкий роман, тем более, что спать всё равно надо с Риткой в одной каюте... Самое смешное, что мы даже толком не представились, и протянула руку. - Анна. Приятно познакомиться. - Ганс. Из Кёльна. Мне тоже.