Оно всякий раз ударяет меня по башке. Я отвожу глаза от зеркала, плещу воду себе в лицо — ему в лицо. Поскольку это по-прежнему не Я. Потом я выпрямляюсь и вновь смотрю в зеркало. Но на сей раз быстро отрываюсь от него и выхожу из ванной. Опасные штуки эти зеркала. Надо их остерегаться. Если потеряешь бдительность, можно там застрять. Они гипнотизируют тебя, затягивают туда, где нет ничего реального, в особенности тебя самого. Вырваться оттуда трудно. Но я смог. Я сижу на краю кровати и размышляю. Часы показывают 3:35. Через несколько часов начнут происходить всякие вещи, и мне надо быть начеку, быть готовым к чему угодно. Но я точно знал, что не смогу уснуть. Я выглянул в окно. Нью-Йорк тоже не спал. Он никогда не спит. Как поется в песне. Разве не здорово, когда что-то оправдывает свою репутацию? Я подумывал о том, чтобы выйти на улицу, может быть, прошвырнуться по городу в ритме паркура. Обычно от этого у меня прояснялась голова, уходила тревога. Но сейчас? Это было слишком похоже на бегство от чего-то. Поэтому я остался сидеть на краю кровати. Просто сидел. Через некоторое время я растянулся на кровати, подложив руки под голову. Я лежал и думал о том, что мне предстоит сделать утром. Долго я так лежал, представляя, как буду это делать, говоря себе, что все будет хорошо, что все у меня получится и не о чем беспокоиться. Я вновь и вновь повторял себе эти слова, пока в окне не забрезжило утро. Тогда я встал и отправился выполнять свой план. Глава 15 — Прошу вас, не удивляйтесь, — сказала Катрина Рэндаллу, ведя его в дом по обсаженной розами дорожке. — Право, это всего лишь дом. — Нет, дом — это место, где люди живут, — возразил Рэндалл, поднимая взгляд к фасаду, сверкающему стеклом и металлом. — Ради всего святого, я ведь здесь живу. — Мм… нет, — ответил он. — Это замок. Полагаю, в подобном месте можно только обитать. Катрина открыла рот, собираясь возразить, что, мол, никакая она не принцесса, но как раз в нужный момент уловила выражение его лица, с каким человек пытается сохранить серьезность, произнося шутку, не всегда доступную пониманию слушателя. — В таком случае, — подыгрывая ему, несколько чопорно сказала она, — мне придется потребовать, чтобы вы преклонили колени. — Ой! — воскликнул Рэндалл и добавил: — Согласен, ваша светлость. И, словно присоединенные к одному выключателю, они весело в унисон расхохотались. Именно в этот момент Катрина поняла, что они очень хорошо поладят. И на протяжении последующих нескольких часов она не изменила своего мнения. Она провела Рэндалла по всему полупустому дому, и он все внимательно рассматривал, делая заметки в небольшом планшете, который использовал также для фотографирования. И все это время они обменивались шуточками, обнаружив, что им обоим присуще несколько эксцентричное, причудливое чувство юмора. Катрина убедилась в том, что Рэндалл именно такой, каким показался ей при первой встрече. Несмотря на свой профессионализм и осведомленность, он был теплым, человечным — и да, черт возьми, очаровательным! За те несколько часов, что они провели, расхаживая по дому и составляя предварительные планы, Катрина осознала, что улыбалась чаще, чем за предыдущие полгода. А в конце дня Катрина смотрела, как он идет по дорожке, и думала: «Мне и правда нравится этот парень». Но тонкий сердитый голосок у нее в голове упрекал ее за то, что она, глядя, как Рэндалл забирается в машину, задержалась взглядом на его заднице. Этот голосок нашептывал: «Смотри не увлекайся им чересчур». Неделя шла за неделей, и ее чувство росло. Катрина говорила себе, что это дружба — две души, у которых много общего и которые симпатизируют друг другу. Но когда в перерывах между деловыми поездками домой приезжал Майкл, она поневоле сравнивала его с Рэндаллом. И ее муж не выигрывал от этого сравнения. Рэндалл был настолько более… милым. Приятным. Забавным, очаровательным, внимательным. И если быть честной с собой, он был к тому же гораздо более привлекательным. Не то чтобы она собиралась что-то с этим делать. Пусть даже она и думала, что он может испытывать к ней нечто подобное. Она ведь не юная девушка. Она взрослая замужняя женщина, и, как говаривал ее дед, «ее постель уже постелена, и пусть она в ней и лежит, черт возьми». Однако время от времени, глядя на Рэндалла, она ощущала, как у нее внутри разливается тепло, и это не было похоже на дружбу. И хотя она гнала это чувство прочь, оно всегда возвращалось. «У меня никогда ничего с ним не будет, — говорила она себе. — Это дурно, это адюльтер, и этого не случится». Но она продолжала об этом думать. * * * Майкл Хобсон — это проблема. Помеха. Камень преткновения, препятствие, заминка, преграда. Подонок у меня на пути. Только я считаю его подонком? Потому что он оказался у меня на пути? Возможно. Все прочие считают Майкла Хобсона хорошим человеком. Он жертвовал много денег на благотворительность, особенно на благотворительность для детей. «Загадай желание», Фонд защиты детей, «Марш десятицентовиков», детская больница Сент-Джуд — у всех Майкл был на кнопке быстрого дозвона. На этом он не останавливался, он жертвовал также свое время. Он работал в судах в качестве адвоката детей, не ладивших с законом. Он всегда говорил, что дети — это важно, что он обязательно должен помогать им. Но грандиозное великодушие Майкла не ограничивалось помощью детям. Он был слишком хорош для этого. Для полноты картины добавим, что он много работал на общественных началах над проектом «Невиновность». Так что любой, заглянувший в его досье, вынужден был признать: Майкл делает все, на что способен истинно добродетельный человек, и даже больше того. Долбаный святой! И вся эта бесплатная работа означала потерянные оплачиваемые часы. При его гонорарах это были огромные упущенные деньги. Не то чтобы деньги имеют такое значение, верно? В смысле, когда занимаешься любимым делом, помогаешь детям. И во всяком случае, Майкл мог себе это позволить. Поскольку, будучи одним из ведущих юристов по корпоративному праву Нью-Йорк-Сити, он зарабатывал ежегодно восьмизначную сумму. И было еще больше, гораздо больше. В одном из своих ранних дел он защищал главу крупного хеджевого фонда. Мужик был настоящим мерзавцем, и его поймали с поличным. Однако Майкл Хобсон пошел против федерального прокурора, намеревавшегося выставить свою кандидатуру на выборах, и выиграл это дело. Мерзавец или нет, генеральный директор фонда из благодарности позволил Майклу участвовать в нескольких весьма прибыльных сделках. Как это бывает лишь в теневых хеджевых фондах, с годами прибыль выросла до суммы, которая впечатлила бы даже какого-нибудь саудовского принца. Так что, несмотря на благотворительную деятельность на общественных началах, у Майкла оставалась еще куча денег, и он не стеснялся тратить их. Есть такое старое высказывание, что, мол, Беверли-Хиллз демонстрируют, что сделал бы Господь, будь у Него деньги. Майкл мог бы показать Господу несколько чудес. Он выстроил огромный современный особняк на побережье в Коннектикуте на тридцати акрах лесистого участка, который спускается к воде и выходит прямо на Лонг-Айленд. Стены из стекла и стали и двадцать четыре тысячи квадратных футов площади внутреннего пространства. К воде ведет дорожка, обсаженная розами, а у причала качается на воде прекрасная спортивная пятидесятифутовая яхта «Маркиз». Есть также конюшня и паддок для лошадей, большой гараж на восемь автомобилей и огромный переливной бассейн, к нему примыкает подогреваемый бассейн с гидромассажем и домик для переодевания, который больше по площади и лучше обставлен, чем большинство домов среднего класса. Внутри большой особняк представляет собой «умный дом», управляемый с компьютера. С помощью пароля и команд можно заставить его выполнять любые задания. Например, испечь пирог и затем вымыть тарелки, если вы загрузите их в посудомоечную машину. Так что Майклу в самом деле не нужна была домашняя прислуга, которая слонялась бы по дому и нарушала его личное пространство. Майкл любил уединенность. Можно сказать, он в ней нуждался. В доме был также высокотехнологичный винный погреб с контролем температуры, гигантская кухня, которой позавидовал бы любой шеф-повар, и полностью оснащенный спортивный зал. В одной из комнат размещался домашний кинотеатр, более роскошный и лучше оснащенный, чем просмотровый зал крупного киномагната. В кинозале имелось как самое современное электронное оборудование, так и ряд старомодных проекторов для показа старых классических фильмов, снятых на пленку 16 и 35 миллиметров. Обширная фильмотека хранилась в соседнем помещении с температурным контролем. Как я и говорил. Совершенно потрясающий дом. Обставленный и украшенный невероятно богатой особой, которой нравилось тратить на него деньги. И Майкл проявил по-настоящему хороший вкус, совершил выгодную сделку, выбрав себе статусную супругу. Она не была глупой красоткой с имплантами, бывшей стриптизершей, позже взявшей второе место на конкурсе «Мисс Манго 2015». Нет, Майкл женился на наследнице одного из богатейших состояний Америки. Жена Майкла была женщиной с прекрасным воспитанием, изысканным вкусом — и огромным собственным трастовым фондом. Так что, присмотревшись, можно было понять, что у Майкла Хобсона было все. Его даже нельзя было за это ненавидеть, поскольку он жертвовал много средств на детей и тому подобное. Его действительно можно было принять за героя современной городской легенды, и он в самом деле казался таким, каким все его считали, — по-настоящему хорошим человеком. Таким парнем, кого не могли испортить большие деньги. Живой святой. Тем не менее я убил его. Некоторым парням нравится убивать. Я к ним не отношусь. В смысле, если этому суждено случиться, если пора смываться или проваливается дело — о’кей, простите, больше повезет в следующей жизни. Но на самом деле мне не нравится убивать. И я понимаю, это должно меня беспокоить. Но не беспокоит. Прямо перед этим я как будто перестаю быть собой. На меня накатывает Тьма — как психическая броня. Я оказываюсь внутри ее и уже не сам творю все дела. Словно я смотрю фильм в маленьком темном кинотеатре. Не то чтобы меня это забавляло, обычно я сначала ищу какой-то другой выход. На сей раз я особо и не пытался. С Майклом Хобсоном другого способа не было. А что более важно, этот гнусный подонок заслуживал смерти. И я не возражал против того, чтобы он умер. Он все упростил. Не потому, что сам напросился. Но была середина ночи, и он только что прилетел из Абу-Даби — с какой-то конференции. Приехав домой, он не пошел наверх повидаться с женой. Никакого «Привет, милая, я приехал», это не про Майкла Хобсона. Он, как всегда, отправился прямиком в свой звуконепроницаемый кабинет, сел за стол и принялся за работу. Должно быть, он устал. Так устал, что сел спиной к двери, рассчитывая на систему охраны. Должен сказать, это почти всегда промах. Для Майкла уж точно. Он включил систему и решил, что на этом все кончается. Для него так оно и случилось. Майкл сидел за столом, уставившись в экран компьютера, и изо всех сил пытался сосредоточиться, он смертельно устал и не услышал бы меня, даже если бы я пришел с духовым оркестром. Как я уже говорил, чересчур легко, и это всегда выбивает меня из колеи. Итак, на несколько секунд я остановился в дверном проеме и осмотрелся по сторонам. Система охраны была хорошей. Однако не настолько хорошей, чтобы я не смог взломать ее. Что я и сделал. Это было высокотехнологичное оборудование, но в целом стандартное. Удивительно, как много дерьма продают людям, которые могли бы позволить себе что-нибудь получше. Во всяком случае, никаких сюрпризов не было, и я не сомневался, что отключил все датчики, камеры, всю систему. Но я потратил какое-то время, чтобы оглядеть кабинет и удостовериться. Майкл сделал свою берлогу по высшему классу. Красивая комната, отделанная во вполне определенном мужском вкусе — классическая кожа и темное дерево — безо всякой оглядки на затраты. Две стены от пола до потолка занимали книжные полки из красного дерева, заполненные юридической литературой и другими справочными изданиями. Одна стена, полностью застекленная, выходила на лесистый откос, спускающийся к проливу Лонг-Айленда. На стене напротив окна висела картина, которую я тотчас узнал. Это была одна из эротических картин Эдуара Анри Авриля. Некоторые из них продаются по приличной цене. На ней был изображен зрелый мужчина, а с ним — совсем молодой. Она была похожа на оригинал. Я не заметил никаких дополнительных мер безопасности и успокоился. Закрыв за собой дверь, я перевел дух. А потом… На меня надвинулась Тьма. Я погрузился в нее. Я смотрел, как мои ноги бесшумно движутся по полу. Я подошел ближе… Майкл Хобсон продолжал пялиться на экран компьютера, словно от него зависела его жизнь. Не зависела. Но это помогло мне прикончить его. Он не представлял себе, что я здесь. Зевнув, он потянулся, и я замер. Но потом он сразу обратился к экрану. Я проскользнул на место за его спиной, а он по-прежнему ничего не замечал. Но он, черт побери, заметил, когда я зажал ему рот рукой в перчатке. И заметил даже больше, когда я всадил ему в шею острое как бритва лезвие. В сущности, он ощущал это целых пятнадцать секунд, пока я всаживал и вынимал лезвие еще несколько раз. На самом деле необходимости в этом не было. Мой первый удар был идеальным. Он пришелся в нужное место и перерубил ему позвоночник. Следующие удары были только для вида. Майкл пытался сопротивляться, освободиться от руки в перчатке. Пытался, но по какой-то причине конечности не слушались его. Вероятно, из-за перерезанных нервов позвоночника. Пока он еще сидел, время от времени дергаясь. Но вскоре взгляд его потускнел и тело обмякло. Майкл Хобсон перестал сопротивляться, соскальзывая по длинной темной кривой в небытие. Я был уверен, что он мертв. Тот первый удар ножом был нанесен идеально. Но тем не менее я немного подождал. Не из суеверия или страха. Я и раньше наблюдал ужасное и прекрасное путешествие в смерть по Темному Туннелю. Меня это не волнует. Но на всякий случай я подождал еще минуту. И через минуту я убедился в том, что Майкл Хобсон мертв. Вот так просто Тьма отступила. Прищурившись, я посмотрел на мертвое тело. Все это уже не имело значения. Просто пустой костюм, а мне предстояла реальная работа. Мне предстояло написать полотно. «Натюрморт с мертвым подонком». И каждый мазок надлежало сделать идеально точно. Я начал с безжизненного тела. Я отпустил его, и голова Майкла упала вперед, стукнувшись о клавиатуру компьютера. Отступив на шаг, я оглядел труп. Что-то было не так — создавалось впечатление, что я его уронил. В смысле, я действительно уронил, но мне не хотелось, чтобы это было заметно. Я переместил одну его руку, чтобы казалось, будто он поднял ее для защиты, а затем уронил, когда умер. Картина стала намного лучше. Затем я достал из кармана куртки маленький пластиковый пакет зип-лок. Внутри лежал небольшой кусочек ленты, по виду напоминающей обычный скотч. Но это был не скотч, а специальная штуковина, хорошо известная судебным спецам, для снятия отпечатков пальцев. Я осторожно вынул ленту из пакета. Потом приложил ее к рукоятке ножа, торчащего из спины Хобсона. И аккуратно потер ленту снаружи. После чего с той же осторожностью снял ленту и осмотрел ее. На рукоятке ножа теперь были четко видны отпечатки со следами светло-коричневого порошка. Именно там, где они и должны были быть. Я положил ленту в пакет, а пакет в карман. Из другого кармана я достал второй пластиковый пакет. Открыв его, я извлек несколько тонких волокон, тоньше и легче проволоки, — волоски. Человеческие волосы, принадлежащие одной особенной персоне. Один волосок я положил около рукоятки ножа, один на пол рядом со столом, и еще два на руку мертвого чувака и его рубашку спереди. Я вновь отступил назад и посмотрел: пока все было идеально. А теперь о контрольном выстреле. Я выдвинул картотечный ящик с левой стороны стола. К задней части ящика скотчем была приклеена флешка. Я поднял ее и рассмотрел. Да. Это были Деньги. На флешке заглавными буквами было написано «ИСТИННЫЙ НАСТАВНИК». Майкл прятал флешку в таком месте, где ее никто не нашел бы, но откуда он сам мог легко ее достать, если захочется посмотреть. Что он делал часто. Это и был настоящий Майкл Хобсон. — Подонок, — тихо произнес я. Одно то, что я держал флешку в руке, вызвало у меня желание еще раз прикончить его. Но впереди предстояла работа. Пока меня не стошнило и я не испортил всю картину, я вставил флешку в USB-порт компьютера. Пользоваться клавиатурой было немного не с руки. Мешала лежавшая на ней неподвижная голова. Но мне это удалось. Через несколько секунд на экране появилось изображение. Я не хотел смотреть, но надо было удостовериться. Это были те самые фотографии. — Долбаный подонок! — не в силах сдержаться, вновь прошептал я.